Читаем без скачивания Золото Трои - Майкл Вуд

В письме на английском Ньютону Шлиман более осторожен:

Троя невелика. Но Гомер был эпическим поэтом, а не историком. Он никогда не видел ни великой башни Илиона, ни дивной стены, ни дворца Приама, потому что> когда он посетил Трою через 300 лет после ее разрушения, все эти памятники были укрыты десятью футами толстых слоев пепла и руин Трои, и другой город стоял на этом слое, город; который, в свою очередь, должно быть, испытал великие потрясения и значительно увеличил этот слой. Гомер не проводил раскопок, чтобы обнаружить эти памятники, но он знал о них по сказаниям, потому что трагическая судьба Трои с самого ее разрушения была на устах рапсодов. У древней Трои не было акрополя, и Пергам — чистая выдумка поэта. (Выделение Moe)

Совсем другие впечатления почерпнет публика из книги Шлимана.

Его по-прежнему мучил вопрос: действительно ли это была гомеровская Троя? Во-первых, размеры доисторического поселения — 100 на 80 ярдов максимум — слишком малы для великого города, изображаемого Гомером. Где описываемые им широкие улицы, башни и ворота? Более того, никаких признаков, что границы поселения заходили на плато, как ожидали они с Калвертом. Во-вторых, даже на глубине доисторические слои «выдавали» малопонятные и чересчур примитивные для века героев гончарные изделия. Где искусно сделанные украшения дворца, упоминаемые Гомером? Конечно, многое существовало лишь в воображении Гомера, но Шлиману еще и не везло. Большая часть, если не вся, вершины холма, с ее слоями бронзового века, была в древности срезана строителями Ilium Novum. Поэтому, наступая с севера, Шлиман практически не имел шансов найти микенский «материал», который дал бы ему «точку отсчета» при сравнении с ранее найденными на Родосе и в Аттике гончарными изделиями. Он был сбит с толку до такой степени, что в 1871 г. принял заявление группы видных немецких ученых о том, что гомеровская Троя все-таки в Бунарбаши, и стал сомневаться в своей интуиции. Той осенью он записал в своем журнале: «Оставил всякую надежду найти Трою». В ноябре он даже начал раскопки в Акчакее, на месте, предложенном братом Фрэнка, Фредериком. Гиссарлык «с каждым днем сбивает меня с толку все больше и больше, — писал он Джеймсу Калверту. — Я смогу копать там [в Акче] и дальше будущей весной, чтобы посмотреть, не там ли Троя, если не удастся найти ее на Гиссарлыке».

Многое из найденного Шлиманом было новым для науки вообще, так что его замешательство вполне понятно. Первая крупная публикация Шлимана об открытиях 1871 г. состояла из полевых дневников и большого несброшюрованного альбома, содержащего более 200 зарисовок, планов и фотографий, — «в надежде, что мои коллеги смогут объяснить темные для меня моменты… поскольку все это выглядит для меня странным и загадочным». А были еще и иные реалии: скорпионы и прочие насекомые, лихорадка, дожди и свирепый северный ветер, который «забивал пылью глаза», дул в щели барака. И он, и София часто чувствовали себя настолько плохо, что «не могли осуществлять руководство [раскопками] на протяжении целого дня при ужасной жаре». Таких трудностей нет в современной археологии, а Шлиман их терпел двенадцать сезонов на протяжении двадцати лет, тратя огромные личные средства. Мотивом вряд ли была слава. Или золото.

Он рассматривал сезон 1873 г. как последний на данной площадке. Сознавая, что удовлетворительного ответа на вопросы так для себя и не нашел, он начал переговоры о новом разрешении раскопок на Гиссарлыке. И, естественно, получил отказ. Когда же в 1876 г. он наконец получил разрешение (с уплатой большой суммы наличными), мысли его занимало уже другое место. Шлиман решил раскапывать оплот Агамемнона, предводителя греческой армии под Троей, — Микены.

Хотя минуло более двух тысяч лет, как Микены были покинуты, о них никогда не забывали. Их развалины посетил Фукидид, согласившись с Гомером о первенстве Микен в Троянской войне как «столицы» Микенской «империи». В древнем мире считалось, что это то самое место, куда вернулся Агамемнон после разграбления Трои и был убит, что он и цари династии Атридов похоронены там. В Микенах, покинутых после разрушения города аргивянами в 468 г. до н. э., сохранились впечатляющие руины: циклопические стены, купольные гробницы, или толосы[7], считавшиеся местами захоронения древних царей. Во II в. н. э. греческий путешественник Павсаний составил описания Львиных ворот и гробниц, как думалось, Атрея и Агамемнона. Но, в отличие от Трои и других поселений Греции и Крита, путешественники послеантичных времен не посещали Микены, и, похоже, нет ни одного описания Микен за длительный период — между Павсанием и французом Фовелом в конце XVIII столетия.

