Читаем без скачивания Неизвестный Троцкий (Илья Троцкий, Иван Бунин и эмиграция первой волны) - Уральский Марк Леонович

Затем Дон Аминадо, посетовав о покоящемся «на кладбище в Нью-Йорке» М.Л. Браславском, «у которого мы видались в посл<еднее> время» <имеется в виду «до войны» — М.У.>, и всех «исчезнувших и ушедших», чей «печальный список — в одно письмо не уложишь!» — переходит к своим литературным планам, не забывая при этом высоко оценить активность И.М. Троцкого в кампании по сбору средств для помощи престарелому и больному Бунину.

Сейчас вот, после десятилетия целомудренного молчания, хочу выпустить книжку стихов, да и то издателя нет, а меценаты выдохлись как морские жители на вербном базаре228. Кстати, о меценатах: Бунины наперебой рассказывали о Вашей щедрости, отзывчивости, быстроте и проч. Конечно, Вы хорошо сделали, старик этого заслужил больше, чем кто бы то ни было. Видите ли вы моего друга М.В. Вишняка? Ал. Абр. Полякова229? Андрея Седых (он же Андрюша Ющинский230)? Итак, жду, жду, жду весточки от Вас — на 8 страницах убористого шрифта <...> Будьте здоровы, дорогой Илья Маркович, обнимаю всю семью! Искренне Ваш (после четырех декад!), преданный и любящий Вас

Д. Аминадо.

Говоря в столь комплиментарном тоне о Бунине, Дон Аминадо, без сомнения, имеет в виду не только его принципиальный отказ от сотрудничества с профашистскими эмигрантскими изданиями в годы войны, но укрывательство в своем доме их общего знакомого А.В. Бахраха. По всей видимости, И.М. Троцкий откликнулся на просьбу Дон Аминадо написать ему подробное письмо (в архивных фондах Дон Аминадо231, увы, не выявленное), т.к. 14 января 1951 г. тот посылает свой ответ:

Дорогая старая гвардия, Илья Маркович! Вы, наверное, и представить себе не можете, сколько эмоций вызвало во мне Ваше письмо. Нет, — все это вздор! — люди с возрастом не изменяются. Вы тот же, что и 1о, 20, 30, 40 лет назад! Тот же язык, та же ясность, та же благожелательность и даже почерк — тот же! Стало быть, дай Бог вам здоровья, Вам и Анне Родионовне, и детям Вашим, и внукам Вашим. Аминь! <...>

Цитирую из вашего письма: во второй половине января буду в Париже! Жду Вас, дорогой друг детства и отрочества! Напишите хоть два слова (заранее) — когда? И где Вас найти? Радуюсь встрече с Вами. Хочется душу отвести! Подумайте, сколько воды утекло (и не только воды) с тех пор, к<а> писал Осип Мандельштам:

— В те баснословные года...232, <...>.

Передайте самый душевный привет дорогой Анне Родионовне и непомнящим меня детям! <...> Сколько времени вы пробудете в Париже? Вы спрашиваете подробности о моей книге. Подробности, дорогой мой, сводятся к весьма существенному пустяку: книга набрана, прокорректирована, сброшюрована, и лежит в типографии — в ожидании безумца, фанатика, мецената, последнего из могикан, способного <...> вынуть 50 тыс. фр. франков, или, говоря языком Трумэна233, — 125-130 долларов. Вот Вам и подробности, а остальное Вы, как взрослый, отлично понимаете. (Все это — entre nous234!). Будьте здоровы, дорогой Илья Маркович. От Надежды Михайловны <Шполянской — М.У.> сердечный привет.

Обнимаю Вас! Ваш АмПет.

Однако надежда Дон Аминадо на встречу с «дорогим другом» из Нью-Йорка не оправдалась, на что он в несколько ерническом тоне сетует в письме от 1 апреля 1951 г.:

Дорогой друг детства и отрочества, и зрелости и остальных возрастов! Что ж Вы, меня, милый Илья Маркович, забыли? Последнее мое письмо оставили без ответа, и, зная вашу европейскую натуру, я убежден, что по ночам у Вас бывают кошмары — неотправленные письма! У вас было доброе намерение найти мне мецената — помочь мне издать мою книгу. Книга уже готова <...>. Вложил я в это «предприятие» штаны и исподние, осталось заплатить 50 тыс. хранки <так>, т.е. на Ваши американские <...> 120 долларов. Если буду иметь уверение, что до 15-го мая деньги эти могут быть, благодаря вашим чародействам и волшебствам, найдены и пересланы, то смогу получить кредит в типографии и выдать соотв. обязательство. Поэтому, усердно Вас прошу, если это Вас — среди бесчисленных Ваших забот и занятий — не слишком обременит, скажите мне Ваше голубиное слово, и ответьте обратной почтой по воздуху. У Тютчева есть стихи:

— Я знал Ее еще тогда,

В те баснословные года!

