Читаем без скачивания Девочка со скрипкой. Все мы платим за чужие грехи… - Ольга Алейникова

Я чувствую, как на плечи легли чьи-то руки, чувствую, насколько они горячие и родные. Джос целует меня в макушку.

– Нужно почаще находить на них время, – говорит он. Я поворачиваюсь к мужу лицом. Он выглядит виновато. – Прости за вчерашнее. Мне не стоило начинать эту ссору.

– Что тебе действительно не стоило, так это будить и пугать детей. Остальное неважно. Ты был прав.

Я смотрю на Джоса и понимаю, что испытываю к нему невероятную нежность. Я всем телом прижимаюсь к нему и долго вдыхаю его запах. Он пахнет стерильностью, бинтами и домом. Мой любимый доктор.

Джос наклоняется и целует меня, я отвечаю ему на поцелуй. Это продолжается вечно, я чувствую, как сильно дорожу этим человеком, как готова отдать всё на свете, чтобы этот поцелуй никогда не закончился. Вдруг вместо вкуса губ Джоса я ясно ощущаю вкус крови. Я отстраняюсь и вижу, что кровь повсюду. Она течёт у Джоса изо рта, из раны на животе. Она растекается по полу, заливает все комнаты. Я начинаю кричать, но ничего не меняется. Дети так же играют на заднем дворе, я так же слышу их смех. Джос лежит на полу, тонет в своей же крови. Я кричу и кричу, пытаюсь сдвинуться с места, увести детей, защитить их.

– Беги! – слышу я крик Джоса и не понимаю, как может кричать тот, кто мёртв. Я всё так же не могу сдвинуться с места, вижу, как кровь поднимается все выше и выше, захлёбываюсь ею.

Я истошно кричу и открываю глаза. Где я? Кто я? Джос. Дети. Кровь. Я тяжело дышу.

– Ты кричала? – слышу я знакомый голос. На пороге стоит Хикс. – Всё нормально?

– Кошмар приснился, – отвечаю я и пытаюсь отдышаться. – Ничего страшного. Такое бывает.

Хикс подходит ко мне и садится на кровать. Только сейчас я обращаю внимание на то, что он без футболки. Я долго любуюсь его телом, идеальной кожей, накачанными мышцами. Я испытываю непреодолимое желание прикоснуться к нему, ощутить его всего, больше не останавливать себя, не сдерживать этими глупыми правилами.

Я тяжело дышу и долго смотрю на парня. Я вижу, что он тоже борется с собой. Какие же странные у нас отношения.

– Это всегда так было или сейчас всё изменилось? – спрашиваю я туманно, но Хикс понимает всё правильно.

– Это всегда так было, Эммелин, – отвечает парень тихо. – Ничего не изменилось. На самом деле ты не чувствуешь ничего особенного. Это иллюзия. Я всегда был для тебя братом. Просто сейчас тебе нужен кто-то рядом. Это скоро пройдёт.

Каждое его слово словно пропитано болью. Я понимаю, что это я заставляю его страдать. Но страшнее всего то, что я не уверена в неправдивости его слов. Может, всё действительно так.

Я хочу сказать Хиксу, что он мне нужен, что я мечтаю прикоснуться кончиками пальцев к его груди, оказаться в его объятьях, в тех других объятьях, которых у нас никогда не было.

– Хикс, – шепчу я и подвигаюсь ближе. Я неожиданно стала смелой. Или дело и правда в моём состоянии?

Наши лица критически близко, я чувствую горячее дыхание Хикса и закрываю глаза, но парень целует меня в макушку, как обычно, и я распадаюсь на множество частей.

– Спи, Эммелин, – говорит кузен и укрывает меня одеялом. – Завтра придёт адвокат. Ты должна набраться сил.

Хикс выходит из комнаты и закрывает за собой дверь. Я думаю о том, что потеряла своего брата навсегда. Не стоило целовать его, не стоило говорить всё это. Я лишь разрушила ту хрупкую связь, которая у нас была как у брата с сестрой. Нам нельзя быть друг другу никем большим, но и быть простыми кузенами мы теперь не можем. Что я натворила?

Я долго пытаюсь уснуть и размышляю обо всём, что происходит со мной. И спустя несколько часов я делаю для себя единственный вывод – больше никаких парней, никаких чувств к Хиксу или Джосу, никаких записок. Я должна быть сильной и всю свою силу посвятить борьбе за маму, за нашу семью. И я должна добиться этого сама. Мне больше не будут нужны объятья Хикса или милые воспоминания Джоса. Я не желаю больше чувствовать себя виноватой за отсутствие отношений, за непроявление чувств, а потом за проявление. До всех этих событий я прекрасно обходилась без кого-либо. Так должно быть и впредь.

Поэтому, когда я утром спускаюсь на кухню и вижу Хикса, я не бросаюсь к нему в объятья, не вспоминаю вчерашний вечер и не ищу поддержки в его взгляде. Я просто наливаю себе кофе и вопросительно смотрю на парня.

