Читаем без скачивания Колосья под серпом твоим - Владимир КОРОТКЕВИЧ

– Надо и там кому-то быть.

– Домбровский как?

– По-прежнему в академии. Он ведь моложе.

…В окно были видны голые деревья, редкие домики далекой окраины, зеркала двух небольших овальных озер. За столами сидели хлопцы из московского землячества. Четверо. Ни с кем из них Калиновский Алеся не познакомил, и по одному этому было ясно, насколько серьезное начиналось дело…

Кто-то сжал ладонями виски Алеся, не давая повернуть головы. Загорский все же выкрутился:

– Сашка, Сашка, друже!

Сашка Волгин стоял за его креслом и улыбался во весь рот.

– Ну, брат, утешил!

– Давно началось? – шепотом спросил Сашка.

– Давно. Теперь толкуют о методах.

– Методы обычные, – сказал Сашка. – Взять бы этих vieilles ganaches[160] за чуб да о мостовую головой. Доруководились. Худших властителей нет во всем мире. Паскудят русское имя.

Алесь тихо рассмеялся.

– Э, брат, насчет нас с вами у моего деда есть добрая присказка-байка.

Они разговаривали шепотом, боясь помешать другим.

– Бог делил между народами землю. Одним то, другим это. Пришли белорусы… Очень уж господу богу понравились. Он и начал наделять: «Реки вам даю полные, пущи немеренные, озера неисчислимые. Зноя у вас никогда не будет, а холодов и подавно. Зажраться на богатой земле не дам, чтоб были ловкими, смекалистыми, трудолюбивыми, но и голода у вас никогда не будет. Наоборот, в голод более богатые люди будут к вам приходить. Не уродит хлеб, так уродит бульба. А еще звери и дичь в пущах стадами, рыба в реках косяками, пчелы в бортях миллионами. А травы – как чай. Не будет голода. Женщины у вас будут красивые, дети здоровые, сады богатые, грибов и ягод – завались. Люди вы будете талантливые, на музыку, песни, стихи способные. На зодчество тоже. И будете вы жить да жить, ну как…» Тут его Микола в бок толкает: «Господи боже, да вы подумайте. Это же вы им рай отдадите! Это же вы… бо-же мой!.. Да они при их языкастости туда из настоящего рая всех переманят! Они же языком мелют – дай бог нам с вами». Бог подумал, крякнул, но обратно ведь отнимать не будешь. В самом деле, есть уже она, земля. Лани бегут – лес шевелится. Рыба челны из воды вытесняет. Деревья – до солнца. «Хорошо, говорит, земля будет рай. А чтоб не слишком вы перед моим раем нос задирали, дам я вам самое худшее в мире начальство. Оно вам того рая немного убавит, да и спеси чуть-чуть с вас собьет. Это вам для равновесия». Вот оно как!

Сашка Волгин невесело рассмеялся.

– Хуже всего, что это правда, Алесь.

– Вот так и живем.

– Ничего, брат, недолго.

– Ты что делаешь?

– У меня русский сектор. Большинство – офицеры. Есть и студенты.

– Много?

– Пока что немного. Пятьдесят два человека.[161] Будет больше.

– Это большая радость… Это уже не мы одни, а союз. В самом деле, утешил, брат. Вместе ведь и в аду хорошо.

Рассмеялись.

– Стоит один вопрос, – поднялся Кастусь. – Что будем делать дальше? Сколько можно ожидать! Вот вы, из Могилевщины, какое у вас положение с крестьянским вопросом?

Алесь не сразу понял, что вопрос адресован ему. Поднялся.

– Положение плохое. По губернии двести восемьдесят тысяч крестьян в закладе… Разрешите спросить остальных.

– Спрашивайте, – сказал Кастусь.

Они держались как незнакомые.

– Вы, кажется, из Витебщины? – спросил Алесь у высокого белокурого хлопца. – Судя по говору…

– Из Витебщины.

– Сколько заложенных на Витебщине?

– У нас двести десять тысяч.

– Я с Минщины, – сказал худощавый беловолосый юноша. – У нас заложенных двести восемьдесят восемь тысяч.

Чернявый, похожий на испанца молодой человек резко блеснул угольными зрачками.

– Я из Гродни. У нас сто девяносто семь тысяч душ в закладе.

Алесь обвел всех глазами.

– Вильнянина здесь нет, но и там не лучше. И вы еще спрашиваете, что нам делать?

Кастусь в знак одобрения наклонил голову.

– Около миллиона крестьян предано своими так называемыми хозяевами, которые должны заботиться о них. Хозяева сами подняли вверх руки, сами взяли у государя деньги за этих людей. Ценой их крови и страданий приобрели себе возможность роскошествовать. И тем самым утратили право на человеческое к себе отношение. И если они сами отдают народ во власть палачей, не могут быть хозяевами – мы должны отнять у них это право. – Глаза Алеся были мрачные и решительные. – Я предлагаю: людей освобождать и крестьян наделять землей. Я предлагаю: господ, которые грабили народ, выселять из страны, лишать нажитого богатства, а кровопийц – расстреливать. – Сел.

