Читаем без скачивания Отморозки: Новый эталон - Андрей Земляной
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вы так говорите… словно знаете всё наперёд, – Сталин, не торопясь, вынул трубку и стал набивать её табаком, что всегда было знаком того, что он сильно задумался.
– Уже нет, – Львов усмехнулся. – История пошла по другому пути. Что-то возможно произойдёт так, как и было. А что-то сильно изменится. И тогда вы, товарищ генеральный секретарь Коммунистической партии большевиков, выберете, в кого нужно стрелять, что строить и строить ли вообще.
В каюте повисла тишина. Оба собеседника вперились глазами друг в друга… Прошла минута, другая…
– Сдаюсь, – прохрипел Львов, опуская глаза и чуть не свалившись со стула.
Сталин подхватил его, усадил назад…
– Я запомню ваши слова, товарищ Львов, – голос его звучал глухо, словно через слой ваты. – Я хорошо их запомню…
«Алатырь-камень» пришел в Красноярск ночью. Основную партию похищенных ссыльных разместили в трактирах на Старобазарной площади, а больной Спандарян, Львов с половиной бойцов и Сталин поселились в гостинице «Россия»[45]. К больному тут же вызвали врача, бойцы привычно встали на боевое дежурство, а Львов и Сталин сидели в номере и играли в шахматы. Делать было нечего: поезд на Петроград отправлялся лишь поздно ночью…
Околоточный надзиратель Огурцов, получивший известие о прибытии «Алатырь-камня», заторопился. Надо, обязательно надо найти генерала Львова – дай бог ему всего самого лучшего! Ведь не просто же так его превосходительство поставил его, Огурцова, отвечать за Нахаловку. Надо показать, что не ошибся генерал, что Огурцов – человек полезный и преданный…
Собрать подношение – дело недолгое, тем более что Огурцов озаботился этим заранее. И собрал, кажется, достойно – в грязь лицом не ударишь, и все равно – ноги точно ватные, подгибаются, когда только-только еще к «России» подошел. Как на этаже этого зауряд-прапорщика увидал, который тогда ножом… ох, святители! И вспомнить-то страшно. А этот, усатый, улыбается так – узнал…
– Господин околоточный? Добро пожаловать… – И под ручку, под ручку…
У Огурцова сердце не то, что в пятки – сквозь землю-матушку провалилось. Рукой дрожащей вытащил из кармана двадцатипятирублевку и сунул ее усатому. Тот осклабился, зубы показывает:
– Никак к командиру, к его превосходительству Львову?
Язык отнялся. Только и смог кивнуть Огурцов да промычать что-то жалобное. И сверток с подношением показал. Усатый зауряд-прапорщик кивнул, ухмыльнулся чему-то:
– Так проходи, мил-человек. Их превосходительство в нумере сидят, чай пить изволят…
Слава тебе, господи! Один, значит. Один на один такое сподручнее – подношеньице-то…
Поскребся Огурцов в дверь, услышал, как рыкнул генерал: «Кто там телепается? Заходи!», воздуха в грудь набрал и вошел…
И обмер: генерал-то – не один вовсе. Насупротив него сидит за столом мужчина вальяжный, с усами чернющими, а волос на голове – в рыжину отдает. И когда б незнакомый, мужчина тот, а так-то ведь… Джугашвили это, грузин! Банк еще брал, и об том еще циркуляр был, о билетах петровских!.. Как же это, царица небесная?!
– А-ва-ва-ва…
Посмотрел генерал, усмехнулся:
– А, Огурцов? Что? Неужто не слушают тебя вахлаки местные? Смерти захотели? Так это мы – мигом… – И позвал: – Эй, кто там?! Чапаева ко мне!
Замотал головой Огурцов и с трудом просипел:
– Никак нет, ваше высокопревосходительство… Имеют страх варнаки… Вот, велели поклониться вашей милости… вашему сиятельству…
Поди ведь генерал не просто так – Львов, а из самих князей Львовых… А грузин… Так верно – тоже князь. Знающие люди говорили: у их на Кавказских горах кажный – князь. Хотя раз энтот с генералом сидит – верно, князь натуральный. Поди еще из царей грузинских… Ох, ты, да неужели?!!
Вспотел Огурцов, когда догадался. Верно, князь Львов с этим князем Джугашвили вместе банк-то и ограбили… Верное слово! И приехал генерал сюда не просто так, а дружка-то своего вытащить!
Околоточный с уважением посмотрел на грузина. Ишь ты, не выдал, значит, подельничка. Один в ссылку туруханскую пошел, а дружка своего с собой не потянул. Верно говорят: горские люди – народ верный, дружбу крепко блюдут…
А генерал тем временем повернулся к другу своему и говорит:
– Знакомьтесь. Это вот – околоточный надзиратель Огурцов. Я тут его вроде как смотрящим над местными урками поставил.
