Читаем без скачивания Люди как боги - 1 (редакция 1966 года) - Сергей Снегов

Я выложил мой восторг Ольге.

Она посмотрела на меня с недоумением:

— Ты увлекаешься, Эли. У звездолетов мощности немалые, но для глубокого проникновения в Галактику их не хватит. К тому же мы не знаем, кто нас ждет впереди — друг или враг, и если враг — как он вооружен?

Я допускаю, что техника таинственных разрушителей выше нашей.

С Ольгой можно считать, но не разговаривать. Кибернетический робот показался бы ей приятным собеседником. Она вполне отвечает своему высокому посту — адмирала эскадры межзвездных кораблей.

— Большая Академическая сейчас проектирует корабли на триста миллионов альбертов каждый, — продолжала она. — На таком корабле я чувствовала бы себя спокойней. Но они поспеют нескоро.

— Не расстраивайся, — посоветовал я. — Как-нибудь добредем до Оры и на твоих маломощных суденышках. А что до зловредов, так ходят слухи, что все они повымерли миллион лет назад.

Ольга так и не поняла, что я смеюсь. Она слушала меня и улыбалась. Если бы я не отошел, она могла бы слушать и улыбаться часами. Ее золотистые волосы волосочек к волосочку приглажены, светлые глаза всегда добры, щеки румяны каким-то своим, очень спокойным, уравновешенным румянцем... Меня раздражает и десятиминутный разговор с ней. Если бы меня назначили адмиралом галактической экспедиции, я бы сутки рычал, ревел, хохотал и топал ногами. А она даже не обрадовалась!

20

Андре уединяется с Жанной. Разлука дается им нелегко. Жанна пополнела так, что заметно и посторонним. Роды назначены на 27 февраля и пройдут нормально, я сам читал в прогнозе. Но Андре не доверяет прогнозу.

Мы третий день живем на корабле, и Жанна с нами. Древний обряд расставания решено выполнить на планете. В полдень со всех кораблей устремились ракеты с провожающими и отъезжающими обратно на Плутон. Я был с Ромеро. Он не пропустит случая потешиться стариной, а мне хотелось еще разок потоптать камень планеты.

Мы высадились в порту, когда выкатывалось оранжевое солнце. Ромеро назвал это добрым предзнаменованием, хотя мы заранее знали, что прибудем к дежурству седьмого солнца. На Ору летит около восьмисот человек, провожающих вряд ли меньше. Никто не уходил далеко от ракет, но мы с Ромеро зашагали в каменистые россыпи и присели на бугорке. В сиянии оранжевого солнца равнина светилась, как подожженная.

— Скажите, Эли, — спросил Ромеро, — нет ли у вас ощущения, что вы с этими местами прощаетесь навсегда?

— С чего бы это? Нет, конечно!

Когда мы возвращались обратно, Ромеро показал тростью на Жанну с Андре у трапа.

— Прощание Гектора с Андромахой. Нам придется стать свидетелями нежных объяснений.

Мы остановились так близко, что слыхали их разговор.

— Скорее бы уезжали! — говорила Жанна. — Я измучилась от провожаний.

— Не нарушай режима! — говорил Андре. — Еда, работа, прогулки, сон — все по расписанию! Я спрошу отчет, когда вернусь.

— А ты не болей. И если попадутся красивые девушки с других звезд, не заглядывайся на них. Я ревнива.

— Ревность — истребленный пережиток худших времен человечества.

— Во мне этот пережиток не истреблен. Ты не ответил, Андре, меня это тревожит!

— Успокойся! На Ору людей не привезут, а влюбляться в ящериц или ангелиц я не собираюсь.

Я взял под руку Ромеро, и мы прошли в ракету.

— Какова взаимная пригодность этих голубков? — спросил Павел. — Они третий год не могут оторваться друг от друга.

— Большая не выдает личных тайн, а сами они не откровенничают. Я не смогу удовлетворить ваше любопытство, Ромеро.

Странно все же устроен человек. Ничего я так не желал, как поездки на Ору. Но мне стало грустно, когда я смотрел в окно ракеты на удаляющийся Плутон. Мы жаждем нового и боимся потерять старое. В одну руку не взять два предмета, одной ногой не вступить в два места, но, если покопаться, мы всегда стремимся к этому, — не отсюда ли обряды прощания с их объятиями, слезами и тоской? При мысли, что кто-то заменит меня на Плутоне и восьмое, прекраснейшее из солнц, создадут без меня, я расстроился. Черт побери, как говорили в старину, почему мы не вездесущи? Что мешает нам стать вездесущими? Низкий уровень техники или просто то, что мы не задумывались над такой проблемой? Почему каждый из нас — один и единственный? Лусин запросто творит новых животных, воздействуя на нуклеиновые кислоты зародышей, разве так уж трудно продублировать себя в пяти или шести одинаковых образах? Две Веры, восемь Ромеро, три Андре — один создает новые дешифраторы, второй любит свою Жанну, третий уносится к галактам! Уехать, но оставить себя, одновременно быть и отсутствовать, — нет, это было бы великолепно!

