Читаем без скачивания Очерки агентурной борьбы: Кёнигсберг, Данциг, Берлин, Варшава, Париж. 1920–1930-е годы - Олег Черенин

Если посмотреть на довоенную карту Восточной Пруссии и Польского Поморья, даже человеку, далекому от военной теории, станет ясно, что конфигурация этого участка польско-германской границы крайне невыгодна для польской стороны. Она «нависает» над северной и северо-восточной частью Польши, заставляя ее командование в случае войны создать группировку, способную устранить угрозу флангового удара главным силам Войска Польского на западе.

Планы ведения войны с Германией польским командованием в межвоенное двадцатилетие неоднократно подвергались изменениям в зависимости от изменений военно-политической обстановки и роста военного потенциала Германии.

В 1920-е годы польское командование считало возможным вести наступательные действия и на западе страны, и в Восточной Пруссии, несмотря на связанные с этим планом сложности. Оно считало, что для успешного ведения наступательных действий в направлении Восточной Пруссии было необходимо от 138 до 277 дивизий, что многократно превышало мобилизационные и технические возможности тогдашнего Войска Польского. В ходе состоявшихся франко-польских штабных переговоров польская сторона констатировала, что в случае начала войны к активным наступательным действиям она может приступить на 12-й день с начала всеобщей мобилизации главными силами в направлении Восточной Пруссии, при условии, что основные военные действия будут вестись во Франции. В таком случае надежды на успех заметно бы возросли[62].

К числу неблагоприятных для такого наступления факторов польский штаб относил:

— развитую транспортную инфраструктуру Восточной Пруссии, позволявшую германскому командованию быстро осуществлять переброску войск втайне от противника, что в условиях маневренной войны было решающим фактором успешного ведения боевых действий;

— наличие имевшихся и возможно планируемых к возведению многочисленных фортификационных сооружений;

— наличие крайне неудобного для наступательных действий рельефа местности, включая большое число водных преград, особенно в районе Мазурских озер, позволявших противнику обороняться незначительными силами, и т. д.

По мере роста военного потенциала Германии польский Главный штаб при планировании боевых операций был вынужден отказаться от наступательных действий как средства ведения войны[63].

До провозглашенного Гитлером в 1936 году отказа от ограничений Версальского договора на территории Восточной Пруссии было дислоцировано относительно немного кадровых воинских частей. Соединения Рейхсвера — Вермахта, расположенные в провинции к 1937 году, состояли из 1-й (Кёнигсберг), 21-й (Эльбинг), 61-й (Инстербург) пехотных дивизий и 1-й кавалерийской бригады. Дополнительную вооруженную силу составляли также различного рода военизированные формирования милицейского типа.

В этой связи основные усилия Экспозитуры № 3 в Западном Поморье и Восточной Пруссии были направлены на изучение процесса военного строительства на этих территориях и будущего театра военных действий.

Противники майора Жихоня

Основным игроком на поле битвы разведок и, соответственно, главным противником Жихоня и возглавляемой им экспозитуры являлись аппараты Абвера в Кёнигсберге и Штеттине и их территориальные представительства, расположенные в других городах Восточной Пруссии и Западной Померании. Абверштелле «Остпройссен» был создан еще в 1921 году как контрразведывательный орган, призванный обеспечивать безопасность сначала двух, а потом и трех пехотных дивизий и одной кавалерийской бригады Рейхсвера, дислоцированных в провинции. Расширяя пределы своей компетенции, он уже во второй половине 1920-х годов стал головным территориальным органом германской военной разведки на Востоке. Несмотря на крайне малочисленный штат кадровых сотрудников, насчитывавший вплоть до 1936 года не более семи человек, он добился больших успехов в разведывательном изучении восточных регионов Польши и ее вооруженных сил[64].

Залогом успешной работы Абверштелле, кроме чисто объективных факторов (смешанное население, относительно свободное перемещение жителей через границу, наличие Данцига как базы для ведения разведки и т. д.), являлся качественный подбор кадровых сотрудников, со временем ставших в своей области большими профессионалами. Многие выходцы из восточнопрусского аппарата Абвера со временем заняли руководящие должности не только в разведке, но и командные в частях Вермахта.

Незначительность кадрового состава АСТ была компенсирована массовым использованием бывших сотрудников германской разведки и контрразведки времен Вальтера Николаи в качестве внештатных резидентов, вербовщиков и т. д. Когда после 1936 года начался процесс увеличения численности Абвера, многие из них были зачислены в различные подразделения германской военной разведки как лица, имеющие большой практический опыт работы.

Так, долгие годы резидентом Абверштелле «Остпройссен» (Кёнигсберг) в Литве был капитан (позже майор) резерва Кляйн, начавший свою разведывательную карьеру в 1922 году начальником мельдекопфа АСТ в г. Гумбиннене[65]. Не ограничиваясь выполнением своих прямых обязанностей по разведывательному изучению Литвы, он также принимал активное участие в разведывательных операциях против Польши. В сохранившихся документах польской контрразведки имеются указания на проведенные при непосредственном участии Кляйна вербовки трех молодых женщин, направленных им в Данциг. Их задание заключалось в завязывании перспективных контактов в интересующих германскую разведку польских кругах. Некие Маргарита Зедерлинг, сестры Велентина и Марта Дашко в начале 1920-х годов были направлены в Вольный город, где все трое сняли квартиру по адресу Эйзенбаннштрассе, 13. Обратив на себя внимание польской контрразведки своим достаточно «вольным» поведением и активностью в завязывании знакомств среди польских военнослужащих и предпринимателей, они попали в ее разработку. Как она проводилась и чем была завершена, источники сведений не сохранили[66].

Первые сведения об операциях германской разведки против Польши с позиций Вольного города относятся еще к 1921 году и связаны они с деятельностью некоего Фридерика Совы. Известно, что, после завершения своей службы в германской армии в 1920 году, он предпринял попытку зачисления на службу в ряды вновь создаваемого Войска Польского, провалившуюся после возникших у поляков подозрений о его работе на германскую разведку.

Объявившись через некоторое время в Кёнигсберге, Сова, вместе с двумя другими германскими студентами Альбертины, вошел в контакт с местным польским консулом и, очевидно, начал сотрудничать с ним в интересах польской разведки[67]. Как развивалось это «сотрудничество», остается неизвестным, но после ареста германской полицией десяти жителей Восточной Пруссии, обвиненных в шпионаже в пользу Польши, стало ясно, что первичные подозрения поляков о работе Совы на германскую разведку имеют под собой серьезные основания.

Уже с 27 ноября 1922 года указом данцигского Сената Фридерик Сова в чине криминаль-ассистента был зачислен в штат местного полицайпрезидиума, где, работая в интересах германской разведки, проявил себя как весьма активный разведчик и умелый вербовщик[68].

Польские контрразведчики тоже не сидели сложа руки. В 1923 году к Сове был подведен агент Поморской политической полиции Томашевский, который «согласился» работать на германскую разведку в качестве агента. Тогда же поляками была спланирована операция по изъятию документов полицайпрезидиума Данцига, находившихся в распоряжении Совы.

Полякам стало известно, что в служебном «бюро» последнего имелся сейф, в котором он хранил секретные материалы, получаемые от своей польской агентуры. Через Томашевского в контакт с ним вошел начальник отдела политической полиции г. Торуня Мечислав Лисовский. Компания, состоявшая из Совы, Лисовского и Томашевского, расположившись в ресторане данцигской гостиницы «Континенталь», приступила к переговорам об условиях сотрудничества с германской разведкой. Как проходила эта «вербовка», история умалчивает, но, очнувшись на другой день в состоянии сильнейшего алкогольного опьянения, Сова ни в своем портфеле, ни в служебном сейфе своего «бюро» секретных документов не обнаружил.

Зато эти документы в количестве 130 штук попали в руки начальника отдельного информационного реферата Штаба командования корпуса (ДОК-VII) в Торуне Михала Куличковского. Воспользовавшись невменяемым состоянием Совы, Лисовский и Томашевский изъяли у него ключи от «бюро» и сейфа, передав их страховавшему операцию комиссару полиции Альфонсу Новаковскому, который и освободил сейф от документов[69].

Тот же 1923 год для польской контрразведки ознаменовался еще одним успехом, когда ей удалось внедрить своего агента, действовавшего под криптонимом «11», в агентурную сеть Абверштелле «Остпройссен». Вновь «завербованному» немцами агенту было предложено собирать информацию по стандартной военной проблематике: местам дислокации, численности, вооружению частей Войска Польского. Через «11-го» поляки начали поставлять в Абвер тщательно подготовленную дезинформацию, что способствовало укреплению его положения в агентурной сети немцев. За время своего «сотрудничества» с АСТ «Остпройссен» «11-й» смог передать полякам множество ценных сведений о структуре, кадровом составе, объектах заинтересованности германской разведки, оперировавших в регионе Польского Поморья.