Читаем без скачивания Моя Лоботомия - Чарльз Флеминг, Говард Далли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мы были настоящей семьей из Лос-Альтос, поэтому нам нужно было поддерживать видимость.
На улице Готорн было все немного непринужденнее. Там была самодельная третья спальня, где спал Бинки. Там был самодельный бассейн. Когда мой отец решил построить его, он снес старый забор и поставил бассейн прямо на переднем дворе. Он повесил на нем табличку: “МЫ НЕ ПЛАВАЕМ В ВАШЕМ ТУАЛЕТЕ, ПОЖАЛУЙСТА, НЕ ПИСАЙТЕ В НАШ БАССЕЙН”.
Но теперь мы были людьми из Лос-Альтос, живущими в настоящем доме Лос-Альтос. Его владельцами были Винчестеры. В переднем дворе на улице Эджвуд не предвиделось никакого бассейна. Нам даже почти не разрешалось играть на переднем дворе. На самом деле, по приказу Лу, нам вообще не разрешалось выходить из передней двери. Когда мы хотели выйти наружу спереди дома, мы должны были использовать служебный вход.
Переезд на Эджвуд также означал, что нам пришлось одеваться иначе. Это было частью поддержания внешнего вида. Теперь мы жили среди богатых людей. Поэтому Лу и мой папа заставляли меня носить кордовые штаны и рубашку с кнопками в школу каждый день. Зеленые кордовые штаны и зеленая кордовая куртка! Мне было девять лет. Что случилось с джинсами и футболкой? Ведь все другие дети носили именно это. Именно это я хотел носить. Это хотел носить каждый ребенок в Америке. Мы хотели выглядеть как Джеймс Дин, а не маленький лорд Фонтлерой.
Но мы поддерживали внешний вид.
Лу также начала красиво обставлять дом. У нее была слабость к мебели из вишневого дерева, и она искала в антикварных магазинах, распродажах имущества и сельских распродажах доступные предметы. Вскоре нижняя часть нашего особняка действительно стала выглядеть как особняк. Нужно ли говорить, что нам говорили держаться подальше от мебели из вишневого дерева, никогда не трогать эту мебель из вишневого дерева.
Лу была действительно одержима такими вещами. У нее было множество правил о поддержании чистоты в доме. В столовую совсем нельзя было заходить. Мебель была особенной и дорогой, и касаться ее было запрещено. Вы могли идти из гостиной на кухню или наоборот, но никогда через столовую. Также нам полагалось не заходить друг к другу в комнаты, и нам никогда не разрешалось заходить в ее швейную комнату.
Правила ужина стали строже тоже. На обеденном столе разговаривать было разрешено только в том случае, если вас обратились с вопросом. Вы должны были держать локти на столе и салфетку на коленях. Время приема пищи было напряженным.
Если мой папа был дома на ужин, он требовал полного отчета о вашем дне: что случилось в школе? Вы сделали домашнее задание? В остальное время мы ужинали почти без разговоров. Лу раздавала еду, и мы сидели, я, Джордж, Брайан и Лу, не разговаривая. Если мы делали что-то неправильно, нас наказывали.
Для меня, переехав на Эджвуд, все изменилось и ничего не изменилось. Я оставался тем же человеком. Итак, я делал что-то неправильно и меня наказывали. Я проводил много времени в своей комнате. Лу не нравились мои манеры за столом. Ей не нравилось, какой я был неугомонный, и пребывание в большом роскошном доме на Эджвуде, доме Винчестеров, со всей этой вишневой мебелью, только усугубляло ситуацию. Думаю, я стыдил ее. Вроде того, что у дамы с красивым викторианским домом на Эджвуде должны быть дети с прекрасными манерами.
У меня не было прекрасных манер. Никто не учил меня прекрасным манерам. Я был большим ребенком, и я был голодным ребенком, и когда приходило время есть, я принимался за дело. Я объедался.
Лу это не нравилось. Ей не нравилось, что я бездельничал с Джорджем, дразнил Брайана или шутил за обеденным столом.
Так что она начала заставлять меня ужинать в одиночестве. Я ел в завтраковой угловой зоне, прежде чем другие дети садились есть. Меня отправляли в свою комнату, пока остальные дети ужинали. Иногда ночами мы вообще не были вместе. Я получал свой ужин на кухне. Затем Лу подавала что-то Брайану и Джорджу. Она кормила младенца наверху. Затем мой отец приходил поздно и ел в гостиной, перед телевизором. К тому времени меня обычно уже отправляли в свою комнату за тот или иной проступок.
Я помню, что часто чувствовал себя очень грустным и отверженным. Я слышал, как работает телевизор внизу. Я слышал смех Брайана и Джорджа, когда они смотрели Disneyland или «Отец знает лучше». Я слышал музыку из шоу «Gunsmoke» или «Питер Ганн» или «Dragnet». Я чувствовал себя изолированным, одиноким и несчастным. И злым. Это было несправедливо.
Меня всегда наказывали за то, что делали мои братья. Я также не получал поощрения, как мои братья, особенно Джордж. Когда мой отец построил бассейн на Хоторн, Джордж получил уроки плавания. Я же должен был учиться сам. Когда мы переехали на Эджвуд, Джордж получил новый десятискоростной велосипед. Я получил бывший в употреблении велосипед, который мой отец купил и сам перекрасил.
Что было таким особенным в Джордже? Что было так плохо со мной? Почему я не заслуживал нового велосипеда?
Спустя годы я узнал, что особенные вещи для Джорджа приходили от его отца — Реда Кокса. Джордж проводил много выходных в гостях у Реда и его новой жены, и на Рождество или на день рождения он получал вещи типа нового велосипеда или новой бейсбольной перчатки — от своего отца. Его отец оплатил его уроки плавания. Если бы мне кто-то объяснил это, я бы, возможно, понял. Но мне никто не говорил об этом.
Так что, естественно, я представлял себе, что меня воспринимают как человека второго сорта, потому что я был человеком второго сорта. Я думал, что они просто не любили меня так сильно, как любили Джорджа. Я был недостаточно хорош.
Это, конечно, была не вся история. Я узнал спустя годы, что Ред практически не платил алиментов на детей или на содержание супруги. Подарки, которые он давал Джорджу, могли быть яркими, но их было очень мало. Джордж позже сказал мне, что его отец не увлекался Рождеством или днями рождениями, и иногда вообще не дарил ему подарков. Он также сказал мне, что его отец был настоящим алкоголиком, который иногда напивался и пьянствовал на протяжении нескольких дней. (Алкоголизм был распространен в этой семье. Отец Реда тоже был пьяницей, сказал Джордж. Таким был и отец Лу. Джордж сказал,