— Ручаюсь, что вы фантазируете о чем-то немыслимом, — сказал Ромеро.

Я опомнился:

— Прощание Андре навело меня на мысль, что мы еще далеко не так удобно устроили свою жизнь, как всюду хвалимся.

— Желания всегда опережают возможности, недаром Андре жалуется, что половина его потребностей остается неудовлетворенной, — он путает, для острого словца, желания и потребность. Кстати, он все еще прощается — посмотрите.

Андре не отрывался от окна. Планета уменьшалась, по ее диску катились три солнца, издали они казались ярче, чем были в натуре.

Я отвернулся от Плутона. Впереди вырастал похожий на исполинскую чечевицу «Пожиратель пространства», в стороне, сохраняя дистанцию, висели остальные галактические корабли. Только издали можно было охватить одним взглядом эти громадины. Конечно, земная луна больше любого из звездолетов. Но Столицу с ее пятнадцатью миллионами жителей вполне возможно упрятать в корабельное чрево.

В боковине звездолета раскрылся туннель космодрома, и ракета устремилась на посадку.

21

На второй день полета я выбрался в командирский зал, откуда управляют движением звездолета.

Зал — полая сфера, куполообразные экраны с боков, сверху и снизу: звездное пространство на всех координатных осях. Посреди зала подвешены в силовых полях пять свободно — по мысленному приказу — вращающихся кресел. В центральном — Ольга, с боков ее помощники — Леонид и Осима, седенький старичок. На боковине кресел — поворачивающийся бинокль с огромными увеличениями. В зале темно.

Пассажиров сюда не пускают, но для меня Ольга сделала исключение.

— Завтра в двенадцать переходим с фотонной тяги на аннигиляцию пространства, — сказала она вскоре после отлета. — Приходи в восемь ко входу в зал.

Без двух минут восемь я подошел к заветной двери. Никто меня не встретил, я постучал — ответа не было. На последней секунде восьмого часа дверь распахнулась и что-то мощно всосало меня в темноту. Ошеломленный, я вскрикнул. Тут же я почувствовал, что удобно сижу в кресле. Обычно мы приминаемся, чтоб хорошо разместиться, здесь линии поля сами выбрали мне наилучшую позу. В этом я разобрался потом, а в тот момент меня охватил новый ужас. Я был словно выброшен вовне, в безмерность космоса — звезды над головой и под ногами, справа и слева, передо мной и позади! Я услышал спокойный голос Ольги:

— Ты, кажется, застонал, Эли?

Я сделал усилие, чтоб голос не дрожал:

— Это от восторга. Никогда не чувствовал себя так хорошо. Рассказывай, что тут к чему?

Ольга объяснила, что в зале нет ни верха, ни низа, все направления равноправны. Она тут же хладнокровно перевернулась вниз головой. Я последовал за ней, и та часть неба, что была под ногами, встала над макушкой. Все совершалось так, как если бы верх и низ поменялись местами: тело мое по-прежнему плотно прижималось к креслу.

— Мы могли бы передвигать звездную сферу, — заметила Ольга. — Но тогда бы картина была одной для всех наблюдателей. У нас каждый исследует свой участок неба, не мешая остальным. Силовое же поле в любом положении создает ощущение, будто голова вверху.

— Как узнать направление полета? Здесь темно и со всех сторон звезды.

— Пожелай увидеть — и увидишь.

Кресло описало полуоборот. Теперь передо мной сияло созвездие Тельца, в нем дико посверкивал оранжевый бычий глаз — Альдебаран, призрачно, на границе видимости, светились Гиады. В сторонке, похожие на клубок сияющей шерсти, горели Плеяды, или Стожары. Я пока не находил изменения в рисунке созвездий. Я поискал Большую Медведицу — ковш был как ковш, я тысячи раз видел его таким.

Ольга рассмеялась.

— Ты нетерпелив. Мы в полете меньше суток и идем на фотонной тяге. От Плутона нас отделяют миллиардов десять километров. Этого недостаточно, чтоб изменились созвездия.

Я поинтересовался, как измеряется скорость корабля. Мне ответил Осима. К этому времени я надел инфракрасные очки-преобразователи. Они сконструированы для близких расстояний и не мешают наблюдать далекие предметы, излучающие обычный свет, — я различал рядом с собой Осиму, а на сфере все те же звезды.