Читаем без скачивания Волчья натура. Зверь в каждом из нас. - Владимир Николаевич Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отобранная вчера группа «двадцать пять» поднята по тревоге и экипируется. Коршунович требует, чтобы волк-курьер провел экспресс-инструктаж группы сразу по прибытии. Коршуновичу вежливо сообщают, что курьер — волчица и что она в данный момент пребывает в грузовом отсеке махолета наедине с Шерифом, отсек заперт, и на стук никто не отвечает. Коршунович матерится, намекая, что его это колышет поразительно мало и что Шериф свое еще огребет.
Золотых тоже матерится и велит сажать махолет не на Орлиной Плеши, а непосредственно в штабе.
Охраняемая группа из «бункера» грузится на борт яхты «Вадим». Яхта немедленно отваливает от причала и берет курс в открытое море.
Коршунович снова матерится и связывается со штабом Крымской пограничной охраны. Изображение с черноморского метеозонда, запущенного пару дней назад на Форосе, заводят на стационар в штаб альянса, непосредственно к Золотых. Искомая яхта отображается на плане красной точкой.
Волчица дает согласие провести инструктаж непосредственно по прибытии. Коршунович матерится, на этот раз с облегчением, и требует Шерифа.
Шериф матерится, просто так, без видимой причины. Ему сообщают, что шкуру с него спустят потом, а пока требуют подтвердить готовность к операции на воде. Шериф матерится и сообщает, что к операциям на воде он, по определению, готов всегда, а вместе со спущенной шкурой готов положить на стол рапорт об уходе в отставку и присовокупить к этому служебный шейный жетон.
Золотых грязно матерится и категорически требует прекратить употребление ненормативной лексики на служебных каналах.
Коршунович в самых литературных и изысканных оборотах выражает готовность следовать приказу вышестоящего начальства.
Золотых называет Коршуновича язвой и справляется насчет оцепления донецкого санатория.
Шольц в подчеркнуто вежливых выражениях сообщает, что давно уже получил рапорт офицеров спецназа. Территория оцеплена час назад.
Без вызова на канале возникает командующий европейской эскадрильей штурмовиков и на всякий случай информирует, что все подотчетные ему селектоиды готовы к взлету и оперативным действиям в пределах штатных расписаний. Пилоты находятся в кабинах.
Дежурный офицер штаба черноморской пограничной охраны с применением ненормативной лексики разгоняет с пути яхты «Вадим» патрульные катера.
Золотых на лексику не реагирует; его интересует — когда сядет махолет с грузом?
Махолет приводит текущие координаты и в качестве иллюстрации сообщает, что «они как раз перевалили через хребет».
Оперативники Коршуновича сообщают по цепочке на посты слежения, что часть охранения из обеих групп «чирсовцев» возвращается к «бункеру», часть остается в пансионате, от которого только что отвалил «Вадим».
Юрий Цицаркин, командир группы «двадцать пять», докладывает Коршуновичу, что группа готова к боевым действиям. Коршунович велит ожидать инструктажа.
Офицер-спецназовец из оцепления докладывает, что задержаны четверо якобы туристов. Пытались проникнуть на территорию донецкого санатория со стороны гор. Золотых отдает приказ задержать и изолировать до выяснения.
Махолет садится при штабе. Коршунович требует начать инструктаж. Волчица начинает. Махолет с Шерифом и Немцем снова поднимается в воздух и берет курс в открытое море, вслед за яхтой «Вадим».
Цицаркин докладывает Коршуновичу о замене в группе «двадцать пять»: вместо исполнителя «Астон» на задание пойдет исполнитель «Волчица». Мотивировку Цицаркин опускает.
Золотых мучительно принимает решение (потратив целую минуту): санкционировать замену.
Волчицу спешно экипируют; инструктаж тем временем завершается.
Группа «двадцать пять» сообщает о готовности.
