Читаем без скачивания Чешир (ЛП) - Лавлок Саманта

Проходит целых двадцать минут, потоп все еще продолжается, а Финн все еще не выходит. До того, как мне нужно будет вставать на занятия, осталось около полутора часов, поэтому я снова забираюсь под одеяло и сворачиваюсь калачиком на боку. Мне хотелось бы что-то сделать, чтобы помочь ей, но пока та не захочет рассказать, что, черт возьми, происходит, мы в тупике. И поскольку она решила провести остаток ночи в ванной, я могла бы попытаться немного поспать.

***

Громко трезвонит будильник, и вместо того, чтобы, как обычно, свободно использовать опцию повтора, просто отключаю его при первом уведомлении. Моя соседка по комнате храпит, как дровосек, лежа на спине в своей кровати, поэтому я на цыпочках прохожу мимо, чтобы воспользоваться теперь пустой ванной, и собираюсь так тихо, как только могу.

К тому времени, когда я готова уйти, она все еще спит, решаю не будить ее и продолжаю собираться. Понятия не имею, во сколько сегодня у нее первое занятие, но я морально не готова к тому, чтобы этим утром снова столкнуться с ее неправильно направленным гневом. Если она опоздает, то может надеть свои трусики для большой девочки и взять на себя ответственность за это.

Ну, вы только посмотрите на это? В кои-то веки я делаю выбор не брать на себя чужие плохие решения. Чувствуя себя немного легче и, возможно, слегка гордясь собой, смотрю на свое отражение в маленьком зеркале на комоде, засовываю ноутбук в сумку и достаю ключ из ящика тумбочки. Пальцами задеваю маленькую конфетку, и я почти кладу ее обратно в карман, но в последнюю минуту убегаю и оставляю ее на месте. Надевая пальто, хватаю свои вещи и выскальзываю за дверь.

Снаружи воздух наполнен маленькими сверкающими кристаллами, которые лениво кружатся в лучах раннего утреннего солнца. Кампус тихий, безмятежный в своей невозмутимой красоте, и прямо сейчас я чувствую, что все это место принадлежит мне. Американская литература начнется только через сорок минут, так что не тороплюсь и бездельничаю, наслаждаясь тишиной вокруг меня.

В главном здании также тихо, и я пользуюсь возможностью побродить по огромному пространству, свободному от осуждающих и пристальных взглядов. Все, с кем я сталкиваюсь, проходят мимо либо с легкой, уклончивой улыбкой, либо настолько погружены в свои мысли, что полностью игнорируют меня.

К тому времени, как добираюсь до лекционного зала на третьем этаже, боль от моего странного ночного разговора с Финн немного проходит. Я прихожу достаточно рано, чтобы иметь возможность выбрать место в классе профессора Авессалома, поэтому на этот раз выбираю стул ближе к заднему ряду — надеюсь, близость к выходу означает меньшую вероятность упасть на задницу второй день подряд.

Еще один бонус от того, что я сижу здесь, откинувшись назад, — это то, что с этой выгодной позиции я могу наблюдать, как медленно стекаются студенты. Парни из студенческого братства устраивают драки, застенчивые девочки, свернувшиеся калачиком вокруг книг, прижатых к груди, группы умников, обсуждающих Фолкнера против Фицджеральда.

Профессор приходит примерно за десять минут до начала занятий. Обводя комнату приветливым взглядом, распаковывая свои записи, он останавливается, когда замечает меня сзади. Он одаривает меня дружелюбной улыбкой и кивком, на который я отвечаю. В нем есть определенная непринужденность, которую я нахожу очень интересной и в то же время довольно приятной.

Как раз в тот момент, когда я начинаю расслабляться в своей собственной шкуре, приходят Риверы, на этот раз все пятеро. Они спускаются к профессору Авессалому как единое целое, их движения сопровождаются шепотом ревности и молчаливой похоти. Профессор тепло приветствует их, и они, кажется, довольствуются тем, что просто слоняются возле его стола. Он болтает с ними о том о сём, между ними очевидна фамильярность.

Наблюдая за тем, как они взаимодействуют, каждый вращается вокруг другого в каком-то неписанном и в то же время идеально рассчитанном танце, я в восторге. Настолько, что явно не уделяю достаточного внимания тому, что или, точнее, кто вращается вокруг меня.

