Читаем без скачивания One Two Three Four. «Битлз» в ритме времени - Крейг Браун

— Кто-то говорит, что это были презервативы на стене, кто-то — что это была какая-то бумага. Короче, начался пожар, их арестовали, потом выслали из страны, отсюда минут десять-пятнадцать до двери с «Rock’n’Roll».

По пути Петер снова рассказывает, что первую свою экскурсию он провел в мае 1967-го, для Джими Хендрикса, а теперь у него по четыре экскурсии в неделю, пятьдесят недель в год. «Уйма экскурсий». Хотя смотреть особо не на что. Все уже не то, что прежде. Прежний только полицейский участок. А так кругом одни воспоминания о воспоминаниях, интересные только самым преданным археологам-битловедам.

В 1967-м, когда Хантер Дэвис впервые спросил у битлов о работе в Гамбурге, они даже не смогли вспомнить, сколько раз туда ездили[88]. С тех пор историки группы постоянно пытаются воссоздать события их жизни в Германии, день за днем, час за часом. Но в хронологии битлов это время такое же древнее, как и Темные века.

Наконец мы останавливаемся у огромных ворот, где знак на английском сообщает: «Не входить». Петер говорит, что водить нас туда ему запрещено, но если мы пройдем на ту сторону сами по себе, то следует сфотографировать первую дверь справа. Стоя у нее, Джон и позировал для фото, которое позднее пошло на конверт его сольного альбома «Rock’n’Roll»[89].

— Удачи вам, первая дверь за воротами, вам пройти нормально, мне нельзя.

Отворив калитку, мы проходим на ту сторону и видим унылое пятиэтажное здание из красного кирпича, которому не помешал бы ремонт. Мы послушно фотографируем дверной проем, хотя сами толком не понимаем, на кой оно нам надо.

Наконец мы останавливаемся у клуба «Индра», который до сих пор каким-то чудом остается клубом с живой музыкой, но внутрь нас не пускают. Табличка у входа на немецком сообщает: «17 августа 1960 года на сцене «Индры» выступали «Битлз». Это были их первые гастроли в Германии и начало великой карьеры».

Тогда мы движемся к «Кайзеркеллеру», у которого висит обрамленная афиша: Rory Storm and the Hurricanes.

— Вот откуда пришел Ринго, — сообщает нам Петер, и мы пытаемся разглядеть его на афише, а Петер показывает фотографию семнадцатилетнего Джорджа с гитарой. — Продана на аукционе «Бонэм» за двести пятьдесят тысяч фунтов, включая налоги и прочее. На прошлой неделе в «Сотбис» контракт Брайана Эпстайна с группой продали за двести тридцать пять тысяч фунтов. Поразительно!

Мы проникаемся и вздыхаем, прикидывая, как столь малое могло вырасти в столь крупное.

— Но в шестьдесят втором «Кайзеркеллер» закрыли и тут сделали дискотеку.

15

Отработав три с половиной месяца в Гамбурге, ребята возвращаются в Ливерпуль, но так и не решаются поведать близким о том, что там произошло, потому как дело выдалось печальное.

Если коротко, то парней переманил из «Кайзеркеллера» владелец конкурирующего клуба. Коварный Кошмидер, желая отомстить, донес в полицию,что Джордж — несовершеннолетний, и его, по закону, депортировали. Дома Джорджу «стало стыдно, ведь он столько успел нахвастать». Затем Кошмидер наклеветал и на Пола с Питом, якобы те устроили поджог в своих комнатах, и тогда их тоже депортировали. 1 декабря 1960-го они вернулись в Ливерпуль — с разбитыми мечтами и без гроша в кармане. Десятью днями позднее приехал и Джон. Стю остался в Германии с Астрид, разойдясь с битлами.

Опала была неожиданной и болезненной. Джон разбудил Мими посреди ночи, бросая камешки в окно ее спальни. «Он протиснулся мимо меня, бросив на ходу: «Заплати за такси, Мими». А я ему вдогонку кричу: «И где же обещанные сто фунтов в неделю, Джон?».

«Ты в своем стиле, Мими, — закричал Джон. — Ты что, не видишь — я с ног валюсь?»

«Немедленно выкинь эти сапоги. Я тебя в них из дому не выпущу»».

Почти все оборудование застряло в Гамбурге, и оправдать проведенное за границей время битлам было нечем. Они теперь сильно отставали от групп, не покидавших Ливерпуля. В явные лидеры выбились The Swinging Blue Jeans, возглавлявшие регулярные «Вечера The Swinging Blue Jeans» в клубе «Кэверн» на Мэтью-стрит[90].

За те три месяца, что битлов не было дома, мода изменилась: все теперь подражали The Shadows, перешли на облегающие костюмы, играли инструментальную музыку, синхронно исполняли танцевальные номера. Поначалу раздосадованные, битлы разбрелись кто куда и даже не пытались связаться друг с другом: Джордж не знал, что Пол и Джон вернулись. Джон впал в депрессию и заперся у себя в спальне в «Мендипс», не желая никого видеть. Но если тетя Мими нехотя потакала Джону в его жалости к себе, то Джим Маккартни не желал видеть, как Пол киснет, слоняясь по дому. «Дьявол найдет занятие праздным рукам, — сказал он, велев сыну выбраться из дому и подыскать себе достойную работу. — Пол, музыка — дело хорошее, но с ней не заработаешь на жизнь». Некоторое время Пол работал в курьерской компании, потом ишачил намотчиком проволоки в фирме «Мэсси энд Коггинс». А стоило коллегам прознать, что он музыкант, как его окрестили «Мантовани»[91]. Впрочем, Полу, сообразительному и с презентабельной внешностью, сулили быстрый карьерный рост. «Мы дадим тебе шанс, парень, — сказал управляющий, впечатленный его результатами экзаменов. — С таким отношением к работе ты далеко пойдешь».

Пол, как ни странно, готов был выбросить белый флаг. Спустя несколько недель, что он провел в конторе «Мэсси энд Коггинс», объявились Джон и Джордж: они застолбили дневное выступление в «Кэверн», и без Пола никак. Тот ответил, что у него теперь стабильная работа и он получает 7 фунтов 10 шиллингов в неделю. «Меня тут всему обучают, я в шоколаде. Лучше не пожелаешь».

Однако друзья не отступили, и Пол наконец сдался, прогуляв работу 9 февраля 1961 года — ради дневного выступления в «Кэверн». Точно так же он поступил 22 февраля, но работодатели наверняка вынесли ему предупреждение, потому что, когда через неделю встал вопрос об очередном дневном выступлении в «Кэверн», Пол принялся нерешительно мычать и экать. «Либо ты сегодня придешь, либо вали нахер из группы», — предъявил ему Джон.

Как же быть? Выбери Пол группу, отец пришел бы в ярость. Поддайся он отцовским настояниям и останься на фирме — помашешь ручкой и группе, и звездному будущему. Джон, как обычно, о компромиссах слышать не хотел, однако вместе с тем словно бы включал Пола в собственную эдипову борьбу: «Я всегда говорил: «Брось вызов отцу, пусть валит нахер. Не поколотит же он тебя. Старик ведь…» Но