(Ее — т.е. Россию). Книга будет называться: «В те баснословные года». <...> Не посетуйте за беспокойство. Обнимаю Вас.

Ваш АмПет.

Судя по всему, И.М. Троцкий не подвел и книга была напечатана, ибо через месяц с небольшим, во вторник 22 мая 1951 г. Дон Аминадо пишет И.М. Троцкому новое письмо, в котором, учтиво осведомившись вначале о здоровье его супруги — «Хочу надеяться, что она поправилась и что все у Вас благополучно» — просит:

...ответьте мне, пожалуйста, хотя бы кратко, на следующие жгучие вопросы: 1) Получили ли Вы мою книгу? 2) Приедете ли Вы в июле, как предполагалось? И когда именно? 3) Вернулся ли из Европы «меценат» (должен был вернуться в середине мая)? И собираетесь ли вы его атаковать?! 4) Все Ваши юбиляры стоят мне поперек дороги, по которой они шли в штан<ах>, а я должен ходить без штанов... Горькая участь! Имейте в виду, дорогой и неутомимый Илья Маркович, что <...> это не в буквальном смысле, на хлеб я себе, слава Богу, зарабатываю (Ищут вежливых старушек для различных побирушек235), но издательская моя авантюра мне не по плечу, вот почему я так настойчиво прошу Вас помочь мне в этом идиотском предприятии (И. Василевский — НЕБуква236 — говорил когда-то, что издание автором собственной книги на собственный счет — есть покушение на убийство с целью грабежа!) М<ожет> б<ыть>, возможно в «данный момент» получить от мецената «аванс» в половинном размере, т.е. 6о долл, (а передать — в июле, когда Вы приедете)?! 5) Мой друг Седых — <...> распространитель нумерованных экземпляров по 5-ти долл, за штуку на египетском пергаменте типа Цимкес-Дримкес-Лаштанодер — тоже испытывает трудности. <...> м<ожет> б<ыть>, Вы можете ему в этом деле помочь и растолкать неск. экз.? 6) Кроме того (чувствую, что письмо мое носит характер — и в хвост и в гриву!) — не можете ли Вы указать мне <...> адрес в Буэнос-Айресе, куда бы я мог <эти книги — М.У.> послать <...>?! За все это буду вам чрезвычайно благодарен. И не только благодарен, а еще будет меня совесть мучить, что я такую на вас партнагрузку возложил. Ну вот, dixi et aninmum lacvavi237. <...> Обнимаю Вас с нежнейшей любовью и преданностью 40-летней давности.

Ваш АминадПет.

Через два месяца, во вторник 17 июля 1951 г., Дон Аминадо

пишет:

Дорогой мой Илья Маркович!! Прежде всего — и от чистого сердца спрашиваю, как здоровье Анны Родионовны? Как действует на нее горный воздух, покой и перемена условий жизни? <...> 2) Познакомился с д<ок-то>ром Суровичем238. Слушал трехчасовой рассказ о молодом солдатике <...> о встрече оного солдатика с будущей подругой жизни, и о том, как праздновали святки в доме старика Суровича в Крыму. Tempi passatti!239 3) Удалось ли Вам, дорогой, <...> осуществить ваше доброе намерение ликвидировать тринадцать (13) экземпляров книги вашего старого приятеля?! 4) На всякий случай повторяю <свой — М.У.> адрес <...>. 5) буду рад получить от Вас хотя бы самую краткую весточку. 6) Прошу усердно не считать меня приставом (от глагола приставать) и нудой... А еще прошу не сетовать за причиняемое беспокойство. А еще прошу сердечно кланяться <...> Анне Родионовне, к<ото>рую и по сей день вижу во главе длинного, уставленного яствами стола, на Kurfustendamm в те баснословные года! Обнимаю Вас.

Ваш Аминад Петрович.

В коротком письме от 1 августа 1951 г. Дон Аминадо радуется за хорошие новости о здоровье Анны Родионовны и благодарит за «лирическую часть» письма Троцкого к нему, за полученные 35 долларов: