Читаем без скачивания Яррик: Цепи Голгофы / Дурной Глаз - Дэвид Эннендэйл

— Никто из нас не покинет этого места живым, — сказала она.

— Это более чем вероятно, — согласился я.

— Тогда зачем давать нам ложную надежду?

— Я не давал. Я никогда не говорил, что нам удастся побег. Даже если мы сможем поднять лихтер, его снова захватят или уничтожат, прежде чем мы успеем далеко улететь. 

— Тогда зачем вообще пытаться до него добраться?

— Если появится возможность бежать, он будет наиболее подходящим средством. Что ещё важнее, исправный корабль способен причинить изрядный ущерб, особенно если мы с умом выберем цель.

— Вы уже её наметили, — осознала она.

— Капище.

На конструкцию этой массивной орочьей головы ушло так много трудов. Строение было символом могущества. Это там я найду Траку.

Кастель молчала какое-то мгновение. Она размышляла. В конце концов она произнесла:

— Комиссар, несмотря на то, что вы сказали, вы должны понимать, что большинство находящихся здесь людей думает о побеге, не о войне.

— Я понимаю.

Это было прискорбно, но неизбежно. Значение имело то, что они расшевелились. Даже если люди умрут, сражаясь из эгоистичных соображений, их борьба всё-таки послужит высшей цели. Они умрут с большей честью, чем живут сейчас.

— А о чём будешь думать ты? — спросил я.

— Эти твари осквернили каждый аспект моего призвания, — выплюнула она. — Я пойду на войну.

— Тогда я почту за честь сражаться рядом с тобой, — сказал я ей.

Хотя ещё мгновение тому назад она не боялась задавать мне жёсткие вопросы, сейчас я почувствовал, что она лучится гордостью.

Её похвалил не такой же пленник, как она, или просто собрат по человеческой расе. Её похвалила идея, её похвалило легендарное существо, именуемое "комиссар Себастьян Яррик". Со времён битвы за Улей Гадес предание о нём отбрасывало тень на каждый мой поступок и каждое моё высказывание. Я очень чётко сознавал, что этот человек существует, но не был уверен, что он и я и в самом деле являемся одним и тем же. Личность из легенды была полезным инструментом. Она воодушевляла людей, её боялись орки, и недаром. Но продолжение её существования зависело от того, буду ли я оставаться достойным её.

Я буду делать это единственным известным мне способом: действуя на благо Империума. И я приму ответственность за смерти, которые повлечёт за собой такая деятельность, сколько бы их ни было.

Началась наша смена. Мы пошаркали из клетки, а возвращающиеся рабы поковыляли внутрь. Мы двинулись к главному выходу из загона. Он находился прямо напротив прохода, из которого я появился здесь в первый раз. Одна группа пленников потихоньку смещалась к стене слева от них. Близ угла, образованного ей с дальней переборкой, прямо за последней линией поставленных ступенями клеток, имелся ещё один дверной проём поменьше. Через этот проход приходила и уходила орочья стража. Ещё там была труба, которая появлялась из его потолка и убегала вдоль этого коридора, насколько хватало глаз. Это было изменение, внесённое зеленокожими в исходную структуру, и подобно всем таким конструкторским затеям орков, оно было неряшливым, топорным и самонадеянным, просто-таки накликая катастрофу. Из многочисленных стыков и трещин капал прометий. На полу разливались лужицы горючего.

Бериман рычал на отбившуюся группу и охаживал их кнутом. Его блеф работал, поскольку он бил по-настоящему. Стражники не обращали на него внимания. Он был частью привычного процесса. Они не замечали, что он гонит своих подопечных ближе к трубе. У дверного проёма скучал орк-охранник, привалившись к стене справа от него. Своё стрекало он небрежно заткнул под мышку.

Стрекало было электрическим.

Я замедлил шаг, готовый к действию.

Бериман щёлкнул кнутом, обвивая им шею охранника. Орк подавился своим удивлением. Он вцепился в кнут, обёрнутый вокруг его шеи, уронив своё стрекало. Его схватил раб, которого звали Эверон, и я славлю его память. Он метнулся к дверному проёму и ударил стрекалом вверх, втыкая его в одно из хлипких сочленений трубы. Последовала скворчащая вспышка, ливнем посыпались искры.

