Читаем без скачивания Возвращение странницы - Патриция Вентворт

— Филип, прошу тебя…

Поток торопливых, горьких слов прервался, но всего на минуту. Филип уставился на Линдолл так, словно увидел не ее, а бездонную пропасть и себя самого, стоящего на самом краю, готового обрушиться вниз.

— Неужели ты ничего не понимаешь? А мистеру Кодрингтону все ясно. Он доходчиво объяснил мне, как я должен быть благодарен Энн — за то, что ей хватило мужества выдержать семейный совет. Если бы она предпочла возбудить судебный процесс, если бы выказала недовольство, если бы не проявила такой отваги и решимости, меня смешали бы с грязью. Она хочет загладить свою вину, хочет, чтобы мы стали друзьями и дали друг другу шанс. И она вовсе не требует, чтобы я относился к ней, как к жене, — просит только чтобы мы пожили некоторое время под одной крышей, изредка появлялись вдвоем на людях, пока не утихнут сплетни. Что же мне делать? Разве я могу отказать ей?

— Нет, — ответила Линдолл. Она поднялась, двигаясь медленно и неловко из опасения, что колени вот-вот задрожат. Лин старалась держать себя в руках, но от усилий была похожа на куклу с руками и ногами на шарнирах.

Выпрямившись, она тихо добавила:

— Ты должен сделать то, что хочет она. Ты ведь любил ее. Может, любовь еще вернется.

— Думаешь? On revient toujours a ses premiers amours [2]. Эта поговорка всегда казалась мне нелепой. Говорю же, наши пути разошлись. Лин, даже теперь, когда все доказательства говорят об обратном, я готов поручиться, что она вовсе не Энн.

— А кто же?

— Незнакомка. У нас с ней нет ничего общего, ни единого воспоминания — я чувствую это, даже когда слышу от нее подробности, которые могла знать только Энн, — он резко отстранился. — Ты уезжаешь?

— Да.

— Когда?

— Завтра.

Последовала долгая, томительная пауза. Она повисла в комнате, тяжким грузом легла на душу. Завтра Лин уедет. Им больше нечего сказать друг другу — все уже сказано. Протянув руку, Филип мог бы коснуться ее. Но он не шевельнулся. Их уже разлучили, с каждым мгновением тишины они отдалялись друг от друга, связующие их нити рвались, причиняя жгучую боль.

К тому времени как в комнату вошла Милли Армитидж, они не сдвинулись с места, но успели проделать долгий путь — каждый в свою сторону.

Глава 14

Через девять дней шумиха в прессе утихла. Скандал так и не разразился. Кровные узы с Энни Джойс и ее сходство с Энн, ставшее причиной досадной ошибки, о которых тактично сообщили любопытным, все объяснили. Спустя неделю после возвращения Энн телефон перестал трезвонить, а репортеры — добиваться интервью.

Энн получила продовольственные карточки и талоны на одежду, а затем отправилась в город с чековой книжкой в сумочке и горделивым сознанием того, что на ее счету в банке лежит внушительная сумма. В хлопотах целый день пролетел незаметно. Обновить гардероб оказалось непросто. Энн выдали всего двадцать талонов, и она с трудом скрыла недовольство, выяснив, что получит новые лишь в январе. Еще пятьдесят талонов отдала ей миссис Рамидж, которая предпочитала экономить, а не тратить деньги на «тряпки». Чтобы пополнить запас наличных, требовалось дождаться решения Комиссии по урегулированию спорных вопросов, а рассмотрение дела могло затянуться. Восемнадцать талонов на пальто, столько же на жакет с юбкой, одиннадцать на платье, семь на туфли и белье — талоны таяли, исчезали, как уходит вода сквозь ячейки сита. Энн не могла винить тетушку Милли за то, что она раздала вещи покойной миссис Джоселин пострадавшим от бомбежек, но втайне негодовала.

Потом предстояло еще сделать завивку, укладку и маникюр, купить косметику. День и впрямь выдался утомительный, но Энн ждала бы его с нетерпением, если бы не письмо, лежащее в сумочке. Мысленно она твердила себе, что с этим делом следует покончить как можно скорее.

Это просто, как дважды два. Если уж на то пошло, она справится сама. Можно написать письмо от третьего лица, например вот так: «К сожалению, леди Джоселин ничего не может добавить к сведениям о смерти Энни Джойс, опубликованным в газетах. Вряд ли она…» Нет, не годится — слишком резко, чересчур высокомерно. Незачем ранить чужие чувства. Чем проще будет письмо, тем лучше. «Уважаемая мисс Коллинз, к сожалению, я не смогу сообщить о смерти бедной Энни Джойс что-либо помимо того, что вам уже известно. Сведения, имеющиеся в моем распоряжении, весьма ограниченны. Я согласилась бы встретиться с вами, если бы полагала, что это поможет вам, но я считаю что мы только разбередим старые раны». Да, вот так будет отлично.

