Читаем без скачивания Золото Трои - Майкл Вуд

Замечательной особенностью Тиринфа было то, что здесь микенская дворцовая архитектура соответствовала описаниям Гомера, и удивительно, что Шлиман удержался от развития этой темы (возможно, его просили быть менее поспешным в своих заключениях). Тиринф дает яркое представление о жизни в бронзовом веке: вы поднимаетесь по пандусу к главному входу, справа от вас огромная башня циклопической кладки, а слева выступающие казематы. Массивные привратные сооружения ведут к главным воротам, которые, должно быть, очень напоминали Львиные ворота в Микенах. Затем вы проходите пропилеи и внешний дворцовый двор, из которого попадаете в великолепный внутренний двор с колоннадой, обращенный к царским палатам, мегарону с крыльцом, передним и тронным залами. В центре тронного зала круглый очаг, его стены отделаны алебастром и инкрустированы бордюром из египетской сини (точно, как пишет Гомер). Все это нужно было высвободить из-под фундаментов и обломков, которые лежали лишь на несколько дюймов ниже остатков византийской церкви. Особенно поразили Шлимана фрагменты фресок, изображающих сцены сражений и охоты, а также изображение юноши, скачущего на быке (тема, уже известная по кольцам-печаткам). Планировка дворца, очаг, баня, египетская синь — все казалось отражением гомеровского изображения героической эпохи. «Я извлек на свет великий дворец легендарных правителей Тиринфа, — писал Шлиман, — а потому с этого дня и до конца времен… будет невозможно издать книгу по древнему искусству, не содержащую моего плана дворца в Тиринфе». Типичная шлимановская гипербола! Но на этот раз он не фантазировал: один ученый критик назвал его книгу «важнейшим вкладом в археологическую науку нашего столетия».

После заслуженного успеха в Тиринфе Шлиман записал в марте 1885 г.:

Я устал и хочу удалиться от раскопок и спокойно провести остаток жизни. Чувствую, что не могу более вести эту огромную работу. Кроме того, где бы до сих пор я ни вонзил лопату в землю, я всегда открывал новые горизонты для археологии. Троя, Микены, Орхомен, Тиринф — все они подарили миру чудеса. Но фортуна — капризная дама, возможно, теперь она повернется ко мне спиной. Возможно, отныне я буду лишь терпеть фиаско! Я обязан поступить, как Россини, который остановился, написав пусть немного, но чудесных опер, которые никогда не будут превзойдены.

Последние 10 лет жизни не принесли Шлиману столь же сенсационных открытий, как 70-е годы. А могло ли не быть открытий? В основном, правда, это вопрос удачи, как это часто бывает в археологии. Но Шлиман доверялся инстинкту, и тот не подводил его.

В конце 1888 г. Шлиман направляется на южный Пелопоннес, где безуспешно ищет в Пилосе дворец одного из участников Троянской войны — царя Нестора. Он уже бывал в этих местах в 1874 г. в поисках «пещеры Нестора» на крутом холме акрополя Корифазиона возле Наваринской бухты. Там, в пещере, впервые на западном побережье он нашел черепки «так называемого микенского типа». Но Шлиман не обнаружил в Пилосе царских могил. Не удалось ему найти и место, где стоял дворец. Лишь строительство дорог, начавшееся в тех местах в год смерти Шлимана, подскажет, где искать. В 1912 и 1926 гг. будут обнаружены гробницы-толосы, а позднее, в 1939 г., и сам дворец.

Идя по стопам гомеровских героев, Шлиман исследовал долину Эвротаса в Спарте, пытаясь отыскать дворец Менелая и Елены и их гробницу. Вновь испытавший разочарование, он заявил, что здесь нет следов бронзового века. Но всего через несколько месяцев их найдет греческий археолог Цунтас (исследовавший Микены вслед за Шлиманом). Отыщут и остатки дворца всего в ста ярдах от гробницы, а находки 70-х гг. позволят установить, что именно здесь, в главном дворце Лаконии, могла жить и Елена, если она действительно существовала.

Растущая армия советчиков предлагала Шлиману все новые места для раскопок. Возможно, самым интересным в свете будущих открытий было предложение английского ученого Боскоена, изучавшего хеттские надписи — область науки, тогда совершенно новая. Он писал Шлиману в 1881 г.: «Мы часто выражали желание, чтобы однажды Вы бросили свой благосклонный взгляд на доэллинские остатки в Малой Азии, особенно на те, что находятся в Богазкее и [Алача]-уюке на реке Галис». Но взор Шлимана был устремлен на Крит. Там он надеялся сделать свое главное открытие.

