Читаем без скачивания Жозеф Бальзамо. Том 2 - Александр Дюма

С этими словами врач снова сделал шаг в сторону флигеля.

— О нет, нет, это невозможно! — обезумев от горя, вскричал Филипп; голос его пресекался от рыданий. — Нет, доктор, наверное, я не так понял — не могли же вы сказать мне…

Доктор отошел, но вдруг остановился и мягко, с сочувствием произнес:

— Последуйте моему совету, господин де Таверне. Поверьте, это лучшее, что вы можете предпринять.

— Но вы только представьте: поверить вам — значит, утратить самое святое в моей жизни, обвинить ангела, искушать Господа. Если вы, доктор, требуете, чтобы я в это поверил, то дайте по крайней мере доказательства.

— Прощайте, сударь.

— Доктор! — в отчаянии возопил Филипп.

— Осторожней, сударь. Пылкость ваших речей вынудит меня сказать то, о чем я дал себе слово никому не говорить и пытался скрыть от вас.

— Да, доктор, вы правы, — еле слышно, почти беззвучно ответил Филипп. — Но разве наука не может ошибаться? Признайтесь, что и вам приходилось ошибаться.

— Крайне редко, сударь, — отозвался врач. — Я прошел суровую, школу, и мои уста произносят «да» лишь после того, как глаза и разум скажут: «Я видел, я знаю, я уверен». Разумеется, вы правы, сударь: порой и я могу ошибиться, ведь я всего лишь человек, но, по всей вероятности, на сей раз это не так. Попытайтесь успокоиться, сударь, и давайте на этом расстанемся.

Но Филипп не мог так просто сдаться. С умоляющим видом он взял доктора за руку, и тот остановился.

— Прошу вас, сударь, о последней, высшей милости, — снова заговорил Филипп. — Вы видите, в каком смятении находится мой рассудок, временами меня охватывает нечто подобное безумию, и для того, чтобы знать, жить мне или умереть, я хочу иметь подтверждение, так ли все ужасно. Я вернусь к сестре и не стану ни о чем ее расспрашивать, пока вы еще раз не осмотрите ее. Подумайте над этим.

— Это вам следует подумать, сударь, а мне нечего добавить к тому, что я сказал.

— Сударь, пообещайте мне — Боже, в такой милости даже палач не откажет своей жертве! — пообещайте же прийти к моей сестре после визита к ее высочеству дофине. Богом заклинаю вас, доктор, пообещайте мне это!

— Это ни к чему, сударь, но коль скоро вы так настаиваете, мой долг — сделать, как вы хотите. После ее высочества дофины я зайду к вашей сестре.

— Благодарю вас, доктор. О, вы придете и признаете, что ошиблись.

— Я желаю этого от всего сердца, сударь, и если я ошибся, то не премину с радостью признаться в этом. Прощайте!

И, вырвавшись наконец на свободу, доктор удалился. Филипп остался стоять на поляне; дрожа, словно в лихорадке, обливаясь ледяным потом, он был в таком возбуждении, что не понимал уже, где он, с кем только что разговаривал и что за тайну открыл.

В течение нескольких минут молодой человек бессмысленно глядел то на небо, на котором мало-помалу загорались звезды, то на дворец, где уже зажгли свет.

143. ДОПРОС

Придя в чувство и немного приведя в порядок мысли, Филипп направился к Андреа.

По мере того как он приближался к флигелю, призрак несчастья постепенно таял; ему начало казаться, что это был только сон, а не жестокая действительность, которую он не желал принимать. Чем больше удалялся он от доктора, тем меньше верил его словам. Конечно, наука ошиблась, а добродетель все так же непорочна.

Разве врач не подтвердил это, пообещав навестить сестру?

Но когда Филипп предстал перед Андреа, оказалось, что он так побледнел и осунулся, что теперь пришла очередь девушки встревожиться за брата и удивиться, как за такой короткий срок он мог столь сильно измениться.

Так подействовать на Филиппа могло лишь одно.

— Господи, брат, неужели я так тяжело больна? — спросила Андреа.

— А что? — не понял Филипп.

— Мне просто показалось, что разговор с доктором Луи вас напугал.

— Нет, нет, сестра, — ответил Филипп, — доктор спокоен за вас, вы сказали мне правду. Мне стоило больших трудов уговорить его еще раз зайти к вам.

— Зайти ко мне?

— Да. Это не стеснит вас, Андреа?

При этом Филипп пристально смотрел в глаза девушке.

— Нет, — безмятежно ответила та, — если только этот визит хоть немного вас успокоит. Но скажите, почему вы так страшно побледнели?

— Вас это беспокоит, Андреа?

— И вы еще спрашиваете!

— Значит, вы меня сильно любите, Андреа?

— Простите? — переспросила девушка.

— Я спрашиваю, Андреа: вы меня любите все так же, как в дни нашей юности?

— О, Филипп! Филипп!

— Значит, для вас я — один из самых близких людей на свете?

— Самый близкий! Единственный! — вскричала Андреа, после чего, смутившись и покраснев, добавила: — Извините меня, Филипп, я забыла…

— Нашего отца, да?

— Да.

Филипп взял руку сестры и, с нежностью взглянув на девушку, проговорил:

— Андреа, ради Бога, только не подумайте, что я стал бы вас порицать, если бы в вашем сердце нашлось место и для иного чувства, кроме любви к отцу, ко мне. — Затем, присев рядом с сестрой, он продолжал: — Вы сейчас в том возрасте, Андреа, когда сердце молодой девушки отзывчивее, чем ей самой этого хотелось бы, а Божья заповедь велит женщине оставить родителей и семью и следовать за супругом.

Некоторое время Андреа смотрела на брата с таким видом, словно он говорил на неведомом ей иностранном языке, после чего с непередаваемым простодушием расхохоталась:

— Супругом? Вы, кажется, сказали что-то насчет моего супруга? Господи, Филипп, да он еще не родился! Во всяком случае, я такового не знаю.

Тронутый столь искренним ответом, Филипп пододвинулся поближе, взял руку сестры в свои и сказал:

— Прежде чем иметь супруга, милая Андреа, нужно найти жениха, возлюбленного.

Андреа с изумлением смотрела на Филиппа, чувствуя, как пытливо брат всматривается в ее ясные, невинные глаза, в которых отражалась вся душа.

— Сестра, — продолжал Филипп, — с самого вашего рождения вы считали меня своим лучшим другом, а для меня были единственной подругой. Сами знаете, я никогда не оставлял вас ради того, чтобы поиграть с приятелями. Мы с вами вместе росли, и ничто никогда не омрачало нашего безграничного доверия друг к другу. Отчего же с некоторых пор вы безо всякого к тому повода так изменились ко мне?

— Я изменилась к вам, Филипп? Изменилась? Объяснитесь же. После вашего разговора с врачом я решительно не понимаю ни единого вашего слова.

— Да, Андреа, — вздохнул Филипп, прижимая девушку к груди, — да, моя милая сестрица, страсти молодости пересилили детскую привязанность, и теперь я для вас недостаточно хорош или надежен, чтобы вы открыли мне свое преисполненное любви сердце.