Золотых отдает приказ — начать операцию «Карусель-3».
На связи, естественно, тут же возникают президенты России, Сибири и Европы.
Генерал Золотых вполголоса матерится в сторону и перемещается к пультам правительственной связи. Разумеется, с этой минуты он — сама вежливость.
— Генерал?
— Я слушаю, господин президент.
По сложившейся негласной традиции из «трех китов альянса» с генералом Золотых общался президент Сибири.
— Я слышал, у вас там серьезные подвижки?
— Да я ведь отсылал экспресс-доклад сегодня ночью. Точнее, уже утром, в полшестого. Кроме того, события стали развиваться быстрее, чем мы ожидали. Операция «Карусель-3» может завершиться в ближайшие же часы.
А с чего вдруг такая спешка? — чувствовалось, что президент Сибири нервничает и что он очень озабочен создавшимся положением.
— Мы получили новую информацию. Она подтвердилась. Подобный случай упускать было бы непозволительной роскошью. Я пытаюсь им воспользоваться. Простите, господин президент, операция начата, и у меня неважно со временем. Я распоряжусь отсылать вам постоянные отчеты. Прошу прощения, но я действительно не могу разорваться.
— Ну что ж, генерал… Я изо всех сил надеюсь, что хотя бы третья операция завершится результативно.
— На это есть весьма и весьма неплохие шансы, господин президент… До связи.
— До связи.
— Ну что, напарник? — тихо обратился к Рихарду Вапшису Юрий Цицаркин. — Вот он, наш звездный час?
Говорили они, естественно, по-балтийски.
— Посмотрим. — Рихарда трудно было смутить или удивить. Пресловутый балтийский флегматизм давным-давно въелся в его привычки и поведение.
Цицаркин понимающе кивнул и обернулся к своему «войску на час».
Кроме Рихарда — двадцать два человека и одна волчица, которая как раз выскользнула из вагончика, полностью экипированная и вооруженная. Надо сказать, в пятнистой форме она выглядела очень браво и естественно, а игломет держала весьма уверенно.
В закрытом с трех сторон склонами гор, а с четвертой — густыми зарослями ущелье их приготовления вряд ли кто мог бы заметить.
Группу «двадцать пять», кроме пары прибалтов и в самый последний момент возникшей волчицы, составили: трое россиян (одного из них звали Багратом, остальных Цицаркин знал только по кличкам), уже знакомые по осаде Ашгабата сибиряки Нестеренко, Михеич, Герасим, Богдан По и Шелухин, двое людей из подчинения майора Шольца, один туранец, здоровенный и мрачный, и одиннадцать парней из мобильного спецназа, также известных только по кличкам. Результатами первого осмотра Цицаркин остался доволен — группа выглядела многообещающе. Тот факт, что командовать доверили ему, Цицаркина удивил, но не очень. Командовать так командовать. В конце концов операция довольно примитивна, просто нужно делать все быстро и толково, тогда все и получится. А Цицаркин — самый опытный и возрастной из задействованных профессионалов. Из тех, разумеется, кто еще в состоянии работать в поле. Ну, если быть точным — в подземелье, но это все равно расценивается как работа в поле.
— Готовы? — рявкнул Цицаркин; группа отозвалась слаженным «Йе-е-е!».
— «Двадцать пять», проинструктированы и готовы, — отрапортовал Цицаркин Коршуновичу.
— Начали, — скомандовал тот и что-то тихо пробормотал, не то «ни пуха ни пера» желал, не то просто дежурное заклинание выдохнул. У стариков такое встречается сплошь и рядом, Цицаркин это прекрасно знал.
И они рысцой двинулись к шахте, входу в разведанные спелеологами-итальянцами и мастерами из родимой «nopea reagoida» пустоты. Отсюда в окрестности одного из шлюзов была давно пробита узкая штольня.
Цицаркин знал, что сейчас остальные спецназовцы берут под прицел все известные