Слово незнакомое – «урка». Должно, французское…
Грузин голову наклонил:
– Джугашвили, – говорит.
А у Огурцова язык снова отнялся, только часто-часто закивал да и пакет из вощеной бумаги на край стола и положил.
Генерал взглянул на Огурцова, разорвал вощенку пальцами железными и деньги на стол вывалил. Посмотрел:
– Тысяч сорок – сорок пять?
Голос вернулся, и зачастил околоточный:
– Сорок шесть, ваше сиятельство, сорок шесть. Не извольте сомневаться: копеечка в копеечку. Это народишко велел, поклониться, значит…
– Неплохо, неплохо, – кивнул генерал головой. – Да вы присаживайтесь, Огурцов. Чайку?
– Не смею-с…
Пожал плечами генерал:
– Ну, дело ваше. Что-то еще?
– Народишко интересуется: коли мы, по скудоумию своему, сами не решим, дозволите ли правды у вас поискать?
Генерал бровь приподнял, а грузин хмыкнул.
– Ну а почему же нет? – спросил Львов. – Правда – штука нужная. Заходи, Огурцов, без церемоний. Правды отсыплем – всем раздашь, никого не обидишь…
Огурцов задом-задом, точно рак попятился к двери, а генерал ему вслед:
– Передай уркам, Огурцов: большевиков не трогать и помогать всемерно. Ясно?
– Так точно, ваше высокопревосходительство! – рявкнул из последних сил Огурцов, а сам – за дверь и бегом. К тому самому, усатому. Все ему обсказал, все пояснил и попросил передать генералу, что следующее подношение только зимой будет. К Рождеству, значит… Усатый попроще: пообещал, что ежели кто Огурцову что, так он лично из Питера прикатит и сам тут всем так!.. Небо им с овчинку станет… Околоточный аж прослезился: вот же человек! Все понимает! В следующий раз «катеньку» поднесть надо!..
– …Вот так, – усмехнулся Львов и разделил деньги на две равные кучки. – Двадцать три тысячи – на дивизию, и столько же – на партию.
– Умеешь ты с людьми общий язык находить, – в свою очередь усмехнулся Сталин. – Глеб, что ты этому околоточному сделал, что он тебе такие деньги притащил? Ты пояснял, но я как-то недопонял…
– А он теперь старший над всем местным преступным миром, – беззаботно махнул рукой Львов. – Я сказал местным урлоидам, что если он мне на них пожалуется – приеду вместе с полком и сожгу всех к нехорошей маме…
– А-а, так ты их лично убеждал? Тогда мало принесли…
И оба засмеялись…
5
День рождения Наследника Цесаревича. Назначение Наследника ЦесаревичаЕго Императорское Высочество Наследник Цесаревич Великий Князь Алексей Николаевич назначается шефом 89-го пехотного Беломорского полка и 1-го Волжского полка Терского казачьего войска, которым именоваться впредь 89-м пехотным Его Императорского Высочества Наследника Цесаревича полком и 1-м Его Императорского Высочества полком Терского казачьего войска.
«Русское слово» от 13 августа 1916 г.Сбор опияС первых чисел июля начался в Приморской области сбор опия, посев которого, как известно, воспрещен законом. В местах, более или менее населенных, посев мака маскировался кукурузой и подсолнечниками, но по северному побережью области белые, в цвету, поля мака разбросаны повсюду. Уже начиная от б. Кангауз до м. Майдля можно через каждые 3–4 версты встретить полдесятины – десятину мака.
Как передают «Н. Ж.», крестьяне сдавали под мак землю от 80 до 200 рублей за десятину.
В связи с начавшимся сбором опия в районах появились китайцы – скупщики продукта, а вместе с ними по области начали шляться подозрительные партии безработных китайцев.
Опий на местах скупается от 8 до 12 рублей фунт.
В местах, где сбор уже кончен, мак скашивается, сжигается и поле засевается репой. Через 2–3 дня после этого от плантации мака не остается никаких следов, так как поле покрывается густой ботвой репы. Таким образом между китайцами и русской деревней происходит своеобразный обмен: китайцы импортируют к нам маньчжурский спирт (разумеется, контрабандный), а русские снабжают китайцев опиумом. Идиллия!
«Новое время» от 14 августа 1916 г.Дорога назад в Петроград прошла без приключений. В Москве, где вся компания пересаживалась на другой поезд, расстались с больными Доинзоном и Спандаряном. Последнего отправили вместе с выздоравливающим фельдфебелем в Одессу: теплый климат и морской воздух должны были хоть как-то замедлить течение болезни. В дальнейшем Глеб очень рассчитывал на Сашеньку: с ее познаниями об антибиотиках можно было надеяться на благополучный исход. Он лично выписал раненому Доинзону отпускное свидетельство, потом приобнял его за плечи и произнес:
