Читаем без скачивания Гиллеспи и я - Джейн Харрис

Только по прошествии времени, после новых, куда более страшных событий, Гиллеспи всерьез задумались, не могла ли Сибил в припадке ярости разбить вазон сестры и, прокравшись наверх, подбросить опасный «сюрприз» в ее постель. В тот день никто не слышал особенного шума, что само по себе странно — ведь от брошенного на пол вазона непременно раздался бы грохот. Но, пока все были заняты, виновница происшествия запросто могла приглушить звуки — например, завернуть вазон в тряпку и растоптать. Тогда послышался бы только слабый стук и, возможно, глухой треск раскалываемого на части глиняного сосуда. Бесшумно изорвать папоротник в клочья — дело нескольких мгновений. Вероятно, затем девочка незаметно выскользнула из столовой и пробралась наверх, в крошечную спальню сестры, где и спрятала зловещий осколок в простынях.

По крайней мере, впоследствии мы предполагали подобное развитие событий.

Среда, двенадцатое апреля 1933 года

Лондон

Пожалуй, мне следует сказать несколько слов о своем нынешнем положении. Последние двадцать лет я веду тихую жизнь в Лондоне, в районе Блумсбери, на четвертом этаже многоэтажного дома с видом на большой сквер. Я не очень богата и получаю скромный доход от небольшого наследства, которое вложила в дела, не сулящие ни полного обвала, ни шальных дивидендов. Сорок лет назад мой счетовод сообщил, что при желании я могу до конца своих дней ежедневно вкушать шатобриан и шампанское. Однако он, видимо, не ожидал, что я проживу так долго, и последние лет десять мне приходится немного экономить.

В далеком тысяча восемьсот восемьдесят восьмом году я порхала по ступенькам дома Гиллеспи, как на крыльях, но теперь ходьба по лестницам дается мне тяжело, а поскольку лифт в этом здании постоянно ломается, в основном я провожу время в четырех стенах. Я выхожу из дома изредка и обычно поручаю кому-то принести все необходимое. У местных торговцев есть доставка, и я регулярно заказываю продукты в бакалее Локвуда, через дорогу. Да мне много и не надо: несмотря на сносное здоровье и ясность ума, меня все чаще мучает изжога, и ем я мало, как птичка. Я почти не создаю беспорядка и потому не нуждаюсь в горничной. Собственно, я никогда особенно не любила горничных — во-первых, хорошую трудно найти, во-вторых, в старой поговорке о домашней прислуге есть большая доля истины: «семь лет мой слуга, семь лет равный мне и семь лет мой хозяин». Правда, на основе личного опыта и наблюдений я бы заменила семь лет на три.

Увы, теперь я не в состоянии вести все дела и обычно нанимаю компаньонку или помощницу. Как выяснилось, юные девушки часто необязательны, и в прошлый раз я попросила агентство по найму подобрать кого-нибудь постарше. Сара, моя нынешняя помощница, служит у меня чуть больше месяца. Я постаралась обеспечить ей комфортные условия. Разумеется, у нее отдельная спальня и небольшая гостиная с видом на задний двор, за кухней. Помимо общения со мной и легких домашних обязанностей, она любезно согласилась собрать некоторые материалы для моих мемуаров: ничего сложного, просто уточнить некоторые факты в библиотеке. Она ходит туда раз или два в неделю и делает выписки из различных книг и документов. Конечно, излагая свою историю, я должна прежде всего полагаться на собственные воспоминания, однако заметки Сары помогают мне сверять даты и прочие подробности. Эта работа совершенно не входит в ее заявленные обязанности, но, похоже, Сара не возражает — по крайней мере, вслух. Она зарекомендовала себя исключительно надежной и исполнительной, разве что немного угрюмой.

Компаньонки приходят и уходят, но самыми верными спутниками преклонных лет стали для меня мои любимые птички — парочка китайских зеленушек. Они живут в самшитовой клетке, которую я много лет назад купила в Глазго. Я счастлива, что она до сих пор пригодна — бамбуковый каркас и затейливая восточная резьба напоминают мне о старой дружбе с Недом. Клетку продали мне в маленькой японской сувенирной лавке на Сакихолл-стрит, неподалеку от нашей улицы. Нед любил экзотику и, проходя мимо лавочки, всегда останавливался у витрины. Я до сих пор сожалею, что из-за всех ужасных событий тех лет он так и не увидел клетку с ее законными обитателями.

