Читаем без скачивания Кто ищет, тот всегда найдёт - Макар Троичанин

— Просачковали мы с тобой сегодняшний день, — говорю, нисколько не жалея трудового дня. — Тебе не влетит?

Она смеётся:

— Сегодня воскресенье. Совсем ты замаялся, счёт дням потерял, бедненький.

И правда: в несчастье и в счастье ни дней, ни часов не считают. Вдруг вспомнилась разгромленная вдрызг хата, возвращаться на свалку ой как не хотелось! А придётся. Придётся копаться в вещах профессора… Не хочу!

— Маша, — нашёл выход из положения, — пойдём, приберёмся у меня, а то я один ничего толком не сделаю.

— Конечно, пойдём, — соглашается подруга, и зашагали быстрее.

В пенал прошмыгнули тайком, как воры, не хотелось, чтобы кто-нибудь застукал и пристал с расспросами и сочувствием. Когда открыл дверь и включил свет, Маша всплеснула руками.

— Господи! Да что же это такое!

Мне тоже обстановка не понравилась. Был бы один, расчистил бы путь к кровати, рухнул и переживал бы до утра. Но Маша не из тех, она — инициативная, сняла пальтишко и без промедления принялась перебирать-разбирать разбросанные вещи, складывать-укладывать и вдруг остановилась.

— Что будем делать с вещами Радомира Викентьевича?

Проблема. Я как-то и не задумывался на эту близкую тему.

— Давай, — предлагаю, — сложим в тюки, а завтра я отдам их Анфисе Ивановне на склад.

— Может, что оставишь себе? — спрашивает неуверенно.

— Нет, — категорически отвергаю мародёрство. — Мне, — оправдываюсь, — как-то не по себе пользоваться вещами умершего. А вдруг и ему это неприятно? Знаешь, — объясняю, — давным-давно вместе с умершим хоронили и его вещи, включая жену, и это было правильно.

— Ты, — подначивает, — имеешь в виду жену?

— А что? — кручу свою идею. — Мне, например, очень не всё равно, если ты выскочишь после моей смерти замуж, и кто-то будет тебя обнимать, целовать и ещё что-то нехорошее делать.

Она смеётся.

— Не бойся, мы умрём вместе, в один день и в один час.

— Согласен, — отвечаю, — только я утром, а ты попозже, вечером и какого-нибудь другого года. — Мы ещё хотели поспорить, кто и когда почиет в бозе, но в дверь постучали, я открыл — соседи, техник и его жена из епархии Кравчука.

— А мы, — оправдываются, — услышали шум и зашли посмотреть — не чужой ли кто. Что это у вас?

— Да вот, — объясняю, — поссорились немного.

— А-а, — тянут они заинтригованно, — ну, тогда не будем мешать, — и уходят, а мы прыснули со смеху, ничуть не сомневаясь, что ссор у нас никогда не будет, и рьяно принялись за дело. Я тоже участвовал, больше мешая, чем помогая, но в любом деле, известно, главное — участие, а не личный результат. Когда почитай всё кончили, осталось подмести сор да умыть руки и можно было сказать друг другу поздневечернее прости-прощай, Маша, умница, нашла за печкой два накрытых тряпками и завязанных ведра.

— Что в них? — спрашивает.

Ура! ликую, вот это удача!

— Совсем запамятовал, — каюсь радостно, — такой нынче день. Это мои таёжные подарки тебе. Понюхай сквозь тряпки, пахнет, и угадай.

Она, конечно, угадала:

— Брусника! Лимонник! Ой, спасибо!

Кую железо:

— Сама не донесёшь, я тебе помогу, — и счастливая одарённая не возражает. Ещё бы! Если бы мне ведро сгущёнки подарили да ещё и донесли до дома, я бы тоже не возражал.

Таранить-то, однако, пришлось через весь посёлок и почти всю дорогу оба кузовка мне одному, но я бы и ещё пару раз сходил туда-сюда, лишь бы не возвращаться в пенал.

— Полина Матвеевна! — орёт Маша, первой заскакивая в дом. — Мы по ягоды ходили. Принесли, принимайте, — и даёт дорогу носильщику.

Хозяйка отлипла от плиты, откуда ужасающе аппетитно несло печёным тестом, подошла вся в жару, тоже радуется ягодкам, а может, и нам тоже — у женщин никогда не поймёшь, чему больше. А добытчица торопится развязать тряпки, показать на треть усевшие лесные витамины.

— Вот! — и столько в голосе гордости, словно сама ползала по таёжному склону.

— Надо бы перебрать, — советует-предлагает хозяйка.

— Уже, — подаю голос и я.

— Тогда брусничку замочим холодной водой, а лимонник засыплем сахаром. Давай, хозяюшка, — улыбаясь, обращается к Маше, — действуй, а то я замаялась с пирогами, не отпускают ни на минуту.

Ещё раз — ура! Пироги я страсть как люблю, особенно с капустой и мясом побольше.

— А они с чем? — интересуюсь нахально, надеясь на третье «ура!»

— Всякие, — отвечает, — с горбушей и рисом, — фу-у! — яйцом и морковкой, — бе-е! — немного с творогом, — теплее! — есть и с мясом и капустой, — горячо! ура! — не знаю, кто какие любит.