— Восхитительный, не правда ли? — Скользкий, как сопли, голос Бенни доносится до меня через плечо. Поворачиваю голову, чтобы посмотреть, как, черт возьми, та оказалась позади меня. Я же сижу в последнем ряду, но вижу, что она присела на корточки за моим сиденьем. Ее горячее дыхание обжигает мне затылок, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не прихлопнуть ее, как липкого, пухлого комара.

— Чего ты хочешь, Бенни? — Финн может терпеть жуткие выходки этой цыпочки, но у меня нет ни терпения, ни желания выслушивать ее чушь. — Выкладывай или проваливай. — Я скорее чувствую, чем вижу, какой эффект производят на нее мои слова. Едва сдерживаемая ярость волнами накатывает на нее.

— Следи за своими гребаными манерами, Эссенджер, — огрызается она, злоба, которую, как я подозреваю, она прятала внутри, на мгновение прорывается наружу. Наступает короткая пауза, пока та пытается вернуть себе самообладание, прежде чем снова заговорить своим жутким, мягким, кукольным голосом маленькой девочки. — Я знаю все плохие вещи, которые ты хочешь сделать, когда видишь его. Вокс — один из моих любимых маленьких пирогов с заварным кремом. Из тех, из которых я люблю высасывать сливки, прежде чем проглотить их целиком. — Одной мысли о том, что Бенни сосет что-нибудь, достаточно, чтобы меня стошнило.

Даже при том, что завуалированный намек на то, что она была с Воксом, должен быть плодом ее воображения, этого все равно достаточно, чтобы мне захотелось вонзить зубы ей в глотку.

Господи, пожалуйста, пусть это будет ложью.

Полностью принимая новую себя, которой пытаюсь быть, я говорю именно то, что думаю, вместо того, чтобы фильтровать все в поисках приемлемого контента, как обычно.

— Иди на хуй, Бенни. — Ее бешеное рычание позади меня говорит мне, что я выбрала идеальное время, чтобы начать ругаться, и это заставляет меня усмехнуться. Эта часть ей действительно не нравится. Но прежде чем она успевает что-то с этим сделать, словно какой-то странный маяк наведения, глаза Вокса обшаривают комнату и находят меня. Прежде чем он занимает свое место впереди с другими Риверами, я клянусь, его глаза слегка прищуриваются, когда он видит, кто стоит позади меня. Бенни, должно быть, тоже это понимает, потому что внезапно отступает и переходит на другую сторону комнаты, чтобы найти себе место.

Лекция профессора Авессалома на самом деле действительно интересна, и я ловлю себя на том, что теряюсь в его словах, когда он обсуждает особенности современной американской литературы. В том, как тот говорит, есть что-то завораживающее, почти гипнотизирующее; профессор руководит залом, никогда не повышая голоса. Насколько я могу судить, даже Бенни обращает на это внимание.

К счастью для меня, когда лекция заканчивается, мне удается сбежать невредимой. Никаких неловких падений, что становится приятным изменением, и больше никаких нежелательных разговоров с Бенни.

В моем расписании есть свободное окно между занятиями профессора Авессалома и социологией, поэтому я быстро принимаю решение провести небольшое исследование.

Если я думала, что остальная часть кампуса выглядит как вымышленная древняя школа волшебства, то библиотека расставляет все точки над «i». Высокие потолки, переполненные полки высотой в двенадцать или пятнадцать футов и те сумасшедшие лестницы на колесиках, которые вы иногда видите в фильмах. Заплесневелый библиотекарь, который, судя по всему, мог быть таким же старым, как само время, поднимает взгляд, когда я подхожу.

— Чем я могу вам помочь? — спрашивает она, и я потрясена, тем, как не поднимается облако пыли вместе с ее словами.

— Я ищу раздел местной истории, пожалуйста. — Она изучает меня несколько секунд, ее ярко-голубые глаза все еще остры и проницательны, несмотря на ее обветренное лицо.

— Вверх по первой лестнице, первая комната слева от вас. Мы не даем эту коллекцию с собой, так что вам придется читать здесь. — Я заверяю ее, что не собираюсь уносить с собой книги, и вежливо благодарю ее, прежде чем направиться вверх по удивительно прочной, тонкой кованной винтовой лестнице. Краеведческая коллекция размещена в небольшой комнате, напоминающей кабинет в доме богатого человека. Бросив свою сумку на потертое сиденье кожаного клубного кресла, я останавливаю взгляд на секции полки, заполненной одинаковыми на вид тонкими, высокими томами.