Читаем без скачивания История западной философии. Часть I. Античность. Средневековье. Возрождение - Виктор Петрович Лега
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мишель Монтень возражает и против антропоморфного понимания Бога. Если о Боге и можно говорить, то только как о существе, безмерно превосходящем любые описания. Нельзя говорить о Боге как о человеке, наделяя Его такими категориями, как разум, воля, любовь и т. д. Бог находится выше всего, поэтому Он настолько выше мира, что отношение к нему у Бога весьма безразличное. Бог ничего не выделяет в этом мире, для Него все одинаково — и человек, и лист на дереве. Человек не должен кичиться своим положением, потому что для Бога все равны. Каждая вещь в природе для Бога одинакова, и управляет Он всем одинаково.
Разные религии потому и существуют, что они по-разному представляют далекого и непознаваемого Бога. В каждой религии, по мысли Монтеня, есть часть истинной религии, и христианство не должно претендовать на то, что оно есть религия истинная. Он доказывает это тем, что «признаки одинаковы у всех религий: чаяния, вера, чудесные события, обряды, покаяния, мученичества»[347], а к тому же некоторые христиане по своим моральным качествам гораздо хуже, чем многие атеисты и язычники: «Сравните наши нравы с нравами магометанина или язычника — вы увидите, что мы окажемся в этом отношении стоящими ниже»[348].
Принадлежность человека к той или иной религии определяется, по Монтеню, случайными факторами, например его национальностью. «Мы христиане в силу тех же причин, по каким мы являемся перигорцами (Перигор — регион на юго-западе Франции. — В. Л.) или немцами»[349], — пишет он. Поэтому нравственность нужно строить не на религиозных, а на природных основаниях. Основы нравственности заложены в самой природе, а поскольку природа ничего не говорит нам о бессмертии нашей души, то душа не бессмертна и умирает вместе с телом. Но это не разрушает нравственность, и Монтень, как до него Пьетро Помпонацци и некоторые аверроисты, повторяет тезис, что отсутствие веры в бессмертие души и надежды на загробное воздаяние не устраняют, а вносят истинную нравственность. Не веря в загробное воздаяние, человек лишается эгоистических основ и живет по истинно нравственным законам. Эти нравственные законы устанавливаются природой; познавая их, человек живет нравственной жизнью.
Этика Монтеня перекликается с этикой эпикурейской, согласно которой человек, с одной стороны, должен прожить незаметно, довольствуясь благами, которые дает ему природа, и не выдумывая излишних роскошеств (Монтень понимает Эпикура в аутентичном его смысле), а с другой — смысл и цель человеческой жизни состоят в стремлении к счастью. Поэтому и этика Монтеня жизнерадостна в эпикурейском смысле слова. Цель жизни может состоять только в самой жизни.
§ 10. Наука и натурфилософия в XVI веке
В XVI в. в Италии, в отличие от Германии и Франции, где Ренессанс в основном затрагивал религиозные вопросы, начинается активное увлечение познанием природы. Правда, нельзя назвать это наукой в современном смысле слова. Философы этого направления предлагали свои умозрительные гипотезы относительно мира, частично основываясь на опытном его познании, но гораздо чаще далеко выходя за его пределы, придумывая те или иные различные натурфилософские концепции. Объединяло многих из них, кроме интереса к познанию мира, еще одно — стремление к его переустройству, к овладению им. Искусство владения миром, умения превращать одни вещи в другие (например, металлы — в золото, болезнь — в здоровье и т. п.) они, вслед за Фичино, называли магией, различая темную, демоническую магию, которую они в согласии с Церковью осуждали, и магию естественную, научную. Знаменитый врач Парацельс, Агриппа Неттесгеймский, автор «Оккультной философии», Томмазо Кампанелла, знаменитый не только своей моделью идеального государства («Город Солнца»), но и своей философией, обосновывающей естественную магию, — вот далеко не полный перечень философов этого рода.
Другая особенность натурфилософии XVI в. — обожествление природы, представление о ней как о живом организме. К этому выводу приводило философов их стремление найти в природе источники ее движения, не прибегая при этом к концепции неподвижного перводвигателя. Например, Бернардино Телезио считал такими источниками движения тепло, идущее от неба, и холод, идущий от земли. Франческо Патрици утверждал, что поскольку способность движения имеется лишь у живого существа, т. е. у существа, имеющего душу, то и мир наш одушевлен и является живым организмом. Томмазо Кампанелла также был согласен с тем, что мир есть чувствующее животное, а основой мира являются так называемые прималитеты, т. е. мощь, мудрость и любовь.
Разумеется, построения вышеназванных мыслителей с большой натяжкой можно считать научными. К современной науке они не имеют никакого отношения. Примером может служить отказ Р. Декарта от встречи с Т. Кампанеллой, которой так добивался последний. Декарт ответил, что знает об учении Кампанеллы достаточно, чтобы не желать личной беседы с мыслителем, чьи взгляды безнадежно устарели. Однако в XVI в. появляются и мыслители, которых с полным правом можно назвать предшественниками современной науки. Это прежде всего Леонардо да Винчи и Николай Коперник. В отличие от натурфилософов и магов, они первостепенное значение уделяли, во-первых, опытному познанию, а во-вторых, математике. Современные учения, не основанные на опыте, Леонардо называет ложными, в отличие от истинных наук, основанных на опыте и проверенных математически: «Истинные науки — те, которые опыт заставил пройти сквозь ощущения и наложил молчание на языки спорщиков. Истинная наука не питает сновидениями своих исследователей, но всегда от первых истинных и доступных познанию начал постепенно продвигается к цели при помощи истинных заключений, как это явствует из первых математических наук, называемых арифметикой и геометрией, т. е. числа и меры»[350]. Упоминание числа и меры явно неслучайно и отсылает нас к Книге премудрости Соломона, в которой сказано, что Бог «все расположил мерою, числом и весом» (Прем. 11, 21). Опыт и математика — вот основания истинной науки: «Все наше познание начинается с ощущений»[351], «Опыт никогда не ошибается, ошибаются наши суждения»[352], «Никакой достоверности в науках нет там, где нельзя приложить ни одной из математических наук, и в том, что не имеет связи с математикой»[353]. Леонардо понимает, что в мире царит необходимость, познавая которую ученый может приблизиться к познанию Бога, потому что необходимость природы — это необходимость Божественного Промысла: «О чудесная необходимость, ты с величайшим умом понуждаешь все действия быть причастными причин своих, и по великому и непререкаемому закону повинуется тебе в кратчайшем действовании всякая природная деятельность!.. Это направляет человеческое размышление к созерцанию божественному»[354].