— Я, — успокаиваю, — всякие люблю… особенно с мясом и капустой.

— И я, — вторит невеста, — всякие… особенно с творогом. — На тебе! Не успели сойтись, как вкусами разошлись. Придётся ей привыкать к моим, такая уж женина судьба.

С пирогами сам бог велит попьянствовать — пригодилось красненькое-то. Тем более что я многое возлагал на это неожиданное и весьма кстати пришедшееся застолье, главное, не окосеть самому и подпоить хозяйку, чтобы стала добрее и сговорчивее. Перед тем, как садиться за стол, произвёл разведку боем.

— Машуля, — говорю умильно, подходя к ней близко-близко и беря за руки, чтобы исключить отступление, — предлагаю тебе крайне выгодную финансовую операцию.

— Ты? — и улыбается, не веря, но всё же заинтересовалась: — Какую?

Так, думаю, надо до предела подавить возможное сопротивление и обнимаю её за плечи.

— Давай, — говорю, — будем платить за комнату вместе?

Она быстро откинула голову, повиснув в моих руках, и спрашивает удивлённо, не усёкши моей выгоды:

— Тебе-то какой резон? Ты же здесь не живёшь.

Я тут как тут:

— Так это легче лёгкого исправить. — Она сразу сообразила и молча улыбнулась, согласившись на верную экономию, но всё же пытается артачиться из женской вредности.

— Не знаю… — тянет, не спуская с меня загадочно улыбающихся незамутнённых глаз, — а что скажет Полина Матвеевна?

У меня и на это предсказуемое возражение продуман убедительный ход.

— Её я, — по-мужски беру на себя самое трудное, — уговорю.

Сломленная вескими доводами, Маша всё с той же загадочной улыбкой поцеловала меня, и мы, довольные взаимовыгодной сделкой, пошли к столу на кухню.

Когда осушили половину 0,7-литрового бутылька, я решил, что настала пора охмурять подшофевшую хозяйку. Поскольку всем мудрым стратегам ещё со времён Кощея Бессмертного известно, что самый прямой путь — это в обход, то и я начал заходить с фланга.

— Полина Матвеевна, — уважительно обращаюсь к осаждённой крепости, — вы заметили, что я некурящий и непьющий?

— А как же, — отвечает, — сегодня за день второй раз прикладываешься.

— Так, — оправдываюсь, — день сегодня такой, исключительный.

— У вас, у мужиков, — молотит почём зря, — все семь дней в неделю исключительные. — Ладно, думаю, зайдём с другого фланга.

— А вы, — напыжился, выставив мощную костлявую грудь, — слышали, что я начальник?

— Слышала, — отвечает, ухмыляясь, и — раз мне под ложечку! — только, вон, ботинки на начальнике драные.

Вот женщины! Всё видят, даже то, что я сам на себе не вижу.

— Так это третьи, — пускаю дымовую завесу, — специально надел, чтобы на кладбище новые две пары не измазать, — не вру, имея в виду, что одну получу от Кравчука, а вторую получу сам. Обидно стало на глупую бабу, что за старыми ботинками не хочет видеть моего светлого нутра.

— А вы заметили, — бросаюсь в атаку с новыми силами, — как лихо, по-хозяйски, справился с дровами?

— И это заметила, — почему-то смеётся хозяйка. — Что ж ты, хозяин, не насадил как следует топор на топорище?

— Так я торопился, — ну, ничем ей не угодишь! — Да я, — кипячусь в обиде, — лучший парень на деревне, да я…

— Вася, — перебивает встрявшая некстати невеста, ещё и лыбится как масляный блин, перестреливаясь хитрым взглядом с Матвеевной, — мы уже обо всём договорились.

Я и остолбенел дурак дураком, и уши завяли. Ну, женщины! Мужик ещё только-только нацелится на цель, соображая, как её лучше поразить, а женщина уже втихаря вжарила в десятку дуплетом — и за себя, и за него. Ржут, вон, довольные, что оболванили первого парня ни за что, ни про что. Покойный Радомир Викентьевич предупреждал, что не может быть равенства в семье, что это противно природе, поскольку в любом коллективе, даже в самом маленьком, обязательно заводится вождь. У нас, похоже, им будет Маша. Что ж, меня такой расклад ответственности устраивает, дома удобнее марьяжиться под каблуком, мне хватает забот и на отрядном участке, там я сам себе с усам. А сейчас смеюсь вместе с ними, вполне довольный одержанным фиаско.

— Значит, так, — отсмеявшись, ставит условия добровольно сдавшаяся сторона, — твои заботы, первый непьющий хозяйственный начальник — дрова и ремонты. И не вздумай сбежать! — грозит, нахмурив брови: — Найду и от души пройдусь по рёбрам вот этим, — показывает на внушительную кочергу, — и столько в глазах ненависти и злобы, что я верю: ни отвертеться, ни скрыться не удастся. Чтобы закрепить договор, разливаем остатки краснухи и бахаем во славу Бахуса, заедая пирогами. И всё — я законный квартирант у законной невесты.