Читаем без скачивания Один из нас. Вояж, вояж - Лоран Графф

Столкнулся с Паскалем на лестнице: неважно выглядит. Спросил, как у него дела. Он ответил, что вчера немножко перебрал с жизнью, до сих пор все как в тумане. «А как с соседкой?» — «Потихоньку. Идет своим чередом». Посмотрел, как он, вцепившись в перила, карабкается по ступенькам на свой четвертый этаж. «Бедолага!» Вырвалось как-то само собой. Он повернулся ко мне, сбитый с толку — чего? Я неопределенно отмахнулся — привет!

В кафе узнал о смерти Омара Шарифа. Мне он нравился. Я всегда внимательно следил за его прогнозами и комментариями в «Тьерсэ Магазин»[3]. Он был элегантен в суждениях.

Я никогда не выигрывал по-крупному, в лучшем случае случайно угадывал тройку лидеров вразброс. Время от времени я хожу играть на ипподром. Не тешу себя иллюзиями, но на время забега, когда лошади пускаются в галоп, жизнь принимает волнующий оборот. На финишной прямой трибуны ревут, сжимаются кулаки, щелкают языки, подгоняя — давай, давай! После того, как опускается барьер, лихорадка спадает, и в общем гомоне тонут разочарование одних и радость других, и так до следующего заезда. Однажды я услышал, как один игрок на ипподроме с билетом в руках говорил жене: «Этого хватит, чтобы заплатить хозяину за квартиру!» Ставки делают все: на лошадь на скачках, на цифру в рулетке, на прекрасное далеко, на встречу с судьбой, на лучшие времена. Завтра к нам придет счастье, оно наступит, надо только подождать, все впереди. Но ничего не происходит.

Сегодня утром, когда я шел к врачу на прививку от желтой лихорадки, мне на глаза попалась лавка с огнестрельным и холодным оружием. Я остановился посмотреть ножи, выставленные в витрине. Там были самые разные: от маленького швейцарского перочинного со штопором до ножа-пилы австралийских пампасов. Я вошел внутрь.

— Чем могу помочь, месье? Вас интересует что-то конкретное?

Продавец напоминал банковского служащего: в рубашке с галстуком, аккуратная стрижка, лосьон после бритья, — но в его глазах было что-то настораживающее, откровенно жестокое, превращающее его в настоящего торговца оружием.

— Да нет. Проходил вот мимо, увидел ножи у вас в витрине. Я собираюсь в путешествие. Нож всегда пригодится.

— Конечно. В какое именно путешествие вы собираетесь? Вы едете дикарем или по турпутевке?

— Ни то, ни другое, что-то среднее. Просто чтобы почистить фрукт, если представится случай, отрезать мяса или кусок веревки.

— У нас широкий выбор так называемых ножей для выживания, которые выручат в любой ситуации. Пойдемте со мной, прошу вас. С тех пор как появился Рембо, данным моделям нет числа. Некоторые из них, честно говоря, детские игрушки, но попадаются и серьезные вещи. Хороший нож должен быть достаточно длинным, хорошо сбалансированным, лезвие должно крепиться к рукоятке одним стержнем, вот как у этого, посмотрите. Мы отдаем предпочтение лезвиям, где с одной стороны резак, а с другой острые, как у пилы, зубья. Советую вам эту модель, лучше не найдете. Подержите в руке!

— Большой!

— Рукоятка полая и открывается, внутрь можно положить разные полезные мелочи: пилюли, крючки, английские булавки, грифели…

— Да, это оправдывает такой вес! Впечатляет!

— С его помощью можно легко разделать быка.

— Знаете, мне просто фрукты чистить и так, пустяки всякие.

— С таким инструментом вы будете готовы к любому повороту событий. Для него всегда найдется местечко в багаже. Футляр я даю вам в подарок.

Я попросил у него пакет, чтобы унести покупку. И пошел к врачу со своим ножом для выживания. На улице я чувствовал себя вооруженным, попробуй кто тронь. Г-н Христофилос уколол меня в левое плечо. Мерзавец, мне было больно!

Усевшись на матрасе, чищу яблоко новым ножом. Очистки получаются толстыми, а яблоко угловатым. Затем я мою нож под краном и убираю в футляр. Кладу в чемодан вместе с книгой Жана-Мари Лаклавтина. Прикидываю, сколько все это весит, и иду к зеркалу в ванную оценить свою готовность к отъезду:

— Меня зовут Патрик. У меня красивые губы. Мне 37 лет. Рост — 178 сантиметров, вес — 75 килограммов.

— Паспорт!

— Вот он! Действителен до июля 2012 года.

— Книжка о вакцинации международного образца!

— Не хватает только спинномозгового менингита.

— Нож!

— В чемодане. Хотите посмотреть?

