Читаем без скачивания Фадрагос. Сердце времени. Тетралогия (СИ) - Савченя Ольга "Мечтательная Ксенольетта"

Лунный свет не согревал, окутывал холодом. Ночное уханье птиц смешалось с далеким стрекотом цикад, а запах фиалок дразнил, подталкивал к Вольному, напоминая, что он не пахнет цветами. В запахе его кожи можно спрятаться и забыться.

– Аня, что происходит с нами?

Тихий вопрос оглушил. Я мысленно повторила его, но ответа не нашла. Снова злость, потому что чертов ответ не находился… Я не могла придумать объяснений, чтобы вместиться в несколько слов. А если больше, тогда не правда?

За все время, что я была с Женькой, мне не приходилось ощущать всего того, что почувствовала с Кейелом. Боль иногда смешивается с радостью. Счастье мимолетно вспыхивает после сильнейшей горечи. Я не знала об этом. Не знала и того, что когда‑нибудь буду с трудом удерживать себя, чтобы просто не прикоснуться к руке мужчины. Только легкое прикосновение. Всего лишь раз. Но такой желанный раз, что мышцы сводит в теле, немеют. С ума схожу рядом с ним. Разве так бывает?

– А что происходит? – мягко спросила, украдкой подглядывая за Кейелом, запрещая себе двигаться.

До чего ж красивый профиль. Не та идеальная красота правителей, а другая. От нее дух захватывает с первых секунд, потому что… призрачная. Нет безупречного совершенства в его чертах лица, но мимика и жесты… Как платье, которое мерцает лишь в движении. Приковывает взгляд, захватает внимание – и вот через мгновение ты даже не понимаешь, чего ждешь и почему. Но затаив дыхание ждешь, чтобы не пропустить нового мерцания. Эфемерного, неуловимого, притягательного…

Он усмехнулся, покачал головой. Опять жесткие губы кривит в отвращении, но в глазах замерла горечь.

– Ты сегодня… – скривился выразительнее, потянувшись к моему стакану, и недовольно добавил: – красивая.

Комплимент? Звучит так, словно обвинение. Несколькими глотками опустошил стакан, а затем бросил его вниз. Я дернулась вперед, но насупилась, услышав звон разбившегося стекла, и с укором спросила:

– Зачем?

– Чтобы не посмели воодушевиться вашим с Волтуаром примером, – тихо рассмеялся он, наклоняясь и опуская голову на руки. – Только испортят вечер, – пошатнулся, снова выпрямляясь. – Надеюсь, не станут извращаться и ерзать на осколках.

А еще он умеет одной фразой разрушить абсолютно все.

– В своем мире с прошлым женихом… – задумался, закусив губу, и со злой насмешкой посмотрел на меня.

– Кейел, – обратилась, сжимая кулаки. Не хотелось ругаться, не хотелось уходить от него. Осколки… Как же больно иногда он попадает в цель! – Прости меня. Давай я…

– Жен… Жень‑ка, – выговорил непривычное этому миру имя, и я невольно замолкла. – Кажется так его зовут. Того, кого ты так сильно любила. Он тоже имел тебя под окнами своего дворца? Это у вас традиция такая? Ты за это парней…

Наверное, он хотел спросить еще что‑то, но я не стала слушать, срываясь с места. Оскорбления сильно задевали, особенно напоминая о Земле. Особенно звучавшие его голосом, когда так хотелось услышать от него другие слова.

Он не позволил мне уйти.

Крутануло так, что тихий крик, превратился в всхлип. Стена за спиной лишь на долю секунды ударила холодом, а затем я утонула в вихре водоворота. Меня трясло? Нас трясло? Мы целовались, до боли в костях прижимаясь друг к другу. Я ощущала вкус крови с разбитой губы, цеплялась в его волосы пальцами. И разрывалась внутри. Понимала, что надо оттолкнуть и даже отталкивала, чтобы через мгновение снова притянуть к себе. Не знала, что чувствовал он, но его руки, дыхание, губы – дрожали.

Но недолго продлилась головокружительная страсть. Сначала мне показалось, что рука теплеет, но внутренний огонь сметал все ощущения. И без зелий я словно спятившая тянулась к Кейелу, к его теплу. Но потом руку жгуче опалило болью. Я дернулась, чуть вырвавшись из крепких, неспокойных объятий. Кейел снова потянулся ко мне.

– Нет! – рявкнула я, накрывая метку ладонью. До чего ж больно! И хотелось бы объясниться, но боль нарастала. – Волтуар зовет.

Кейел оттолкнул меня. И глядя с ненавистью, указал на дверной проем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ну и вали к нему! Давай, беги от меня к своему правителю!

