Читаем без скачивания По воле судьбы - Маккалоу Колин

Помпей прилагал геркулесовы усилия, чтобы корректно обращаться с Лентулом Крусом, оставившим Цезарю всю государственную казну. Что бы с ним было без двух тысяч талантов, добытых Гаем Кассием в Кампании, Апулии, Калабрии? Но все это быстро разошлось. Диррахий не оставался внакладе. Каждая охапка сена тут обходилась вдесятеро дороже, чем в Риме, не говоря уже о каждой мере ржи, бекона, гороха, бобов.

Гай Кассий отправился посмотреть, что прячется в тайниках храмов, разбросанных по Эпиру, а Помпей созвал всех сенаторов подлинного правительства Римской Республики на совет.

— Кто-нибудь из вас сомневается, что мы победим? — вызывающе спросил он.

Послышался недовольный шепот: никому не понравился его тон. Наконец Лентул Крус издали крикнул:

— Конечно же, нет!

— Хорошо! Потому что, почтенные отцы, наша боевая колесница нуждается в смазке.

Гул удивления, неодобрительное ворчание по поводу неуместных метафор на серьезном собрании. Потом раздался голос Марка Марцелла:

— Что ты имеешь в виду, Помпей?

— Я имею в виду, почтенные отцы, что вам нужно послать своих представителей в Рим за всеми деньгами, какие смогут вам выделить ваши банкиры, а если этого окажется недостаточно, придется начать продавать свои земли.

Ужас на лицах. Потом гнев: что за наглость? Наконец слово взял тесть сына Помпея, Луций Скрибоний Либон.

— Я не могу продать мою землю! Тогда я потеряю сенаторский ценз!

— В настоящий момент, Либон, — процедил сквозь зубы Помпей, — твой сенаторский ценз не стоит и цыплячьего пука! Уважаемые, смиритесь! Пошуруйте пальцами в своих набитых финансами глотках и выблюйте для нашей кампании хоть что-нибудь!

Оскорбленное бормотание. Что это за вульгарность? И опять голос Лентула Круса:

— Чушь! Что мое — то мое!

Терпение Помпея лопнуло, и он в своих лучших традициях приступил к обличительной речи, состоявшей преимущественно из оскорблений.

— Это ты, — заорал он, — полностью отвечаешь за то, что у нас нет денег, Крус! Ты подлиза, ты пиявка, ты язва на челе Юпитера Наилучшего Величайшего! Ты обоссался от страха и вылетел из Рима, как стрела из катапульты, оставив казну, полную по самые завязки! А когда я велел тебе вернуться в Рим и исправить это грубейшее нарушение твоего консульского долга, ты имел наглость ответить, что сделаешь это, если я войду в Пицен и остановлю Цезаря, чтобы он не смог дотянуться до твоего жирного трусливого тела! Ты осмелился сказать мне, что я говорю ерунду? Ты отказываешься поступиться деньгами ради спасения Рима? Да я срал на твой член! Ссал на твою безобразную харю! Пердел в твои ноздри! И если ты не будешь очень стараться, Лентул, я разорву тебя от живота до глотки!

Ни шепота, ни бормотания. Все окаменели, в ушах стоял звон от брани, какой не услышишь и на плацу. Все как-то и где-то служили, но такого не слышали. Их защищали, оберегали. Сенаторы стояли с открытыми ртами, от страха чувствуя движение в кишечнике.

— Никто из вас, кроме Лабиена, и драться-то не умеет! Никто из вас понятия не имеет, что значит вести войну! Но, — Помпей сделал глубокий вдох, — пришла пора вам это узнать. Главное для войны — это деньги. Вспомните, что говорил некогда Красс: «Человек, не имеющий средств, чтобы содержать легион, не смеет называть себя богатым!» После него осталось семь тысяч талантов, а еще семь тысяч талантов он зарыл там, где мы их никогда не найдем. Деньги! Нам нужны деньги! Я уже начал распродавать свое имущество в Лукании и в Пицене и жду того же от вас! Считайте это вложением в наше общее светлое будущее, — сказал он непринужденно, повеселев оттого, что загнал их туда, где любой приличный командир и должен их иметь, — под свой каблук. — Когда Цезарь будет разбит, мы тысячекратно возместим то, что вложим. Так что раскройте ваши кошельки и высыпьте их содержимое в общий фонд ради нашей победы. Это понятно?

Кивки согласия, шелесты тихих восклицаний: «Ну да, разумеется», «Как это сразу до нас не дошло!» Над всем этим — голос Лентула Спринтера:

— Гней Помпей прав, почтенные отцы. Когда Рим опять будет нашим, мы все с большой прибылью для себя возместим.

