Читаем без скачивания Пинхас Рутенберг. От террориста к сионисту. Том I: Россия – первая эмиграция (1879–1919) - Владимир Хазан

Все остальное, от начала до конца, является самой злостной ложью.

П. Рутенберг, помещая это письмо в Париже и даже указывая срок – 5 октября, рассчитал верно. Он отлично учел то обстоятельство, что мы находимся не в России, учел он также и все особенности переживаемого нами времени.

Не находя возможным входить в какие бы то ни было подробности на столбцах газеты, издающейся в Париже, и не считая себя вправе предпринимать здесь какие-либо шаги, я тем не менее считаю необходимым осветить редакции все факты, для чего, по возможности в самом непродолжительном времени, мною будут присланы в редакцию копии с документальных данных, которые будут достаточны, чтобы осветить ценность и действительную сущность сделанного на меня доноса.

Кроме того, П. Рутенберг будет привлечен к ответственности, но не перед «любым судом», а перед судом, к которому я только и могу обратиться, т. е. Русским Судом.

Прошу Вас, милостивый государь, не отказать поместить настоящее письмо в ближайшем № «Общего дела» и принять уверения в совершенном моем к Вам уважении.

Дм. Андро.

Париж, 28 сентября 1919 г.

В RA сохранились два письма В. Гринберга (возможно, петербургского купца Владимира Наумовича Гринберга (? – 29 января 1927, Париж)) Рутенбергу, связанные с этой историей. Полагаем, есть смысл привести их полностью:

Париж, 1 октября 1919 г.

Дорогой Петр Моисеевич!

Только что пришел от Бурцева, с которым имел собеседование по Вашему делу. У него был вчера Андро и принес опровержение, которое по исправлении, согласно указаний Бурцева, в смысле смягчения некоторых выражений будет напечатано на страницах «Общего дела».

В общем, настоящее положение дела рисуется в следующем виде:

При первом своем посещении Маклакова12 г. Андро заявил, что отказывается от суда, если в нем будут принимать участие

французы; он согласен только на суд в России. Просил Маклакова взять на себя расследование этого дела в Париже, от чего последний отказался. Тогда Андро заявил, что передаст дело компетентной комиссии, выдвигая со своей стороны в члены ее Савинкова и Бурцева. От третейского суда при своем резко отрицательном отношении к Вам отказался (!).

Второй визит он нанес Бурцеву, представил ему ряд оправдательных документов, письмо в редакцию, голословное само по себе (в исправленном виде оно будет у Вл. Львовича завтра и мною своевременно будет Вам сообщено), словесные объяснения и встречные обвинения. Разумеется, в оценку всего этого Бурцев до Вашего приезда в Париж не может и не хочет вдаваться. Но плохо то, что Андро, ссылаясь на свои дела, «которые дают такое же право на отъезд, как и дела Рутенберга», собирается дня через два-три покинуть Париж. При этом он обещает дать в письменной форме потребные объяснения, снять копии с имеющихся в его распоряжении документов и тоже отдать комиссии, присылать, наконец, из Варшавы ответы на могущие возникнуть вопросы.

Между прочим, он представил Бурцеву расписку от лица, получившего с него все «славянские» деньги, а также письмо, адресованное д Ансельму, в котором он заявляет ввиду ложных слухов, распускаемых будто бы про него Вами, что никому, за исключением, кажется, жены и еще кого-то, никаких разрешений на выезд не давал.

Посольство недовольно Вашей фразой о деловых сношениях <с> Андро: все их взаимоотношения сводятся к тому, что Андро, как и многие другие лица, принимавшие участие в русской политической жизни, поделился своими сведениями и соображениями с нашими дипломатами. На этот счет Бурцев хочет, кажется, помещая письмо Андро, сделать от себя оговорку.

Ко всему сказанному добавлю еще, что Андро объясняет свою оппозицию Вам теми узами, которые связывали Вас, по его мнению, во время французской оккупации Одессы, с тайными большевиками; Ваши отношения к профессиональным союзам делали Вас самого полубольшевиком.

Не скрою от Вас и того, что у меня при разговоре с Вл<адимиром> Льв<овичем> и по некоторым его вопросам мелькнула мысль, не произвели ли на него объяснения Андро некоторого впечатления.

Из всего сказанного ясно, что Ваше присутствие здесь было бы очень желательно. Однако ввиду скорого отъезда Андро, вызвать Вас по телеграфу не решился: Вы рисковали бы, не закончивши своих дел в Лондоне, и здесь ничего не застать. К тому же забастовка в Англии все равно помешала бы Вам, д<олжно> б<ыть>, выехать.

Она же препятствует и Бурцеву выехать; однако в субботу он все же предполагает пуститься в путь.

Всего хорошего.

Уважающий Вас

В. Гринберг

Спустя два дня, 3 октября, он действительно выслал Гутенбергу текст отпечатанного на машинке опровержения Андро, приведенного выше. В сопровождающем его письме В. Гринберг писал:

Париж, 3 октября 1919 г.

Дорогой Петр Моисеевич!

Препровождаю Вам, как было условлено, копию письма Андро. При этом считаю не лишним обратить Ваше внимание на следующее:

1. Письмо, хотя и помеченное 28 сентябрем, в действительности в распоряжение В.Л. Бурцева поступило вчера.

2. Мое первоначальное впечатление, что Вл<адимир> Льв<ович> склонен отнестись с доверием к представляемым объяснениям, под влиянием сегодняшнего с разговора с ним, усиливается. Что касается денежной отчетности, то Андро представил протокол заседания, в котором и Вы участвовали, с постановлением выдачи ему денег, а также расписки разных лиц, которым он впоследствии эти деньги сдал. В том числе имеется и Ваша на 200 ООО рублей. В опровержение обвинения в отъезде под видом польского беженца он показал свой паспорт со всеми визами в полном порядке и т. д. Рассказывая мне все это, Бурцев выразил большое желание поскорее Вас повидать, чтобы выяснить, наконец, в чем дело.

Мне очень не хотелось, чтобы он продолжал оставаться под этим, в известной степени благоприятным по отношению к Андро, впечатлением: во-первых, потому, что Бурцеву, по-видимому, предстоит в дальнейшем произнести свое суждение по данному делу, а первое впечатление труднее всего изглаживается; во-вторых, потому, что он, по-видимому, собирается снабдить письмо Андро своими комментариями, которые могут либо уничтожить всю газетную полемику Андро, либо, наоборот, придать ей особую цену.

Вот почему я обрадовался приходу в редакцию Сафонова, от которого прежде кое-что об Андро слышал. Не посвящая его в наш разговор, я его вызвал на рассказ о том, что ему известно по поводу посадки Андро на польский пароход, что он знает о махинациях с разменом денег на «Кавказе» по собственному опыту и по рассказам Морского.

Кажется, моя цель была в известной степени достигнута.