– Правильно, – сказал Кастусь. – Пусть представители Московского землячества выскажут свои суждения о подготовке и сроках восстания. О методах восстания. Мы сведем их в одно с мыслями других землячеств и организаций.

Люди думали.

Возвратившись в Приднепровье, Алесь вплотную приступил к вербовке людей. Дело пошло неожиданно легко. Плохо поддавались агитации, пожалуй, одни крестьяне. Да и среди них с помощью Когутов удалось навербовать около трех сотен людей. Молодые дворяне из небогатых легко и охотно шли в организацию. Уже теперь, если б нужно было восставать незамедлительно, Приднепровье в той зоне, где действовал Алесь, могло б выставить около трехсот кос и шести сотен багнетов. А еще в северной части губернии действовал Людвик Звеждовский («белые» пробили на должность своего, не зная, что этот свой за последнее время сильно «покраснел»).

Словом, было на кого опереться. Разве что предательство. Но и оно благодаря системе десяток не могло распространиться широко.

Алесь знал: до намеченного ими срока восстания оставалось еще три года. Лето шестьдесят третьего. За это время можно было многое сделать. А если реформа разочарует людей, те, которым он дал землю уже теперь, тоже возьмутся за косы. До июня перевод крестьян на свободное положение был почти завершен. Тысячи бывших его мужиков были свободны: дополнительный пороховой заряд.

Этот год был светлым годом. Казалось, что начинается снова «весна народов». Свежий ветер веял над миром. В Америке северные фермеры с ружьями шли на рабовладельцев, и, хотя им приходилось тяжело, люди надеялись на них и верили в их мужество.

В конце апреля Гарибальди с тысячей отчаянных и смелых людей высадился в Сицилии, где ярко пламенело восстание против неаполитанских Бурбонов. Обрастая людьми, беспрестанно побеждая, тысяча двигалась, становилась многими тысячами, выбрасывала врагов из городов и деревень. В том же самом году Гарибальди освободил королевство обеих Сицилий. Ожидал похода на Рим. Разделенная еще с Юстиниановых времен, растерзанная на части, залитая кровью Италия поднималась единой во весь свой исполинский рост. Наполеон говорил когда-то, что итальянцы любят болтать о свободе родины… в кроватях своих любовниц. Теперь от этих любителей поговорить смазывали пятки австрийцы и Бурбоны. Потому что итальянцы разговаривали теперь языком оружия, и так, как подобает мужчинам.

С шестого столетия, со дня злосчастной гибели Тейи, короля остготов, была реставрация Юстинианом рабства, пожары, крепостничество, тирания церкви, грабительство кондотьеров, инквизиция или власть торговцев. Лоскутная, истерзанная страна, вечные захватчики – от византийцев и испанцев до австрийцев.

И так на протяжении тысячи трехсот лет. Довольно сильный заряд оптимизма для всех, кто не желает и не умеет ждать. Достаточно большая школа выдержки. И когда всем казалось, что уже все, – богатырь поднялся, доказывая этим, что н и к о г д а н е п о з д н о.

Никогда, если речь идет о свободе, о свете завтрашнего дня.

У юношей загорались глаза, когда они смотрели на запад. У них трепетали ноздри, ловящие ветер свободы.

– Жить! Жить! Воевать за свободу! Уничтожить рабство! Воевать за право, за счастье, за отчизну!

Мстислав Маевский ехал верхом в Озерище. Надо было повидать Когутов, поговорить о том о сем, а главным образом встретиться с Яней.

Хлопец вначале удивлялся, почему его так тянет к этой девочке, а когда понял, было поздно, попытался сам себя уговорить, что это обычная романтическая история в духе: «Здравствуй, добрая дева, не откажи запечатлеть на твоем невинном челе братский поцелуй, ибо и крестьянки любить умеют, под сению дерев пляша», – ничего не помогало.

Теплым взглядом окидывал хлопец из-под русой чуприны Днепр, молодую зелень на его берегах, само Озерище, красиво раскинувшееся над рекой. Не знал, что делать. Собрался было вместе с Кастусем поступать в военное заведение. Использовать льготы для студентов, окончивших университет, и дворян. Что-то и у Кастуся не ладится. Диссертации еще не представил, в кандидаты, значит, зачислен условно. Из штаба военного заведения что-то нет ответа. Да и чему удивляться. Недоверие к местным людям большое, а тут человек, который знает право, финансы, статистику, политическую экономию, сельское хозяйство, технологию и другое, желает еще получить и военные знания. Нет уж, хватит. Черт знает, что из таких людей может получиться при распущенности современной молодежи. Возможно, якобинские министры.