Метка вновь ошпарила, и я, стиснув зубы, выскочила в коридор. Что могло случиться? Вытерла ладонью губы, стараясь идти ровно. Оглянулась, убедившись, что Кейел следует за мной. Он остановился у лестницы, облокотившись на перила, а я уже отвлеклась, заметив бледную как смерть Дариэль.

– Почтенная! – бросилась она ко мне по лестнице вверх. – Вы ведь не пили?! Ни глотка?! Ведь не успели же?!

– Нет, – растерянно покачала головой.

Дариэль вцепилась в мои руки и стала целовать пальцы.

– Какое счастье! – расплакалась, продолжая касаться губами моих рук, а я стояла примороженная к месту и ничего не понимала: – Какая радость, что Сальир вознаградил вас сегодня интуицией! Почтенная, вы ведь…

Я обернулась, ощутив, что кто‑то рядом. Кейел стоял чуть выше и хмурился, внимательно наблюдая за нами и слушая.

– Вы бы сгорели! – продолжала истерику Дариэль. – Пройдоха аспид! Вас хотели отправить пламенем аспида! Какое счастье, что Сальир…

– Метка болит, – сжала я руки Дариэль, не сумев разделить ее испуг за себя же. Только разгорающийся гнев в груди.

– Да, да, – закивала она. – Небесный просил отыскать вас и привести к нему. Там все собрались, все ждут вас. Там испугались…

Она направилась к выходу из зала, ведущему в коридор.

– Почему мне не сказала? – спросил Кейел, не отставая. Его голос был холодным, жестоким.

– А почему я должна говорить тебе? Разве это твой дворец? Да и если бы он у тебя был… Ты под окнами битое стекло раскидываешь.

Кейел рассмеялся. И я тоже усмехнулась. Кажется, сильно нервничая, мы оба стремимся к разрушению. Хоть в чем‑то понимаем друг друга.

Дариэль привела нас в просторную комнату, обставленную темной мебелью. Мраморный пол отражал свет юрких духов, с террасы веял прохладный ветерок, тревожил листья папоротников, вынуждал трепетать лепестки цветов. Шкафы, заставленные статуэтками и посудой, высились до потолка. На небольшом диванчике, уместившемся в углу, сидела мрачная Сиелра и мяла в кулаке подол золотистого платья. Рядом расположился ее муж; одетый во все темное, он только добавлял бледности Сиелре. Шан’ниэрд обнимал супругу за плечи и что‑то нашептывал, видимо, стараясь успокоить. На другом диване расселось несколько представителей высших гильдий, а у входа стояли хмурые Когурун и Акеон. Волтуар, явно до моего прихода меряющий шагами комнату, бросился ко мне сразу же, как я вошла.

– Асфирель, ты в порядке? – спросил он.

Обеспокоенным взглядом осмотрел с ног до головы, оглаживая мои руки, снимая жгучую боль с метки, а затем прижал к себе.

– Нужно было сразу идти ко мне, – прошептал на ухо.

Поцеловал в макушку головы, в щеки, а после просто обнял, уткнувшись носом в мои волосы, и замолчал. Я чувствовала, как дрожат его руки. Неужели перепугался сильнее меня?

Мы так и стояли в тишине, будто чего‑то ожидали. Я краем глаза заметила, как Кейел прошел к стене и подпер ее собой, скрестив руки на груди. Он не спешил расспрашивать. Может, и мне пока не стоит.

Время тянулось, мой гнев немного усмирился. Волтуар встал рядом, открывая мне обзор на всех присутствующих, но из объятий так и не выпустил.

Меня пытались отравить. Стоит ли сразу думать на Сиелру только потому, что мы конфликтовали, и она уже находится в этой комнате? Быть может, ее сюда за компанию привел муж, как успешный сотрудник гильдии Справедливости. Имеет право? Вполне возможно. Сиелра ведь уже не любовница правителя и, наверное, в таких беседах принимать участие может. Или нет? Спрашивать при ней неудобно, или даже… опасно. Допустим, не она. Сколько еще недовольных выбором Волтуара могло найтись?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Ну вот, например, широкоплечий Акеон, сверлящий меня презрительным взглядом. Он любит приказывать, повышать голос. Этот правитель вспыльчивый, строгий, деспотичный, хоть всячески и пытается это скрыть. Для всех присутствующих тут я всего лишь грязная человечка, до которой случайно снизошел небесный и остался без права выбора. Теперь некоторым просто приходится мириться с моим обществом. Кому‑то потерпеть немного – и уехать, распрощавшись со мной, а кому‑то принять навсегда. Последние уйти от меня никуда не могут, и оскорбить не вправе – Волтуара обидят. А вот избавиться от наглой особи, которая во дворце собралась прописаться, – вариант неплохой. Так может, Акеон?