– Салливан звонил? – спрашиваю я, тот отрицательно качает головой. Я вспыхиваю. – Он вообще собирается делать свою работу? С мамой может случиться всё что угодно.

– Успокойся, Мэли, – тихо произносит Хикс и накрывает своей ладонью мою. – Он делает всё, что нужно. Как только освободится, заедет. Наберись терпения.

Я снова злюсь на брата и выдёргиваю руку. Не понимаю, почему он так себя ведёт. Ещё вчера он отверг меня, а сегодня пытается быть милым.

– Обиделась? – серьёзно спрашивает Хикс. Я лишь хмыкаю и продолжаю пить свой кофе, не произнося ни слова. – Можешь обижаться, сколько угодно, Эммелин. Я знаю, что поступил правильно. И ты сама это скоро поймёшь.

– Только бы тебе было хорошо, – отвечаю я наигранно, Хикс хочет возразить, но его прерывает звонок в дверь. Я подскакиваю на месте.

– Я открою, – говорит Хикс и идёт к двери.

Оливер Салливан выглядит так, словно ему всего двадцать лет, но я знаю, что ему уже за тридцать. На нём дорогой костюм и дорогие часы, кожаный портфель с документами и золотистые запонки. Он зачёсывает тёмные волосы назад, я не удивлюсь, если он покрывает их лаком. Абсолютный идеал и совершенство, даже если захочешь, не найдёшь, к чему придраться. Хотя, если быть честным, то этим своим видом он больше напоминает напыщенного мажора, чем крутого адвоката. Что ж, послушаем его.

– Мисс Ллойд, позвольте представиться: Оливер Салливан, – он протягивает мне руку, я жму её в ответ. Не понимаю, к чему эти ритуалы. Должно быть, так ведут себя взрослые. Мне пора учиться быть не ребёнком.

– Здравствуйте, мистер Салливан, – отвечаю я и жестом приглашаю его присесть.

– Можете называть меня просто Оливер, – отвечает он и улыбается.

– Оливер, ну что? Какие новости? – спрашивает Хикс. Я вижу, что они в хороших отношениях и не устраивают фальшивых церемоний.

– Расклад не самый удачный, – отвечает Салливан, я замечаю, что он тоже перешёл на простую форму общения. – Ройстон был найден убитым в своей квартире второго октября. Никаких следов взлома и ограбления. Либо он сам впустил убийцу, либо у того были ключи. У Реджины они были.

– Это разве улика? – спрашиваю я с негодованием. – Так притянуто за уши.

– Согласен, – отвечает Оливер. – Но ведь это ещё не всё. У него на пиджаке обнаружены волосы и капли пота твоей матери.

– Это тоже так себе доказательство, – парирую я. – Они ведь встречались. А значит, были максимально близки, понимаешь, о чём я?

– Соседи видели, как Реджина входила в дом Ройстона за час до его смерти, – говорит Салливан, я задумываюсь.

– Что ж, мой прошлый аргумент сгодится снова, – отвечаю я. – Думаю, она могла приходить к своему любовнику, разве это запрещено? И если честно, я не совсем понимаю, разве у такого влиятельного и богатого человека нет камер в доме или хотя бы во дворе?

– Конечно, есть, – соглашается адвокат, – но в тот день они не работали. Причины пока неясны.

– Ну, естественно, это моя мать-хакер взломала всю систему записи видео, – бросаю я. – Мне кажется, что всего этого слишком мало для обвинения.

– Твоя мать призналась, что она приходила к Ройстону в тот день, – спокойно рассказывает Оливер. – По её словам, она ушла оттуда через сорок минут, соответственно, на время убийства у неё нет никакого алиби. К тому же, Энди был застрелен из собственного пистолета, на котором отпечатки пальцев твоей матери.

Я пытаюсь придумать оправдание, словно, если смогу убедить Салливана, то маму отпустят. Ничего не приходит в голову, но я понимаю, что расклад и вправду ведь неудачный.

– Что будет с мамой? – спрашиваю я, затаив дыхание. Я боюсь услышать ответ.

– Завтра ей предъявят обвинение. Я надеялся, что 72 часа пройдут быстрее, чем они наскребут достаточно фактов, но дело плохо. Естественно, твоя мать признает себя невиновной, потом назначат дату судебного разбирательства. И у нас будет достаточно времени.

– Времени на что? Что-нибудь вообще можно сделать? – спрашиваю я слишком тихо, меня саму пугает это. Как будто во мне не осталось сил. Но я не хочу быть слабой. Я прочищаю горло и говорю уже намного громче и увереннее. – Каковы наши действия?

– Вам ничего не нужно делать, – отвечает Оливер спокойно и улыбается. Меня раздражает его беспечный вид. Я не понимаю, как он может так себя вести, когда моя мама в тюрьме. – Я буду собирать необходимую информацию. Побеседую с родственниками, соседями, с вами.

– Побеседую, – повторяю я, а после словно схожу с ума и начинаю кричать. – Ты вообще в своём уме? Моя мать в тюрьме и рискует остаться там надолго, а ты собрался беседовать с соседями?!