Многие ученые того времени считали, что Крит может оказаться связующим звеном между Эгейским миром и великими цивилизациями Ближнего Востока. Для Шлимана попытки получить разрешение на раскопки на Крите стали предметом его постоянных усилий в последние 10 лет жизни. «Мои дни сочтены, — писал он еще в 1883 г., — и я страстно желаю исследовать Крит, прежде чем уйду». Его коллега Вирхов соглашался: «Никакое другое место неспособно оказаться пересадочным пунктом на пути между Микенами и Востоком». Поэтому таким волнующим для него самого оказался визит Шлимана в Кносс весной 1886 г. Легенда гласит, что при высадке на берег Шлиман шокировал местных жителей тем, что упал на колени и произнес благодарственную молитву Зевсу Диктейскому!

Раскопки на Кноссе уже проводились в 1878 г. местным энтузиастом по имени Минос Калокеринос. Шлиман знал о его работах, поскольку отчеты о них были опубликованы и вызвали значительный интерес. Калокеринос показал Шлиману свои находки, а затем проводил на место раскопок. Увиденное поразило Шлимана, 22 мая 1886 г. он пишет своему другу Максу Мюллеру:

Мы с д-ром Дёрпфельдом наиболее тщательно изучили площадку в Кноссе; на которой замечены черепки и развалины римских времен. Над поверхностью земли не видно ничего, что можно было бы отнести к так называемому героическому веку — ни одного обломка терракоты — нигде, кроме холмика размером с Пергам Трои, расположенного посреди города и показавшегося нам всем искусственным. Два больших, хорошо отделанных блока твердого известняка, торчащих из земли, побудили г-на Миноса Калокериноса из Ираклиона выкопать здесь пять ям. И тут обнаружились наружная стена и части стен с антами обширного строения, сходного с доисторическим дворцом в Тиринфе и явно того же возраста, поскольку керамика в нем совершенно идентична найденной в Тиринфе.

Шлиман решил копать здесь:

По своему прекрасному положению рядом с азиатским побережьем, восхитительному климату и обильному плодородию Крит должен быть предметом вожделений для народов прибрежных стран. Кроме того, самые древние мифы связаны с Критом и в особенности с Кноссом, поэтому я совсем не удивлюсь, если обнаружу на этой целине остатки цивилизации, в сравнении с которой даже Троянская война окажется событием вчерашним.

И вновь Шлиман был близок к цели, потому что это открытие совершил Артур Эванс в 1900 г.

Ответ Макса Мюллера на это письмо указывает на еще одну возможность: «Крит — место невероятного столпотворения народов, и на нем, только на нем, Вы должны найти первые образцы письменности, адаптированной к западным нуждам». (Курсив мой.)

В истории археологии было немного столь блистательных предсказаний — именно в Кноссе открыли линейное письмо Б, письменность позднего Эгейского бронзового века. Вполне возможно, что Шлиман видел у Калокериноса первую найденную в наше время табличку с надписями, сделанными линейным письмом Б.

Коллекция Калокериноса (уничтоженная при освобождении Крита в 1898 г.) распалила Шлимана: «Хотел бы завершить труд моей жизни великим предприятием в знакомой мне области гомеровской географии, то есть раскопками доисторического дворца в Кноссе». Он вернулся на Крит для переговоров о приобретении участка для раскопок весной 1889 г., еще надеясь откопать «этот дворец, так похожий на тиринфский». Но на следующий год, не сумев согласовать условия, оставил этот проект и вернулся к Трое. Шлиман так и не смог возвратиться на Крит и глубоко сожалел о неудаче: «Именно в Кноссе я надеялся отыскать родительский дом микенской цивилизации».

В те годы Троя по-прежнему оставалась главным объектом раскопок Шлимана. Минуло двадцать лет, как он впервые ступил на землю Троады, а основная загадка все еще не была решена. Стояла ли гомеровская Троя на Гиссарлыке? Где указания на культурные контакты с миром, который он открыл в Микенах? Где был героический век? Чтобы рассмотреть эти вопросы, нам нужно вернуться на десятилетие назад.

Воодушевленный триумфом в Микенах, Шлиман провел в Трое раскопки в 1878 и 1879 гг. Он изучил равнину и решил, будто «разрушил» старую и современную теории, «что во времена Троянской войны на месте Троянской равнины был глубокий залив». Что касается самого города, более тщательное изучение слоев позволило Шлиману распознать еще два «города»: один, шестой, он, не без колебаний посчитал догреческим поселением, основанным лидийцами (это был уровень «серой минийской» керамики, такой же, как в Орхомене); другой находился в более старых, доисторических, уровнях, что заставило Шлимана «поднять» свой гомеровский город со второго на третий уровень. Теперь сформировалась базовая стратификация, и Шлиман, похоже, посчитал свою работу на Гиссарлыке выполненной: «Я считаю мою миссию завершенной и, соответственно, через неделю навсегда прекращу раскопки Трои», — писал он 25 мая 1879 г. За кампанией того года последовала книга, справедливо названная шедевром, — «Илион», замечательная не только описаниями находок и подробным обзором литературных источников, но и научными приложениями друзей и коллег Шлимана. Она была, по стандартам того времени, значительным достижением человека, который, по собственному признанию, начал работу как любитель. В предисловии Рудольф Вирхов говорит: «Кладоискатель стал ученым».