Читаем без скачивания Там, где любовь - Мэри Смит

Морин прижала книгу к груди и пропела голоском примерной девочки:

— Я была бы вам чрезвычайно признательна, сэр, если бы вы немного помогли мне.

— С удовольствием, леди. Британец британцу друг, товарищ и брат.

И они сели рядом на кушетке, и Дон О'Брайен решительно открыл книгу на нужной странице, и тут она поняла, какую страшную ошибку совершила. Невозможно было сидеть вот так, прижимаясь к нему плечом, чувствовать его дыхание на своей щеке — и думать о бизнесе. То есть думать невозможно было в принципе, можно было только хотеть. Желать. Вожделеть. Именно так это и называется, ты взрослая женщина, и пора называть вещи своими именами.

Короче, Дон мог бы с тем же успехом учить ее китайской грамоте. Морин Аттертон плавилась в низком хрипловатом баритоне, млела от случайных прикосновений и заливалась румянцем от макушки до пяток. Еще немного — и язычки пламени, пляшущие по всему ее телу, превратятся в могучий бушующий пожар, а тогда, о, тогда все кончится очень просто. Морин Аттертон отдастся Дону О'Брайену прямо на кушетке.

Нет. Нет! Нет? Конечно, нет! Она взрослая, самостоятельная женщина, она умеет управлять своими чувствами, она способна сказать решительное «нет».

— Дон!

— Ой, испугала. Ты что кричишь?

— Я не кричу. Прости, вырвалось. Просто я устала. У меня мозги не работают, Совсем. Может, как-нибудь в другой раз?

— Конечно. Когда скажешь.

Слишком подозрительно блестели его синие глаза, хотя тон был абсолютно спокоен, и Морин поднялась с кушетки несколько суетливо. Собрала бумаги, книги, стараясь не смотреть на Дона, торопливо направилась к двери — и, естественно, налетела на большую деревянную статую какого-то индейского божества. Божество оказалось упитанным, но неустойчивым, и через секунду живописная группа в составе: божество, Морин и стул — оказалась на полу. Если говорить о Морин, то в самой невыигрышной позе.

5

Дон оказался с ней рядом почти в тот же самый момент и подхватил на руки. Морин задыхалась от смущения и злости на саму себя.

— Ты не ушиблась?

— Нет!

Вопреки ожиданию, он не выпустил ее из объятий, а поднял и перенес на кушетку, сам опустился перед ней на пол и заглянул в глаза.

— Малыш, послушай-ка меня. Ты не просто устала, ты совершенно измотана. Будь я модным психиатром, я бы сказал, что у тебя сильнейшая депрессия на фоне постоянного бытового стресса.

— Но ты не модный психиатр.

— И слава Богу, но сути дела это не меняет. У тебя стресс…

— Как и у большинства народонаселения этой планеты.

— Да, но почему бы в данном случае не примкнуть к меньшинству?

— К которому принадлежишь, например, ты? Повезло, что тут еще сказать.

— Ты переработала, перезанималась и перенервничала. Ты мало спишь, почти не ешь, никогда не расслабляешься. Как ты полагаешь, чем это может закончиться?

— Это закончится получением сертификата, новой работой, приличной зарплатой и возможностью дать сыну хорошее образование.

— Если доживешь!

Она не ответила, просто стиснула зубы так, что на скулах заходили мужские, твердые желваки. У Морин просто не было сил говорить. Она сидела, неподвижная, словно статуя, и молилась, чтобы слезы не хлынули из глаз.

Дон с нежностью и сочувствием погладил ее холодное запястье.

— Я все понимаю, Мори. Я уважаю твои амбиции, но не кажется ли тебе, что ты немного чересчур серьезно ко всему относишься?

— Правда? Скажите, какой умный! А кто ты такой, чтобы судить меня, а? Что ты вообще знаешь о моей жизни?

— Представь себе, достаточно. Ты загнала себя, Морин, ты себя убиваешь.

— Я совершенно здорова, бодра и полна сил…

— Почему нельзя было перенести эти чертовы курсы на более поздний период?

Она уставилась на Дона почти с ненавистью.

— Потому! Потому, что у меня нет времени! У меня растет сын, уже вырос, и ему нужно учиться сейчас, а не когда-то потом. Мне нужны деньги, чтобы его содержать, и тоже сейчас, ты будешь смеяться! И вообще, я была бы тебе крайне признательна, если бы ты отстал от меня и занялся собственными делами!

Она хотела вскочить, но Дон удержал ее за руки. Он не признался бы в этом никому на свете, но в его душе сейчас поднималась волной злость и досада. Какого дьявола эта маленькая ослица не хочет принять помощь?!

— Почему ты это делаешь, Морин Аттертон? Я просто пытаюсь тебе помочь. Что в этом ужасного? Постыдного? Почему ты видишь во мне врага?

— Отпусти меня.

Она ТАК это сказала, что он отпустил ее. Некоторое время они просто смотрели друг на друга, потом Дон очень тихо и осторожно произнес:

— Мори, я тебе не враг.

Она вздрогнула всем телом и шепнула:

— Я знаю.

— Морин…

— Пожалуйста, не надо. Прошу тебя, оставь меня в покое.

Морин Аттертон встала и пошла к двери. Дон О'Брайен не шелохнулся, чтобы задержать ее.

Он не сделал ничего из того, что хотел на самом деле. Не обнял ее, не покрыл поцелуями бледное личико, не прижал к себе, не спас, не защитил.

Дон застонал.

Однажды он уже не спас одну женщину. Потом были другие. Красивые, умные и не очень. Богатые, амбициозные, равнодушные, легкие на любовь и разлуку. Его это устраивало. После того, что он пережил, только ЭТО его и устраивало.

И вот теперь маленькая женщина с черными волосами и отчаянными глазами перевернула ему душу.

Он этого не хотел.

Он этого не хотел?

Морин повалилась на постель и привычно вцепилась в подушку.

Он ей не нравится. Ее раздражают его смеющиеся глаза, его уверенные манеры, его сила, его всепобеждающая мужественность.

Он взорвал ее тихий мирок, перевернул ее жизнь, и она ненавидела его за это.

Морин содрала через голову футболку, с яростью сбросила сандалии и снова растянулась на постели. Невыплаканные слезы горьким коктейлем клубились в горле.

Лусия скажет, что это любовь. У нее все любовь.

А что это на самом деле? Морин до крови закусила губу.

Она практически не знала мужчин. Не испытывала ничего, похожего на влечение и возбуждение. Да, в Гаэтано она была влюблена, но, если бы они не поженились, она бы просто пережила это чувство.

Лусия пожмет плечами и скажет: он ведь все равно уедет осенью. Так в чем же дело? Получи немного удовольствия и не зацикливайся.

Удовольствие, как же. Дон О'Брайен начнет влиять на нее, указывать, что ей стоит, а что не стоит делать, управлять ее жизнью.

Морин Аттертон поклялась, что больше ни один мужчина не будет этого с ней делать.

Морин Аттертон выполнит клятву.

Чтобы преуспеть в этом, надо завтра с утра написать прямо на стене масляной краской: РУКИ ПРОЧЬ ОТ ДОНА О'БРАЙЕНА!