Читаем без скачивания Глаз бури - Тэд Уильямс

- Вставай, парень, вставай! Я решил пойти с тобой к твоему хозяину. - Изгримнур шкодливо ухмыльнулся, увидев, как Ленти сплевывает пену. - Мне было что-то плоховато, но сейчас, благодаря святой руке Эйдона, мне стало гораздо лучше!

Телигур исчез из виду, а трое путников продолжали свой путь на запад по Прибрежной дороге, следуя ее извилистому курсу через ряд плотно застроенных городков. Сенокос был в полном разгаре, как на холмах, так и внизу, в долине. Копны торчали повсюду, как головы разбуженных людей. Мириамель слушала певучие голоса крестьян и шутливые возгласы крестьянок, бредущих через высокие травы с бутылками и кошелками с обедом для работников. Жизнь казалась простой и счастливой, о чем она не преминула сказать Динивану.

- Если вы думаете, что работу, которая начинается еще до рассвета и заканчивается к ночи, когда приходится целый день надрывать спину в полях, можно считать счастливой и простой, то вы правы, - отвечал он, щурясь от солнца. - Но отдыхать почти не приходится, а когда урожай плохой, то не хватает еды. И, - сказал он, ехидно улыбаясь, - большая часть урожая уходит на оброк господину. Но, видимо, такова воля Божия. Конечно, честная работа предпочтительнее попрошайничества или воровства, по крайней мере в глазах Матери Церкви, если не в глазах некоторых нищих и большинства воров.

- Отец Диниван! - воскликнула Мириамель, несколько шокированная. - Это звучит… Не знаю… кощунственно, наверное.

Священник засмеялся:

- Великий Боже наградил меня еретической натурой, моя леди. Следовательно, если Он сожалеет об этом даре. Он вскоре призовет меня назад к Себе и все исправит. Но мои старые учителя согласились бы с вами. Мне часто повторяли: вопросы мои свидетельствуют, что дьявольский язык болтается в моей голове. Ликтор Ранессин, когда предложил мне стать секретарем, сказал моим учителям: "Лучше пусть дьявольский язык спорит и задает вопросы, чем молчащий язык лежит в пустой голове". Некоторые из самых правильных деятелей Церкви находят, что с Ранессином трудно иметь дело. - Диниван нахмурился. - Но они ничего не понимают. Он лучший человек на свете.

Во время долгого дневного пути Кадрах позволил расстоянию между ним и его спутниками постепенно сократиться, пока, наконец, они снова не поехали почти бок о бок. Эта уступка, однако, не развязала его язык, хотя он, казалось, прислушивается к вопросам Мириамели и рассказам Динивана о землях, по которым они проезжали. Но в разговор он не вступал.

Покрытое облаками небо стало оранжевым, а солнце светило им в глаза, когда они подъезжали к городским стенам Гранис Сакрана - месту, выбранному Диниваном для ночлега. Город размещался на утесе над Прибрежной дорогой. Горы вокруг, тронутые заходящим солнцем, были сплошь увиты виноградными лозами.

К изумлению путешественников, конный отряд стражников, опрашивающий входящих, встретил их у широких ворот. Это были не местные солдаты, а облаченные в доспехи воины со знаком Золотого зимородка королевского дома Бенидривинов. Когда Диниван назвал имена: Кадрах и Малахиас, им было велено ехать дальше и переночевать в другом месте.

- Почему это? - спросил возмущенный Диниван.

Робкий стражник смог лишь упрямо повторить приказ.

- Тогда дай мне поговорить с твоим сержантом.

Появившийся сержант повторил слова своего подчиненного.

- Но почему? - спросил священник с горячностью. - Чей это приказ? Здесь что, чума или что-нибудь подобное?

- Нечто подобное, - сказал сержант, озабоченно почесывая свой длинный нос. - Это по приказу самого герцога Бенигариса, так, во всяком случае, я понимаю. У меня на приказе его печать.

- А у меня печать самого Ликтора Ранессина, - заявил Диниван, достав из кармана перстень и показывая его кроваво-красный рубин сержанту. - Знайте, что мы едем по святому делу в Санкеллан Эйдонитис. Здесь чума или что? Если воздух здесь не опасен и вода не заражена, мы остановимся здесь на ночь.

Сержант снял шлем и пристально посмотрел на перстень Динивана. Когда он поднял глаза, его грубое лицо было все еще озабоченным.

- Как я уже говорил, ваше святейшество, - начал он огорченно, - это вроде чумы: они ведь сумасшедшие, эти огненные танцоры.

- Что это еще за огненные танцоры? - спросила Мириамель, не забыв изменить голос.

- Заклинатели судьбы, - мрачно ответил Диниван.

- Это еще не все, - сказал сержант, беспомощно разведя руками. Он был крупным человеком, широкоплечим, с мощными ногами, но выглядел совершенно растерянным. - Они же сумасшедшие, вся эта братия. Герцог Бенигарис велел нам… присмотреть за ними, что ли. Но нам нельзя вмешиваться; так я подумал, что мы хоть посторонних в город пускать не будем… - Он нерешительно остановился, смущенно глядя на перстень Динивана.

- Но мы не посторонние, и я как секретарь Ликтора не подвержен чарам подобных людей, - сказал Диниван сурово. - Поэтому пропусти нас, чтоб мы могли устроиться здесь на ночлег. Мы долго ехали и очень устали.

- Ладно, ваше святейшество, - сказал сержант и дал сигнал своим воинам отпереть ворота. - Но я не беру на себя ответственность.

- Мы все несем ответственность в этой жизни, каждый из нас, - серьезно сказал священник, потом смягчился:

- Но Господь наш Узирис понимает тяжесть этой ответственности на плечах наших.

Он сделал знак древа, когда они проезжали мимо засуетившихся у ворот солдат.

- Что-то этот воин сильно расстроен, - заметила Мириамель, когда они оказались на центральной улице. У многих домов ставни были закрыты, но бледные лица выглядывали из дверей, наблюдая за путешественниками. Для города такого размера Гранис Сакрана был удивительно пустынен. Небольшие группы солдат ездили туда-сюда возле ворот, на пыльных улицах встречалось очень мало прохожих, они бросали осторожные взгляды на Мириамель и ее спутников, тут же опускали глаза и спешили по своим делам.

- Не он один, - ответил Диниван, проезжая в тени высоких домов и магазинов. - Страх опутал весь Наббан, как чума.

- Страх приходит туда, где его ждут, - тихо промолвил Кадрах, но тут же отвернулся от их вопросительных взглядов.

Когда они достигли рыночной площади в центре города, они поняли причину такой противоестественной опустошенности улиц Гранис Сакрана. Толпа в шесть рядов окружала центр площади. Люди шептались и смеялись. Хотя последние отблески угасающего дня и согревали горизонт, по всей площади горели факелы, отбрасывая дрожащие тени на темные пространства между домами и освещая белые одежды огненных танцоров, которые раскачивались и кричали посреди площади.