— Ну, я рад, что мы с этим разобрались, — весело сказал Помпей. — А теперь распределим обязанности. Метелл Сципион уже на пути в Сирию, где он соберет столько денег и столько войска, сколько сумеет. Гай Кассий, занятый сейчас инспектированием сокровищниц греческих храмов, последует за ним и там соберет флот. Гней, сын мой, ты во главе флотилии поедешь в Египет, на тебе — транспорт с зерном. Авла Плавтия в Вифинии надо поторопить. Это сделаешь ты, Пизон Фругий. Лентул Крус, ты отправишься в провинцию Азия добывать деньги, войско и флот. Можешь взять с собой Валерия Триария и Лелия, они разбираются в кораблях. Марк Октавий, проверь верфи в Либурнии — они славятся небольшими галерами. Мне нужны очень маневренные корабли с палубами, достаточными для размещения артиллерии, но не чудовищного размера. Преимущественно это должны быть триремы, биремы, квадриремы и квинкверемы, если они поворотливые и ходкие.

— Кто и чем будет командовать? — спросил Лентул Спинтер.

— Там поглядим. Сначала надо собрать стадо, а уж потом думать о пастухах. — Помпей кивнул. — Вы свободны.

Тит Лабиен задержался.

— Славно ты с ними разобрался, — заметил он с уважением.

— Ха! — презрительно фыркнул Помпей. — Более некомпетентного и бестолкового сброда я никогда еще не видел! Почему Лентул Спинтер думает, что он может командовать армией, если он плох даже как губернатор?

— Что поделаешь, если у нас нет таких командиров, как Требоний, Фабий или Децим Брут. — Лабиен прокашлялся. — Нам нужно уйти из Диррахия, пока зима не сделала Кандавию непроходимой, Магн. Остановимся где-нибудь близ Фессалоники, на равнинах.

— Согласен. Сейчас конец марта. Я пережду здесь и апрель, чтобы увериться, что Цезаря не пустили на запад. А потом — к солнцу, к здоровому климату, туда, где добрым людям не досаждают дожди. — Помпей помрачнел. — Кроме того, если я буду мешкать, тут могут появиться те, кого я вовсе не жду.

Лабиен вздернул верхнюю губу.

— Думаю, ты намекаешь на Цицерона, Фавония и Катона?

Помпей вздрогнул и закрыл глаза.

— Лабиен, ради всех богов, помолчи! Пусть Цицерон остается в Италии, а Катон с Фавонием — на Сицилии. Или в Африке. Или в землях гипербореев. Или вообще где-нибудь!

Эта мольба услышана не была. В середине апреля Катон с Фавонием, а следом и Луций Постумий прибыли в Диррахий и сообщили, что Курион прогнал их с Сицилии.

— А почему вы не поехали в Африку? — спросил Помпей.

— Мы сочли за лучшее быть сейчас возле тебя, — изрек Катон.

— Я в восторге, — съязвил Помпей, твердо зная, что ирония ни до кого из прибывших не дойдет.

Однако два дня спустя в ставку Магна прибыл гораздо более полезный соратник — Марк Кальпурний Бибул. По дороге из Сирии он задержался в Эфесе, чтобы, во-первых, как следует отдохнуть, а во-вторых, поглядеть, какой оборот примут события. И отнюдь не из трусости, просто ему хотелось понять, где он нужнее.

— Я так рад видеть тебя! — воскликнул Помпей, горячо встряхивая его руку. — Здесь никто, кроме нас с Лабиеном, не смыслит в войне.

— Да, — согласился спокойно Бибул. — Включая моего высокочтимого тестя Катона. Дай ему в руки меч — и он будет хорошо драться. Но командир из него никакой.

Он, кивая, выслушал Помпея, потом сказал:

— Да, безусловно, Лентула Круса допускать к войску нельзя. Но какова твоя стратегия?

— Приучить свою армию считать себя армией. А с этой целью провести зиму и весну, а может быть, и начало лета около Фессалоники. Кстати, и Малая Азия будет поближе, что сократит путь рекрутам, набранным там. К тому же Цезарь на меня не пойдет, пока не решит вопроса с моими испанскими легионами. А вот после поражения он перегруппируется и решится ударить. У него лишь два выхода: идти или сдаться, но он, разумеется, выберет первое. И будет биться до последнего человека. Мне обязательно надо держать под контролем моря. Все моря. Агенобарб решил обосноваться в лояльной к нам Массилии. Она подставит Цезарю ножку, заставит его еще более расчленить свои силы. Еще я хочу, чтобы он испытал старую, знакомую римлянам головную боль, связанную с нехваткой зерна. Мы должны господствовать в морях между Африкой, Сицилией, Сардинией и Италийским побережьем. Я не пропущу Цезаря через Адриатику, когда бы он ни решил пойти на восток.