Читаем без скачивания Пираты Венеры - Эдгар Берроуз

Я все еще находился под впечатлением прекрасного произведения, настоящего памятника искусства резьбы по дереву, когда Дюран и Тофар вернулись и жестом указали Олсару, Камлоту и мне следовать за ними — внутрь гигантского дерева. По широким коридорам мы прошли через несколько больших комнат к началу великолепной лестницы, по которой спустились на другой этаж. Комнаты на периферии дерева освещались через окна. Внутренние комнаты и коридоры были освещены такими же лампами, которые я видел в доме Дюрана.

Спустившись с лестницы, мы подошли к двери, перед которой стояли двое мужчин, вооруженных копьями и мечами. Дверь распахнулась. Мы вошли в большое помещение и остановились на пороге.У противоположной стены комнаты, скорее похожей на большой зал, за столом у огромного окна, сидел человек.

Мои спутники замерли в почтительном молчании, пока человек за столом не поднял голову и не заговорил с ними. Тогда они пересекли комнату, ведя меня с собой, и остановились перед столом.

Он вежливо заговорил с моими спутниками, обратившись к каждому по имени. Когда они отвечали, то называли его Джонг. Это был человек такой же приятной наружности, как и все венериане, которых я видел до сих пор, но обладающий непривычно властным выражением лица и повелительными манерами. Его одежда была такой же, как у других венерианских мужчин. Единственным отличием была повязка, которая поддерживала круглый металлический диск в центре его лба. Заинтересованно и внимательно он рассматривал меня, пока слушал Дюрана, который, вне сомнениия, рассказывал историю моего странного и внезапного появления прошлой ночью.

Когда Дюран закончил, человек, которого называли Джонг, заговорил со мной. Его манера обращения была серьезна, интонации мягки. Я из вежливости ответил, хотя и знал, что меня поймут не лучше, чем я его. Он улыбнулся и покачал головой, затем вступил в обсуждение с остальными. Через несколько минут он ударил в металлический гонг, который стоял на столе, встал, и обойдя стол, подошел ко мне. Он внимательно осмотрел мою одежду, кожу моего лица и рук, потрогал волосы и заставил меня открыть рот, чтобы посмотреть на зубы. Мне это напомнило лошадиный или невольничий рынок. «Возможно», — подумал я, —«второе подходит больше».

Вошел человек, с моей точки зрения, похожий на слугу. Он получил какие-то инструкции от Джонга и снова вышел, а я снова стал объектом тщательного изучения. Моя борода, которой было уже больше суток, вызвала множество комментариев. Моя борода — не очень симпатичное зрелище, вырастает она какая-то жидкая и рыжеватая, поэтому я стараюсь бриться ежедневно, когда у меня есть для этого необходимые приборы.

Не могу утверждать, что мне понравился этот осмотр. Однако манера, с которой он проводился, была столь далека от намеренной грубости или невежливости, а мое положение здесь столь деликатным, что я счел за благо не сопротивляться. Хорошо, что я поступил так. Впрочем, никакой фамильярности со стороны мужчины, названного Джонгом, не мог бы заметить самый придирчивый человек.

Дверь справа от меня отворилась, и вошел еще один венерианин. Я предположил, что его позвал недавно отпущенный слуга. Вновь прибывший был очень похож на остальных — симпатичный мужчина лет тридцати. Существуют противники однообразия; для меня же красота никогда не может быть однообразной и скучной, даже если красивые предметы внешне одинаковы. Венерианцы, которых я встречал, были, к тому же, все-таки разными. Все были красивы, но каждый по-своему.

Человек, названый Джонгом, говорил со вновь прибывшим несколько минут, очевидно, пересказывая ему все, что знал обо мне, и отдавая распоряжения. Когда Джонг закончил, тот знаком велел мне следовать за ним, и мы перешли в другую комнату на том же этаже. В ней было три больших окна, несколько письменых столов и стулья. Большая часть пространства вдоль стен была занята полками. На полках же стояли предметы, которые не могли быть ничем иным, как книгами — тысячи и тысячи книг!

Последующие три недели были восхитительны и столь интересны, как никакие другие в моей жизни. На протяжении этого времени Данус (так звали человека, в чье распоряжение я был отдан) обучил меня венерианскому языку и рассказал многое о планете, о людях, среди которых я оказался, и об их истории.

Я нашел венерианский язык легким, но здесь я не стану описывать его подробно. Алфавит состоит из двадцати четырех знаков, пять из которых — гласные. Это единственные гласные, которые способны воспроизводить речевые органы венерианцев. Все знаки алфавита равноценны, заглавных букв нет. Их система знаков препинания отличается от английской и, возможно, более практична. Например, едва вы начинаете читать предложение, как уже знаете, является ли оно восклицанием, вопросом, ответом на вопрос, или просто утверждением. Более всего эта система графики напоминала мне новую испанскую. Символы, значение которых подобно запятой и точке с запятой, используются так же часто, как и у нас. Двоеточия нет. Их знак, выполняющий функцию нашей точки, завершает каждое предложение. Вопросительный и восклицательный знаки предшествуют предложениям, суть которых они определяют.

Особенность их языка, которая делает его простым для изучения, заключается в отсутствиии неправильных глаголов. Корневая основа глагола никогда не меняется в соответствии с залогом, наклонением, временем, числом или лицом. Эти различия достигаются при помощи нескольких простых дополнительных слов.

Одновременно с изучением разговорного языка моих хозяев я также учился читать и писать на нем. Я провел множество восхитительных часов в огромной библиотеке, находившейся в ведении Дануса, пока мой наставник был занят другими своими обязанностями. А обязанностей у него было немало. Он был главным терапевтом и хирургом страны, личным терапевтом и хирургом короля, да к тому же еще и главой колледжа медицины и хирургии.

Как только я немного научился говорить на его языке, Данус задал мне вопрос, откуда я прибыл. Когда я сказал ему, что прибыл из другого мира, который находится на расстоянии более двадцати шести миллионов миль от его родной Амтор — под этим именем венериане знают свою планету, — он недоверчиво покачал головой.

— Вне пределов Амтор нет жизни, — сказал он. — Как может быть жизнь там, где сплошной огонь?

— Что говорит ваша наука о.., — начал было я, но мне пришлось остановиться. Не существует амторианского слова, обозначающего вселенную, так же, как нет названий для солнца, луны, звезд или планет. Грандиозная картина неба, к которой мы так привыкли, никогда не была доступна обитателям Венеры, поскольку планета вечно скрыта под двойным слоем непроницаемых облаков, окружающих ее. И мне пришлось начать сначала.