Читаем без скачивания Мое прекрасное забвение - Джейми Макгвайр

— Мы закрылись. Извините.

— Клей, ей не нужны твои деньги, — ухмыльнулась девушка.

— Ей нужны мои деньги! — Клей подался вперед. — Ты ведь еще работаешь в «Ред дор», так?

Я лишь молча посмотрела на него.

— Значит, вторая работа… — словно что-то обдумывая, проговорил Клей.

— Ладно тебе, — скривился Джереми. — Пойдем отсюда.

— Могу предложить неплохую подработку. За одну ночь получишь столько, сколько здесь за месяц.

— Соблазнительно… но нет.

Но не успела я закончить, как Трентон схватил Клея за воротник:

— Она что, похожа на шлюху?

Я уже видела этот взгляд: именно так Трентон смотрел, намереваясь выбить из кого-нибудь дух.

— Эй, полегче! — сказала я, вылетая из-за стойки.

Глаза Клея округлились от страха. Джереми положил руку Трентону на плечо. Тот медленно опустил взгляд на ладонь парня:

— Ты умереть сегодня решил?

Джереми тут же отрицательно покачал головой.

— Тогда, братишка, не трогай меня.

В приемную примчалась Хейзел, но напуганной не выглядела: ей всего лишь хотелось посмотреть представление. Трентон пнул дверь и вытолкнул Клея на улицу. Парень приземлился на пятую точку, потом с трудом поднялся на ноги. Их спутница неторопливо вышла из салона, поглядывая на Трентона и накручивая на палец длинный золотистый локон.

— Кайли, не обольщайся. Это тот псих, из-за которого пару лет назад погибла девчонка.

Трентон кинулся к двери, но я встала у него на пути. Возбужденно дыша, он тем не менее притормозил, а Клей поспешно скрылся в своем сияющем черном внедорожнике.

Пока компания покидала стоянку, я держала руку на груди у Трента. Он по-прежнему учащенно дышал и трясся от ярости. Его взгляд чуть не прожег дыру в автомобиле.

Хейзел крутанулась на каблуках и без единого слова удалилась к себе.

— Я не убивал ее, — тихо произнес Трентон.

— Знаю. — Я похлопала его по плечу, потом достала из сумочки ключи. — Ты в порядке?

— Ага.

Однако по мутным глазам было видно, что вовсе он не в порядке. Я прекрасно знала, что такое окунуться в неприятные воспоминания. Даже более года спустя одно лишь упоминание об аварии накрывало Трентона с головой.

— У меня дома есть бутылка виски «Краун» и колбаса. Давай так напьемся, чтобы нас тошнило сэндвичами.

Трентон слегка улыбнулся:

— Звучит потрясно.

— Еще бы! Идем. Хейзел, до завтра!

Трентон проследовал за мной до квартиры, а там я направилась прямиком к бару.

— «Краун» с колой или чистый? — крикнула я с кухни.

— Чистый, — сказал он у меня за спиной.

Я аж подпрыгнула от неожиданности.

— Боже, как ты меня напугал!

— Извини. — Трентон выдавил улыбку.

Левой рукой я подбросила бутылку в воздух, поймала правой и налила двойную порцию в два стакана.

— Классно иметь личного бармена. — Улыбка Трентона стала чуть шире.

— Странно, что я еще не разучилась. У меня было слишком много выходных. Когда в среду выйду на работу, то, наверное, не обнаружу прежних навыков на месте.

Я передала ему виски, и мы чокнулись стаканами.

— За «Краун».

— За сволочную жизнь, — сказал Трентон, и его улыбка погасла.

— За выживание, — провозгласила я, поднесла стакан к губам и запрокинула голову.

Трентон сделал то же самое.

Я взяла у него пустой стакан и налила новую порцию.

— Мы хотим напиться так, чтобы языком еле ворочать или чтобы молиться на унитаз?

— Как пойдет.

Я передала ему стакан, взяла бутылку и повела Трентона к дивану. Затем подняла свой стакан:

— За вторую работу!

— За то, чтобы проводить больше времени с классными людьми.

— За братьев, которые делают твою жизнь невыносимой.

— За это я тоже выпью, — сказал Трентон и опустошил стакан. — Я обожаю своих братьев. Что угодно для них сделаю, но иногда мне кажется, будто я единственный, кому есть дело до отца, понимаешь?

— А мне иногда кажется, будто я единственная, кому нет дела до моего.

Трентон перевел взгляд с пустого стакана на меня.

— Он старой закалки, — пояснила я. — Не спорить. Не высказывать своего мнения. Не плакать, когда он лупит маму.

Трентон напрягся.

— Сейчас он этого уже не делает. Но раньше бывало. Цеплялся к нам, детям, понимаешь? Чтобы она осталась. Чтобы по-прежнему любила его.

— Черт побери, это ужасно.

— Твои родители любили друг друга? — спросила я.

— Безумно. — На губах Трентона появилась легкая улыбка.

— Здорово, — тоже с улыбкой ответила я.

— Ну а что… теперь?

— Все ведут себя так, будто ничего не было. Он сейчас стал получше, так что тот, кто не хочет забывать, как долго она по утрам собиралась, потому что приходилось маскировать синяки, — тот считается плохим. Короче говоря, плохая — это я.

— Не надо так думать. Если бы кто-нибудь обидел мою маму… пусть даже отец… я бы никогда его не простил. Он хотя бы извинялся?

— Ни разу. А следовало бы. Перед ней. Перед нами. Всеми нами.

На этот раз Трентон сам протянул мне пустой стакан. Я налила ему, и мы вновь произнесли тосты.

— За верность, — сказал он.

— За побег, — сказала я.

— За это я выпью, — согласился Трентон, и мы одновременно выпили.

Я подтянула колени к груди, опустила на них голову и посмотрела на Трентона.

Тень от красной бейсболки падала ему на глаза. Они с братьями были похожи как две капли воды, а четверо младших могли запросто сойти за близнецов.

Трентон притянул меня к себе за футболку и крепко обнял. Я заметила на внутренней стороне его левой руки надпись «Диана», а чуть пониже, более мелким и наклонным шрифтом — «Макензи».

— Это…

— Да. — Трентон развернул руку, чтобы взглянуть.

Мгновение мы сидели в тишине, потом он заговорил:

— Все эти слухи — брехня, ты же знаешь.

Я выпрямилась и замахала руками:

— Я знаю, знаю.

— Просто я не смог вернуться, ведь все смотрели на меня так, будто я убил ее.

Я покачала головой:

— Никто так не думает.

— Родители Макензи думают.

— Трент, им нужно найти крайнего. Козла отпущения.

Телефон Трентона зажужжал. Он поднял его, глянул на экран и улыбнулся.

— Намечается жаркое свидание?

— Это Шепли. Сегодня у Трэвиса бой. В «Джефферсоне».

— Хорошо, — сказала я. — Когда ночью назначается бой, в «Ред дор» бывает пусто.

— Правда?

— Тебе это неизвестно, потому что ты ходишь на все бои.

— Не на все. Сегодня я не иду.

Мои брови взметнулись от изумления.