Читаем без скачивания Красная Литва. Никто не хотел умирать - И. Э. Исаева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выберите сегодня же из своих рядов лучших организаторов: в конце недели они должны будут разъехаться по всей Литве. Наш центральный орган будет выплачивать им зарплату и командировочные, так что они ничего не потеряют». (Старый «Дарбо румай» имел капиталы; рабочие получили в свое распоряжение действующий концерн!).
Поднялись руки, посыпались вопросы. Один вопрос вытекал из другого, и большое разнообразие их говорило об инициативности литовских рабочих, о широте и важности проблем, стоявших перед ними.
– На фабриках, где комитеты уже выбраны, они останутся?
– В настоящее время – да, – ответил Шумаускас.
– Мы уже выработали требования о повышении зарплаты на нашей фабрике. Можем ли мы сразу предъявить их хозяину или нужно сначала вынести их на обсуждение профсоюзного собрания?
– Профсоюз немедленно установит размеры зарплаты на всех фабриках, – последовал ответ.
– Прядильщики и ткачи будут в разных союзах?
– Нет, все они будут в профсоюзе рабочих текстильной промышленности, но при желании и те, и другие могут иметь отдельные секции.
– К какому союзу принадлежат стекольщики? Садовники?
– А как будет с женщинами, выполняющими работы для фабрик на дому?
– Должны ли мы брать вступительный взнос?
– Должны ли мы привлекать в профсоюзы подмастерьев, если в мастерской, кроме хозяина и подмастерья, никто не работает?
Вначале вопросы касались организационных деталей, но вскоре рабочие перешли к политическим проблемам.
– Хозяин сейчас нанимает новых людей – не серьезных рабочих, а бродяг. Должны ли мы принять этих людей в союз?
– Каковы правила приема и исключения из членов профсоюза?
– Членство добровольное или обязательное?
– Какие полномочия нужны нашим делегатам: заверенные нотариусом или просто написанные нами?
– До сих пор всю организационную работу на фабрике проводила организация коммунистической партии. Теперь это будет делать партия или профсоюз?
– Что нам делать, если мы узнаем, что хозяин намеревается закрыть фабрику? Мы все лишимся работы.
Ответы давались быстро: «Членство добровольное, но, если провести соответствующую разъяснительную работу, большинство рабочих вступят в союзы. Наем новых рабочих отныне будет производиться только согласия профсоюза… С момента образования профсоюза именно он, а не коммунистическая партия будет вести всю организационную работу, но, безусловно, при активной помощи коммунистов… Борьба с саботажем собственников – это дело правительства; сначала организуйтесь за осуществление ваших собственных требований как рабочие, а затем представьте правительству вопрос о саботаже.
Кто здесь больше всего представлен? Рабочие-текстильщики… Вы поднимитесь на балкон третьего этажа и выберите свой организационный комитет, в который войдут делегаты от каждой текстильной фабрики. Завтра этот комитет должен уже работать: регистрировать членов и проводить выборы фабричных комитетов там, где их еще нет… Железнодорожные рабочие собираются на четвертом этаже, рабочие-кожевники – на третьем, рабочие-металлисты – на балконе второго этажа, печатники…».
Из среды печатников раздался голос «Мы уже организовались, наш новый союз уже собрался».
Несколько дней спустя в американском посольстве мне рассказали о «новой кампании, которую начали русские». Они намекали, что все это было сделано по приказу Красной Армии и, казалось, были очень удивлены, когда я сказала им, что в действительности кампания проводилась активными литовскими рабочими без участия хотя бы одного русского.
* * *
– Не хотите ли вы поехать с одним из новых уполномоченных посмотреть, как начинают работать новые профсоюзы в провинции? – спросил меня Шумаускас. Я поинтересовалась, когда мы должны ехать.
– Вечером, – ответил он. Такова была та новая скорость, с которой разворачивались события в Литве. Избранные в пятницу уполномоченные к вечеру того же дня получили назначения и мандаты и сразу же выехали проводить кампанию по организации профсоюзов.
Аугустинас Савицкас. «В сожженном фашистами селе». 1965 г.
Таким образом я попала в Шяуляй, скучный провинциальный город с множеством маленьких фабрик, третий по величине в Литве. Наш поезд прибыл далеко за полночь, и я пошла в гостиницу. Но молодой уполномоченный не терял времени на сон. До рассвета он успел посетить многих рабочих, подобрал из них наиболее энергичных, с которыми познакомился за долгие годы нелегальной работы. С этими людьми, ставшими организационным штабом, на следующее утро он начал кампанию.
В субботу в течение дня были проведены собрания на мелких фабриках, а к вечеру была завершена подготовка к ним и на более крупных предприятиях. В субботу вечером и весь воскресный день проходили собрания делегатов от многих фабрик, на которых сразу же были организованы профсоюзы по отраслям промышленности. В воскресенье шяуляйские рабочие разослали новых уполномоченных проводить собрания рабочих, батраков н крестьян в маленьких городах и деревнях в радиусе 15 миль вокруг города.
Таким образом, организационная волна из Каунаса докатилась сначала до более крупных городов, как Шяуляй, затем до более мелких и к концу недели достигла отдельных хуторов.
– Рабочие-кожевники организовались до того, как мы приехали сюда, инициатива рабочих не ждет приказов сверху, – сообщил мне мой спутник в субботу утром, представляя меня новому председателю профсоюза рабочих-кожевников Филиппову – дубильщику с пятнадцатилетним стажем.
По словам Филиппова, большое возбуждение в Шяуляе началось две недели тому назад, когда были освобождены из тюрем политические заключенные. «Среди них было пятьдесят человек только из нашего города, – рассказывал он, – почти все рабочие. Я сам был одним из них, в числе тридцати трех рабочих, арестованных одновременно; нас выдал провокатор, когда мы собрались, чтобы создать организацию коммунистической партии. Когда мы возвратились в Шяуляй, рабочие встретили нас демонстрацией и послали отдохнуть на виллу бывшего президента Литвы».
Филиппов отдыхал недолго, вскоре он с головой ушел в работу по организации рабочих-кожевников, которых так хорошо знал. «У нас в Шяуляе две тысячи рабочих-кожевников, – сказал он, – включая две кожевенные и одну большую обувную фабрику; фабрика, на которой работаю я, – самая большая в Прибалтике, и это обязывает нас быть впереди. Мы провели митинг, на котором присутствовала тысяча рабочих; кандидаты выдвигались как комитетом, так и непосредственно рабочими из зала».
Затем Филиппов рассказал о не имевшей установленной формы, зато действенной демократии профсоюза кожевников. Из двадцати кандидатов, предложенных собранием, надо было избрать одиннадцать. Каждый кандидат выходил на сцену, чтобы его все видели, – некоторых знали только в лицо, а не по фамилии, – а затем уходил за сцену, пока обсуждалась его характеристика; голосование проходило поднятием рук. Получивший