Она мимоходом пожалела о том, что сразу не написала и не отправила это письмо. В конце концов, кто узнает, что Нелли Коллинз написала ей, а она ответила? Но едва у нее промелькнула эта мысль, как она поняла: этот случай ей не скрыть. Ее ответное письмо, если она вообще напишет его, будет частью сложного плана, продуманного отнюдь не ею, и этого плана ей придется строго придерживаться. На миг ей показалось, что у нее провал в памяти. Ощущение было необычным: ее охватило оцепенение, словно после контузии, она вмиг утратила всю решимость. Странное ощущение вскоре прошло, но даже воспоминания о нем внушали страх.

К счастью, ей было чем отвлечься. Превосходная одежда попадалась в магазинах, но ее нужно было еще найти, к тому же цены поражали даже самое богатое воображение. Она отдала двадцать пять фунтов за жакет и юбку из добротного шотландского твида, бежевого, в коричневую полоску и крапинку — костюм был ей к лицу. Восемнадцать талонов уже истрачено. Пара коричневых уличных туфель, пара домашних — четырнадцать талонов. Шесть пар чулок — еще восемнадцать. Она вдруг поймала себя на мысли, что думает не о ценах, а о количестве талонов, с которыми приходится расставаться.

Только в три часа дня у нее нашлось время вспомнить о том, как ей страшно. Она в нерешительности стояла между двумя узкими витринами, в одной из которых был выставлен улыбающийся восковой манекен с замысловатой прической, а в другой — белоснежная рука с накрашенными ногтями, лежащая на бархатной подушке. Обе витрины были задрапированы ярко-синими шторами. И подушка, и наряд золотоволосой женщины-манекена были пронзительно-розовыми. На вывеске блистало золотом имя «Феликс». Энн Джоселин взялась за ручку и открыла дверь.

Если бы она колебалась дольше или вошла бы сразу, все сложилось бы иначе, некоторых событий не произошло бы вовсе. Линдолл могла бы не заметить ее, если бы она сразу распахнула дверь. А если бы Энн помедлила еще немного, Линдолл успела бы окликнуть ее, и Энн отказалась бы от визита к мистеру Феликсу и ответила бы на письмо Нелли Коллинз сама.

Так или иначе, Лин на миг замерла на противоположной стороне улицы, гадая, не ошиблась ли она и действительно ли перед ней Энн. По-видимому, сама Энн не заметила Лин. В верхнюю половину двери между двумя витринами было вставлено зеркальное стекло. Что отразилось в нем, что успела увидеть Энн, прежде чем открыла дверь и вошла в салон? Если это и вправду Энн и она заметила, что Линдолл смотрит на нее, что она подумала? Что Лин не решается подойти к ней и заговорить? Что у Лин есть причины избегать ее? Если Энн пришла к такому выводу, это ужасно. Этого нельзя допустить. А если все-таки случилось самое худшее, следует немедленно исправить положение.

Линдолл пришлось переждать, пока мимо проедет самая длинная в истории вереница транспорта. К тому времени как она смогла перейти через улицу, от ее решимости почти ничего не осталось. Лин по-прежнему не знала, действительно ли она видела Энн, но собиралась это выяснить. За стеклами салона мелькнули шубка и голубое платье. Если она увидит в салоне те же шубку и платье, значит, перед ней не кто иной, как Энн.

Лин вошла в салон и увидела двух женщин, ждущих у прилавка, а также пышногрудую продавщицу, что-то снимающую с верхней полки. Среди посетительниц магазина при салоне Энн Джоселин не оказалось — впрочем, среди них не было ни одной дамы, одетой в шубку; которую Линдолл узнала даже издалека.

Она ждала, когда продавщица обернется, но та медлила. Одна из покупательниц объясняла, какой именно лосьон для укладки волос ей нужен, и каждый раз, когда она делала паузу, грудастая продавщица отвечала, что такого лосьона в салоне нет, но есть другой, гораздо лучше. Линдолл поняла, что этот разговор может продолжаться до бесконечности. Подстегнутая нетерпением, она прошла по салону к двери, за которой находились кабинки парикмахеров и маникюрш. Если Энн решила сделать прическу, она наверняка здесь. Выяснить это не составит труда. В случае чего можно объяснить, что она ищет подругу.

За дверью Лин первым делом услышала журчанье воды. Одну кабинку от другой отделяли не двери, а шторы, заглянуть в щели между которыми было нетрудно. Полная женщина с могучей красной шеей, вторая, худенькая, с головой, откинутой в раковину, смуглая девушка, пристально следящая за работой маникюрши, другая клиентка, которой делали перманент, третья… Лин нигде не увидела ни Энн, ни ее шубки, но знала, что Энн где-то здесь.