Читаем без скачивания Дневники 1932-1947 гг - Лазарь Бронтман

Среднего роста, удлиненное, чуть загорелое лицо, высокий лоб, зачесанные назад темные волосы с зализами, на лице — почти постоянная улыбка. Самое характерное в нем — глаза: серые, очень беспокойные, не то ждущие чего-то, не то ищущие.

Говорили мы часа четыре. У меня все время было ощущение, что и заглянул куда-то «туда», по ту сторону черты. А он говорил обо всем очень просто, как о рядовых будничных делах.

— Вас бы в средние века на костре давно бы сожгли, — не удержался я.

— Наверное, — рассеянно улыбнулся он.

Потом эта перспектива дошла до него полностью, и он, усмехнувшись, сказал: «Да и вас бы, как сообщника».

Он рассказал мне о своем творческом пути.

— Я хотел не эмпирики, не эксперимента, а научной истины, познания. Поэтому несколько лет я потратил на изучение механизма умирания. Как умирает организм, в какой последовательности уходят из жизни органы, функции.

— И много народа вы отправили на тот свет?

— Отправлял не я, а мои коллеги. Много. Я думаю, несколько десятков, а м.б. и больше. Но, знаете, привык. Умирает человек, а ты сидишь и смотришь (и знаешь), когда у него начнется агония, когда перестанет прощупываться пульс, исчезнут рефлексы.

Вошла в комнату жена Неговского — молодая, очень миловидная женщина, видимо, жизнерадостная и веселая. Она спокойно и даже равнодушно слушала все рассказы о смерти и оживлении, видимо, давно привыкнув к этому.

— И только тогда, когда мне стало ясно до последней детали, как умирает организм — я занялся вопросом о том, как его оживлять. В своей работе я исхожу из того, что между моментом видимой смерти и действительным разрушением организма есть период, который можно и нужно лечить также, как болезнь.

Впервые свои опыты на людях Неговский провел на Западном фронте — с декабря 1943 по апрель 1944 года. До этого он некоторое время работал в одном родильном доме № 15, проверял там свою методику: вытаскивал в жизнь мертвых детей. Вытащил 14–15, жили по несколько дней.

На фронт он попал после долгих мытарств: добивался полтора года. Вот бумажные души! Ведь все ясно, человек хочет тащить покойников с того света, нет — боятся взять ответственность.

Работал он там под огнем, в госпиталях передней линии. Тьма народа медицинского смотрела и ахала. Объекты: случаи тяжелейших ранений в грудь и живот. Брал он три категории: шок 3-ей степени, агония и клиническая смерть (нет дыхания, сердце молчит, нет рефлексов). Подходил он к столу после того, как нормальные врачи складывали руки и предлагали вытаскивать людей ногами вперед (на кладбище).

— И вот вам результаты, — сказал Неговский, развертывая передо мной рукописную таблицу, разграфленную, как ведомости в ходе хлебозаготовок или смет канцелярских расходов главка. — Из 54 случаев оживления — 22 ожили, но пожив по несколько дней, умерли на операционном столе, 15 выжили (из них 3 погибли потом от воспаления легких) а остальные живы до сих пор и — видимо снова вернутся в строй.

Дальше он начал говорить по таблице: столько-то было агональных, столько-то — клинической смерти, столько-то шок, из них — ранения таки и такие-то, результаты такие-то. Привел по памяти некоторые случаи, фамилии, но за более конкретными данными документального характера просил заехать в лабораторию. Вчера же дал мне только снимок одного покойника и его письмо из госпиталя. И подарил свою книжку «Восстановление жизненных функций организма, находящегося в состоянии агонии или в периоде клинической смерти» — изд. Наркомздрава, 1943.

— Вообще, медицина знает случаи оживления. И некоторые врачи могли бы сказать, что они оживляли сами людей. Очень хорошо, но пусть они ПОВТОРЯТ это. У них были случаи это. У них были случаи, а мы выработали СИСТЕМУ, знаем КАК это делать, чтобы успех был почти наверняка, делаем это НАУЧНО, со зрячими глазами.

— В.А! Если это удавалось вам с тяжелоранеными, что в случаях насильственной или внезапной смерти, когда организм не пострадал, это тоже должно дать эффект?

— Бесспорно. Утопленников, угоревших, случаи паралича сердца, некоторые отравления — оживлять будет очень легко. Большую помощь может оказать наша методика при тяжелых состояниях сердечно-сосудистой системы. Возьмите Серго: он умер потому, что закупорились жизненные каналы крови. Еще бы несколько толчков сердца — и кровь пробила бы себе дорогу, был бы наш простой аппарат — он помог бы сердцу, заменил бы его и жизнь осталась бы. Или возьмите, так называемые, кризисы болезней.: стоит помочь ослабевшему организму — и человек останется жив.

Я ушел от него шальной.

10 мая.

Звонил Неговский. Говорит, что один из его пациентов находится здесь в госпитале. Приглашает съездить к нему. Обязательно надо побывать, расспросить, что он видел на том свете.

Говорил об этом с Ильичевым. Отнесся очень настороженно: боится публиковать.

15 мая.

Леша Коробов побывал за последние три дня у больших людей. Когда-то перед отправкой к партизанам, он был у т. Ворошилова (он в то время возглавлял штаб партизанского движения) и инструктировался на дорогу. Потом, разоблачая «батю», он снова был у него. Потом был, уезжая в прошлом году к Ковпаку. Сейчас он решил снова пойти к нему, т. к. замыслил писать книгу о Ковпаке (он пробыл в его отряде 50 дней).

Ворошилов хорошо принял его, расспрашивал о книге, обещал помощь, потом спросил:

— Слушайте, а вы умеете писать так, как никто из вашей братии не пишет: правду, то, что видите? Кстати, почему в последнее время совсем не видно вашей подписи?

Лешка стал жаловаться на полковника, на загон, затирание, рассказал вообще об обстановке на третьем и четвертом этажах. Ворошилов сразу же свел его с Маленковым. Лешка повторил все Георгию Максимилиановичу, при беседе присутствовали Александров, Федосеев, а затем вызвали и Поспелова.

т. Маленков потребовал снятия полковника, активизации людей, оживления газеты, сделать ее интересной, выходить в срок (официальные материалы можно и нужно откладывать, если они грозят выходу), выращивания имен, сделать так, чтобы члены редколлегии писали в газету, дабы партия их знала.

Позавчера Лешка был у т. Щербакова. Говорил часа два. В числе прочего, рассказывал по его словам, о Леньке, Мартыне, мне. Впрочем, Лешке верить надо очень осторожно: врать любит по-довоенному.

Позавчера Поспелов собрал весь актив. Сообщил о решении Политбюро по 3-му тому «Истории философии» (это решение будет изложено в редакционной статье в ближайшем № «Большевика»). Оказывается, в эти страднейшие дни ЦК нашел необходимым посвятить ТРИ ДНЯ обсуждению этого дела, таково внимание идеологическим вопросам.