Джон Моррит, друг Вальтера Скотта, прибыл сюда в начале 1795 г. после посещения Троады, где участвовал в брайантовском диспуте. Именно он сделал первое подробное описание со времен Павсания (пользуясь его записками как путеводителем!). Моррит был увлеченным путешественником, пренебрегавшим встречающимися трудностями. Добравшись до Львиных ворот, он был восхищен «грубо высеченными барельефами». Микены, посчитал Моррит, мало могли измениться со времен Павсания, и в этом он был, вероятно, прав. Моррит пробрался в засыпанную обломками «Сокровищницу Атрея» и описал массивную плиту перекрытия («нечто, нами не виданное»), которую сравнил с перекрытием в Орхомене, еще одной купольной гробницей гомеровской эпохи.

Дневник Моррита был доступен большому числу ученых, отправлявшихся в Микены в последующие 30 лет. Самым склонным к полемике был Томас Брюс, лорд Элджин, ныне печально известный тем, что вывез «Элджинский мрамор». Летом 1802 г., пока мрамор спускали из афинского Парфенона, Элджин совершил поездку по Греции в поисках и других древностей. Микены его так впечатлили, что он немедленно начал раскопки под прикрытием разрешения от турецкого правительства, правившего тогда Грецией. В полузаблокированном входе в «Сокровищницу Атрея» лорд откопал большое число обломков красных и зеленых мраморных фризов, обвалившихся с фасада гробницы. Кроме того, отыскал (возможно, в какой-то другой купольной гробнице) два массивных монументальных фрагмента рельефа из твердого черного известняка с изображением быка, которые сегодня можно увидеть в Британском музее. Элджин увез и значительную часть зеленого мрамора, украшавшего зигзагообразные пилястры, которые в 1802 г. еще обрамляли двери гробницы. Остальное забрал маркиз Слито в 1810 г. и установил в Уэстпорт-хаусе в графстве Майо, откуда в 1905 г. мрамор был передан Британскому музею. Устремив свой алчный взор на великолепный барельеф Львиных ворот, Элджин с большой неохотой решил, что он тяжел и неудобен для транспортировки — слишком далеко от моря.

Прочие ученые, в частности английские, исследовали, обмеряли, зарисовывали «Сокровищницу» и Львиные ворота. Приезжали туда Эдвард Кларк и Уильям Лейк, который в своих «Travels in the Morea [Путешествия в Морею]» устанавливает стандарты классической топографии XIX в. и приводит одно из лучших описаний этого участка. Небольшие раскопки снаружи крыши «Сокровищницы Атрея» произвел Чарльз Кокерел, дабы определить природу его «ульеподобной конструкции». Эдвард Додвелл попытался охарактеризовать циклопическую архитектуру в обширном томе, в который вошли первые иллюстрации с изображениями стен и толосов Микен и Тиринфа. То были важные шаги в понимании микенской цивилизации. Некоторых из этих авторов, например Лейка и Кларка, стоит почитать — это путевые записки очень наблюдательных людей, а книга Лейка — вообще один из лучших в мире путевых археологических дневников. Именно благодаря им с самого начала археологических исследований развалины Микен было принято датировать доисторическим, «героическим» веком Греции, и тогда уже был достигнут прогресс в обобщении теорий о стиле «циклопической» архитектуры. Дорога была проложена, и Шлиман тщательно все изучил.

Остановим, однако, свое внимание еще на двух ученых, поскольку их открытия имели принципиальное значение в исследованиях Микен. В 1809 г. Томас Бергон исследовал «юг самого южного угла стены акрополя» и нашел несколько фрагментов микенской керамики. Сведения он опубликовал, приложив цветную гравюру, в 1847 г. под заголовком «Попытка обратить внимание на вазы, присущие Греции, которые принадлежат героической и гомеровской эпохам». Именно эту простую, но революционную статью имел в виду Чарльз Ньютон:

Если этот холм был когда-то акрополем, то мы можем ожидать, что найдем такие фрагменты самых ранних гончарных изделий, которые, как впервые отметил покойный г-н Бергон, в изобилии присутствуют на гомеровских участках Микен и Тиринфа. Таких изделий я видел немало…

Наблюдения Бергона и Ньютона легли в основу всех современных исследований хронологии микенской культуры. Увидев посуду, найденную Шлиманом в Микенах, Ньютон получил возможность предложить хотя и грубую, но абсолютную хронологию героического века в Микенах простым методом сравнения с аналогичной посудой, найденной в Египте, которая могла датироваться приблизительно 1375 г. до н. э. Именно беседы с Ньютоном заставили Шлимана отстаивать привязку находок к гончарному датированию (например, в книге «Микены», 1880 г.).