В казино мне строила глазки одна клиентка лет шестидесяти, остановившаяся в «Сен-Жорж». Она передала мне под столом записку с номером своих апартаментов, а потом походкой старой пантеры ускользнула, в своем причудливом наряде, со стаканом виски в руке. Такие клиентки встречаются часто, и все они скроены на один манер: карикатурный образ пресыщенной богачки, уставшей от жизни и своих возможностей. От безделья они наводняют казино на нормандском берегу, поправляя здоровье дебошем.

После смены я мельком взглянул на бумажку, которую она мне передала: гостиница «Сен-Жорж», номер 221. С тех пор как Саранья Раттанасрисакюльшай забеременела, мы перестали встречаться — она считает, что так лучше для ребенка. Гостиница в двух шагах от казино, заскочить туда ничего не стоит.

Я поднялся на лифте и постучал к ней в дверь. Должно быть, она дремала: глаза полузакрыты, сонно покачивая головой, она стояла, завернувшись во что-то вроде стеганого кимоно, украшенного восточными арабесками. «А? Это вы? Закройте за собой дверь». По телевизору показывали бои сумо. Она снова легла и отвернулась. «Как тебя зовут?» — «Меня зовут Патрик.» — «Выпьешь чего-нибудь?» Я пошел к мини-бару, чтобы налить себе. Она не сняла макияж, тушь размазалась под глазами. Вырез кимоно слегка обнажал ее тощую грудь, усыпанную пигментными пятнышками. Под ним угадывалась сухая и угловатая, но неизменно элегантная, несмотря на увядание, фигура. Она была исключительно соблазнительна. Она холодно взглянула на меня, смерила взглядом с головы до пят, оценивая, насколько я молод. Не знаю, что на меня нашло: «Это стоит триста евро».

Я занимался с ней любовью аккуратно, осторожно, и она сладко уснула. Я забрал деньги, которые она положила на ночной столик, и ушел. Если бы не эти деньги и сделка, наверное, я вел бы себя презрительно и жестоко.

Месье Мартинес,

Имею честь сообщить вам о своем увольнении, которое произойдет…

Позвольте выразить, месье, мое глубочайшее к вам уважение.

Аккуратно свернув, я положил письмо в конверт, в тот же вечер отнес его в казино и положил в свой ящик. Придет время, я достану его и впишу недостающее. А пока я знаю, что оно там, в моем шкафчике, на верхней полке. Однажды вечером наступит такой момент, когда мне останется только вручить письмо г-ну Мартинесу в его кабинете. Каким счастьем для меня будет сказать: «Я ухожу».

Я снова думаю о своей «клиентке». К тремстам евро я так и не притронулся, они по-прежнему лежат в бумажнике. Я не гордый: ничего особенно стоящего в своей жизни я не совершал. Толку от меня не так много, участие мое в делах мира весьма скромное. Я плачу членские взносы и налоги, вот, в общем-то, и все. Героев нынче век недолог, и сфера их деятельности весьма ограничена. Им приходится противостоять многоликому и вездесущему образу современного антигероя — бесстрастному обывателю. В наше время героизм пал жертвой окружающей вульгарности, ничтожность и величие равны в правах на славу и почести. Себя бы не потерять, чем уж тут гордиться!

Никак не могу решить, как мне использовать эти деньги. Я мог бы положить их на счет, предназначенный для поездки. Мог бы вернуть в конверте, оставив у администратора гостиницы «Сен-Жорж» для постоялицы 221-го номера. Мог бы подарить. В конце концов, с моральной точки зрения мои сомнения меня утешают: не такой уж я пропащий.

Паскаль зовет сегодня вечером к себе, пожить. Он купил цифровой фотоаппарат и предлагает его обновить, а заодно и обмыть покупку, мы могли бы славно повеселиться, давай, пойдем, поживем! У меня нет сил. «Ну ладно, тогда я один буду фотографировать!»

Я отдал триста евро трансвеститу, поджидающему клиентов у вокзала. «Держи, купишь себе чулки».

Сходил в туристическое агентство «Астролябия». Мне нужен был новый стимул. В последнее время я немного выпустил цель из виду. Отвлекался на разные события.

Видел свою «клиентку». Вернувшись из поездки по Лазурному берегу, она снова прошлась по всем нормандским казино. На этот раз я не взял денег.

«По-прежнему триста евро?» Я склонился над кроватью и одним движением сорвал пояс с кимоно: «Нет, сегодня бесплатно». Я открыл полы туники и обследовал ее увядающую, угасающую плоть, той печальной красоты и величественной фации на закате дней, словно на нее наложено проклятье, от которого нет исцеления. В целом любое дополнительное отличие только усиливает непохожесть мужчины и женщины, делая ее более яркой, будь то возраст, этническое происхождение, социальная принадлежность или даже полнота тела. Желание от этого только возрастает. Я всегда думал, что марсианки должны быть чертовски привлекательными.