Читаем без скачивания Возмутитель спокойствия - Макс Брэнд

Затем вам остается лишь откатить тюк на весы, взвесить его, записать вес на деревянной бирке и в своей книге учета, после чего дотащить эту ношу до штабеля и, оторвав его от земли фута на три, уложить на место. Но как раз в тот самый момент, когда вы надрываетесь из последних сил, чтобы водрузить тюк на отведенное ему место, можете не сомневаться, что погонщик снова прокричит: «Вынимай!», и вы, не чуя под собою ног, броситесь к дверце конуры, чтобы повторить все с самого начала.

Короче, веселенькое занятие, но самое главное состояло в том, чтобы приноровиться к завязыванию бесконечных проволочных концов, а также откатке и перетаскиванию тюков. Юный Чип владел всеми тонкостями этого искусства. Порой казалось, что тюки у него выскакивают из пресса и перемещаются по земле сами собой, и никому из нас не удавалось подавать проволоки так быстро, чтобы ему не приходилось простаивать без дела, дожидаясь, когда последняя из них выйдет из агрегата.

Конечно, долго выдерживать такую нагрузку ему ещё было не по силам, но уж зато когда Чип трудился на этом участке, то все у него спорилось, и он показывал нам, как следует действовать, чтобы не тратить силы впустую. Иногда начинало казаться, что идея создания первого в мире пресса принадлежала именно ему, настолько глубоки были его познания в этой области!

Но даже Чип был не в состоянии оградить машину от поломок, следовавших одна за другой. И Ньюболд, разрываясь между девушкой и прессом, становился все мрачнее и мрачнее день ото дня, все чаще взгляд его бывал устремлен в землю, и даже Чип больше не осмеливался отпускать язвительные замечания в его адрес.

Вечером Ньюболд обычно уныло брел на вершину ближайшего холма и подолгу простаивал там — высокий и сухопарый, похожий на огородное пугало — обводя взором окружающие просторы и стараясь укротить ноющее, обливающееся кровью сердце, прекрасно понимая, что с такой производительностью ему никогда не удастся увязать в тюки все скошенное сено. Подумать только, все это богатство останется лежать на земле, высыхая, превращаясь в труху, чтобы затем сгнить под зимними дождями. Мысль об этом была невыносимой. И думаю, дело даже не в его прижимистости; просто он был ярым противником расточительности в любом её проявлении.

Тем временем обстановка в лагере становилась все более и более взрывоопасной, и уже очень скоро никто из нас не сомневался, что ждать осталось недолго: вот-вот полетят искры… искры, что, возможно, спалят дотла чью-нибудь жизнь!

Проблема была в том, что мы были погонщиками, а не механиками. И даже если бы дело шло гладко, то все равно избежать беды не удалось бы, так нам проще застрелиться, чем час за часом выполнять одну и ту же монотонную работу!

Примерно тогда же к нам в лагерь нагрянул с визитом шериф Мерфи, и именно его появление здесь и стало началом конца. Это произошло, когда над землей уже спустились сумерки. Мы начали располагаться на ночлег, устраивая себе лежанки в сене и расстилая на нем свои одеяла, не забыв подложить побольше сена под голову. И вот уже каждый из нас лежит на животе, подперев подбородок руками. Кто-то курит самокрутку, кто-то раскуривает трубку, но только так или иначе, каждые несколько секунд в темноте вспыхивал крохотный огонек, ненадолго выхватывающий из сгущающихся розоватых сумерек лицо то одного, то другого из ребят.

Как мне помнится, говорил тогда верзила Кэш Логан, и рассказ его был о том, как однажды он подрался с одним канадским лесорубом, который оказался сильным, как медведь; и как этот канадец, будучи загнанным в угол, выхватил нож; и как тогда он, Кэш Логан, применил один хитрый прием, которому он научился ещё в детстве, и заключавшийся в том, чтобы перекувырнуться «колесом», со всего маху ударяя противника в лицо подошвами обеих ног.

Затем он продемонстрировал, как это делается, и доброволец, использованный им в качестве условного противника, со стоном свалился на землю, видимо, решив, что ему прострелили голову, а затем очнулся, ощупал свое распухшее лицо и начал голосить, что его всего изрешетили пулями.

— Что ж, Кэш, довольно неплохо, — проговорил Пит Брэмбл, осторожно потирая поврежденную челюсть. — Прямо как в книжке. Так где ты прочел об этом?

— Прочел? Я прочел? — воскликнул Кэш.

— Именно, — заметил Брэмбл.

Казалось, драки избежать не удастся, ибо каждый из этих парней был уверен в своей правоте и уступать другому не собирался, но тут послышалось звяканье шпор и дробный перестук лошадиных копыт, и в следующий момент из темноты нас громко окликнул голос шерифа.

Его появление оказалось для нас полной неожиданностью.

Ибо среди парней работавших на босса были и такие, кто решил взяться за ум, предпочитая нудную работу бесконечным скитаниям и необходимости скрываться от полиции.

Глава 9

Было довольно забавно, но в то же время и тревожно наблюдать за тем, как парни вдруг как-то беспокойно заворочались и в напряженном молчании начали потихоньку покидать свои лежанки и пятиться назад, подобно тому, как это делают собаки, учуяв волка в своей своре.

Я имею в виду ученых собак, которым однажды уже приходилось иметь дело с волками, и теперь предусмотрительно умножая потенциальные возможности каждого из волков на три или четыре, особенно, когда дело доходит до драки. Именно поэтому этим бывалые парни, за каждым из которых, как мне кажется, в прошлом числился тот или иной грешок, теперь бочком-бочком отходили от шерифа.

Босс же встал со своего места и смело шагнул навстречу представителю закона. В этом заключалось одно из немногочисленных достоинств Ньюболда. Что бы ни случилось, он неизменно становился на защиту своих людей. И они знали это. Это была главная причина, заставляющая их испытывать по отношению к нему некое подобие уважение.

Итак, в то время, как Ньюболд предстал перед шерифом, последний, кряхтя, слез с коня. Его конь зафыркал, словно его загнали насмерть. Я помню, как в нос мне ударил терпкий запах конского пота, и как, мгновение спустя, я услышал, как падают на землю тяжелые капли, срывающиеся с лошадиного брюха.

Шериф приветствовал Ньюболда, после чего свернул цигарку и закурил, и мне удалось хорошо разглядеть его лицо.

Его звали Таг Мерфи, и в те времена он был довольно известной личностью в наших краях. За глаза его ещё звали «буксиром», и это было довольно меткое прозвище, принимая во внимание его могучее телосложение, деятельную натуру и недюжинную силу, обращенную во благо общества. Думаю, за год он проезжал десять тысяч миль или даже больше. Его стараниями многие бандиты были вынуждены навсегда покинуть этот суровый край, и одно лишь упоминание его имени вселяло ужас в сердца разного рода проходимцев и мошенников, так что все честные и законопослушные граждане могли спать спокойно, зная, что их покой охраняет сторожевой пес Таг Мерфи. Теперь же он уже давно никуда не выезжает. Отъездился. Как-то раз он по своему обыкновению бросился очертя голову навстречу очередным неприятностям и получил в ответ пулю 45-го калибра, которая прошила Тага насквозь, унося с собой его силы, оставляя на грешной земле лишь две сотни фунтов бесполезного веса. Теперь о Таге уже и не вспоминает никто, но в те времена, о которых я веду свой рассказ, его имя было у всех на слуху.