Он бы непременно полюбил моих зеленушек. Эти юркие крошки так трогательно и нежно заботятся друг о друге, что я назвала их Лейла и Меджнун (сокращенно Медж), в честь влюбленных из арабской легенды. Они живут у меня уже шесть или семь лет. У Меджа, самца, оперение ярче и трели мелодичнее. Он поет своей возлюбленной день напролет, но громче всего по утрам и на закате. Я и сейчас слышу, как он щебечет в сумерках. Как бы я ни обожала Меджа, он всегда начинает петь до рассвета, поэтому клетка стоит в столовой, подальше от моей спальни. Если не считать этого пустякового неудобства, держать зеленушек — чистое удовольствие. Они постоянно перебирают друг другу перышки, а иногда Медж кормит Лейлу, и та открывает рот и хлопает крыльями, как птенец. Быть может, это звучит странно, но, наблюдая их много лет, я уверилась, что птички в самом деле любят друг друга. К сожалению, время от времени они пытаются свить гнездо из собственных перьев и прочих мелочей на дне клетки (высохших яблочных шкурок, обрывков газет). Я не позволяю им размножаться, так как не желаю возиться с птенцами, и разрушаю все гнезда, пока самка не успела отложить яйца.

Неделю назад, поразмыслив, я решила поручить заботу о зеленушках Саре. Отныне она должна ежедневно кормить птичек, менять им воду и чистить клетку. Я вполне в силах ухаживать за ними сама, но вижу, что зеленушки радуют Сару, и подозреваю, что в ее жизни было мало удовольствий. К тому же я так увлеклась написанием мемуаров, что хочу отдавать им все силы. Разумеется, я буду заглядывать к своим крылатым друзьям на полчаса после обеда, когда я обычно закрываю окна и выпускаю их летать по квартире. Лейла любит исследовать углы и забираться в укромные местечки, а Медж гораздо любопытнее и смелее: я даже приучила его садиться мне на палец.

К счастью, Сара охотно согласилась ухаживать за птичками — они и впрямь доставляют ей радость. Только человек с каменным сердцем не проникнется симпатией к этой девушке (я говорю «девушка», хотя на самом деле Саре лет пятьдесят — однако, несмотря на возраст, в ней есть что-то детское). Признаюсь, она не слишком дружелюбна; но ее лицо — глубокие морщины между бровями, поджатые губы и порой очень жесткий взгляд — говорит, что в жизни ей пришлось нелегко. Собственно, поэтому я пытаюсь сделать ее работу как можно приятнее. У Сары масса свободного времени: по вторникам она берет выходной на полдня, вдобавок я отдала ей вечер субботы и воскресенье. Поскольку музей от нас в двух шагах, я обычно советую ей проводить досуг там, а по дороге дышать свежим воздухом в сквере. Будь я ее возраста, я бы все свободные часы проводила в кино, но Сара ходит туда лишь раз в неделю и, похоже, предпочитает сидеть в своей крошечной гостиной и шить: она курит «Кенситас» и собирает стеганое покрывало из вышитых шелком вкладок с изображением цветов. У нас уже сложился ритуал: мы вместе открываем каждую новую пачку сигарет, чтобы проверить, какой там цветок. По-моему, для полной коллекции нам не хватает петунии, чайной розы и фиалки.

Сегодня Сара, как всегда, принесла мне чай в гостиную, но вопреки обыкновению я не отпустила ее, а жестом пригласила сесть в кресло напротив. Сара посмотрела на кресло, потом на меня — как мне показалось, с некоторой тревогой. Я поспешила ее успокоить:

— Не волнуйтесь! Я очень довольна вашей работой. Просто хотела немного поговорить.

— О! — Она села очень прямо, сложив руки вместе. — Скажите, а это долго?

— Нет-нет, — рассмеялась я. — Совсем недолго. Может, чаю? Возьмите себе чашку, если хотите.

— Нет, спасибо. — Сара не то чтобы хмурилась, но немного насупила брови. Несмотря на жару, она была в кардигане с длинными рукавами, застегнутом на все пуговицы. На верхней губе блестели бисеринки пота — видимо, после хлопот на кухне.

— Я просто хотела узнать, как вам у нас живется.

— Вполне хорошо.

— Вы довольны комнатой? Там не слишком душно? Матрас не жесткий?

— Нет, все нормально.

— А как ваши обязанности — они вам по силам?

— Более-менее.

— Не перетруждаетесь?

— Да вроде бы нет.

— Ну, слава богу.

Мы замолчали. Я улыбнулась Саре, хотя чувствовала себя неуютно. Несмотря на отсутствие жалоб, что-то заставляло меня усомниться в ее благополучии. Кроме того, возникало ощущение, будто мои расспросы — излишняя суета. Но все же я не сдалась.

— Сара, быть может, вы хотели бы меня о чем-то попросить?

Она безучастно уставилась на меня и, помолчав, сказала:

— Пожалуй, нет. Разве что… ведь уже пора поменять птичкам воду? Я хотела успеть до того, как примусь за ужин.