Топливо воспламенилось, и труба начала извиваться и выгибаться дугой, как истязаемая змея. Какую-то долгую секунду она сдерживала огонь внутри себя, но в ней было слишком много трещинок, пропускавших к горючему воздух. В коридор ударил фонтан жидкого пламени. Он набрал силу и стремительность, и превратился в слепящую бурю, забушевавшую из дверного проёма. Орки и люди бросились врассыпную. Бериман рванул в сторону. Он избежал алчных языков пламени, но остаток его группы омыло раскалённой смертью. Они приветствовали эту награду за свой героизм воплями, ставшими вечным укором виноватой совести. Большинство из этих людей упало, корчась в огне, но некоторые побежали. Хотите верьте, хотите нет, но они помчались изо всех сил, с каждым вдохом втягивая в лёгкие пламя. При виде того, как эти мученики несутся с раскинутыми руками, безошибочно набрасываясь на орков, чтобы заразить своих пленителей бациллой собственной гибели, я понял, что поступил правильно. Одна женщина, которая превратилась в завывающий вихрящийся факел с языками, прыгавшими на три метра ввысь, перед смертью успела испепелить не одного, а двух зеленокожих, и если я хоть каким-то образом вдохновил её на этот поступок, то я следовал верной дорогой своего долга.

Немного дальше по коридору, должно быть прямо за первым поворотом, адский пожар разыскал себе новую пищу, даже более питательную, чем орочий прометий. Это была, как нам совсем скоро предстояло выяснить, кладовая боеприпасов. Судя по всему, большая. Жахнуло так, что моя грудина чудом не разлетелась вдребезги. Пол тяжело подпрыгнул, сбивая нас с ног. Стена слева от меня на мгновение вспучилась и затем отвернулась в стороны, распускаясь стальным цветком. Оттуда кубарем вылетел шар пламени. Он оккупировал верхнюю половину рабского загона, и нашу кожу стало поджаривать нежданным солнцем. К низкому громыханию взрывов добавился призвук пискливых визгов рикошетов от раскалившихся малокалиберных боеприпасов. Затем потянулся дым. Он был жирным и густым, он забивал нос и рот, от него перехватывало горло. Его чёрное облако заволокло глаза, и так ослепшие от сверкания пламени. Спустя несколько мгновений я услышал скрипучий рёв тонн рухнувшего металла, вновь запечатавших дыру для всего, кроме дыма.

В рабском загоне творилось сущее столпотворение. Порядок отсутствовал, везде царила паника вперемешку с яростью. Люди и орки бегали и удирали, дрались и умирали. Кашляющий, со слезящимися глазами, я не мог видеть ничего за пределами пары-тройки расплывчатых метров вокруг себя в пелене этого извергающегося, наполненного какофонией дыма. Я поднялся на ноги. Прикрывая рукой рот, я вдохнул так глубоко, как только осмелился, и затем, прежде чем разодравший грудь кашель заставил меня замолчать, выкрикнул: "За мной!" Я поковылял к тлеющему коридору, чувствуя, что за мной кто-то следует. В наступившей дымной ночи языки пламени стали не более чем угасающими отсветами. Пол под изодранными подошвами моих ботинок был горячим, и я наступал на предметы, хрустящие и трескающиеся, как сгоревшее дерево, но, как я знал, бывшие кое-чем гораздо более зловещим.

Теперь я кашлял не переставая. Мою грудь раздирали пылающие ногти,  я мучительно глотал воздух, мои рёбра ходили ходуном, словно бы пытаясь вышвырнуть мои лёгкие через глотку. Мою голову как будто сдавливал бронированный кулак. Но я гнал себя глубже в клубящийся дым, как можно ниже пригибаясь к земле. Это было единственное направление, в отношении которого я мог быть более или менее уверенным, что орки туда не последуют.

Коридор достиг перекрёстка, и проход по левую руку оказался рваным раструбом, ведущим в разруху арсенала. Здесь всё ещё свирепствовал пожар. Костры наполняли помещение пульсирующим и колеблющимся заревом. Визги и хлопки детонирующих боеприпасов всё ещё были часты, но я всё равно повёл нас внутрь. Покоробленный пол покрывали головешки, когда-то бывшие орками, но сейчас представлявшие собой всего лишь ошмётки органики. Склад был большим, и хотя слева от нас находился лишь непроходимый завал, воздух здесь был немного чище, поскольку взрывы разнесли также и палубы наверху. Ощущения были такими, словно я дышал внутри раскалённой духовки, но по крайней мере я мог это делать. И я мог видеть, кто за мной последовал.

Рогге, Кастель, Беккет, Трауэр, Полис, Вэйл и Бериман. Маленькая группа, и я не видел, чтобы по коридору подходил кто-то ещё. Может статься, что даже сейчас какие-то рабы неслись по другим проходам. Возможно, это действительно было так, но... мечты, мечты. Скорее всего, орки уже восстанавливали контроль. Это было несущественно. Существенными были мы — те, кто имел свободу действий, и я позабочусь о нашей существенности для Траки самыми убийственными способами, какие только возможны.