Читаем без скачивания Три Черепахи - Олег Шмелев

– Это вы с Игорем и Александром Балакиным, – узнал Серегин, и в голосе его звучало неподдельное волнение. – Когда сделано?

– Летом пятьдесят седьмого, – вяло, безразлично ответила Ольга Андреевна.

– Кто так хорошо снял?

– Щелкала Тоня, Игоря жена… Игорь навел, аппарат ей дал, а сам встал с нами…

Серегин передал карточку Баскову, Ольга Андреевна продолжала стоять, и Серегин сказал:

– Да вы садитесь, а то как-то неудобно. Она села. Басков бережно подвинул к ней карточку, спросил:

– Ольга Андреевна, а вы знаете, чем занимается Балакин?

Опять его вопрос явно пришелся ей не по душе, но, как ни странно, на сей раз это помогло Ольге Андреевне, она сделалась спокойной. Погладив карточку пальцами, сказала беспечно:

– Вот в этот момент ничего я не знала, и было замечательно. А потом меня просветили…

– И давно вы в последний раз видели Балакина? И опять она взглянула на Баскова с сочувствием.

– Все тогда же, в пятьдесят седьмом. – И добавила, словно поддразнивая этих людей, нежданно явившихся со своими бесчисленными вопросами и ворошащих далекое прошлое: – А у меня от него дочь. Институт кончает.

– Вы с ним не расписаны?

– Не успели.

– Почему?

– Помешали. Пришлось ему уехать.

– Кто помешал?

Она уже готова была вновь поддаться раздражению, но сдержалась – все это читалось на ее лице, как по книге.

– Господи, я ведь говорила: коротко не расскажешь, а расскажешь – вы ничего не разберете.

И снова Басков не соблазнился возможностью пойти по этой безусловно существенной для дела нитке – связи Ольги Шальневой с Балакиным. Если даже предположить, что она говорит неправду насчет того, когда видела его в последний раз, – в данный момент ему важен сам факт связи, остальное можно оставить на потом.

– Брат часто у вас бывал? – спросил Басков. – Раз в год обязательно.

– Он кем работает?

– Вообще-то у него инвалидность. Инвалид войны второй группы. В шестидесятом году оформил и корректором работал, нештатно, на дом брал.

– Не женился больше?

– Ну что вы! До сих пор Тоню любит.

– Но в остальном жизнь у него в порядке? Ольга Андреевна замялась; еще один неловкий вопрос. Но, помолчав, ответила:

– Пить стал нехорошо.

– Что значит нехорошо?

– Ну, понимаете, последние годы, даже когда у нас гостил, каждый день допьяна.

– Не скандалист?

– Ну что вы! Наоборот – все ему друзья, все прекрасные люди.

– Последний вопрос, Ольга Андреевна, – сказал Басков. – Брат ваш никогда о Балакине не вспоминал?

– Ну, конечно, говорили, он же все-таки отец моему ребенку. Вы имеете в виду: не встречался ли Игорь с Сашей?

– Пожалуй, так будет точнее.

– Нет, это исключено. Игорь бы не утаил. – Она задумалась на секунду. Но, знаете, был непонятный случай с письмом, у меня такое ощущение возникло не без Саши тут… Мы тогда еще на Красной жили, он адрес-то знал.

– А что за письмо?

– По-моему, оно должно было сохраниться. Попробую поискать.

Она снова покинула их.

– Вот оно как бывает: он для нее по-прежнему Саша, – задумчиво сказал Серегин. – Повезло Брысю.

– Интересно, знает он, что у него дочь есть?

– А вы, Алеша, спросите, не стесняйтесь. Она уж успокоилась.

Басков перевел разговор на дело:

– Анатолий Иванович, она столько ниток дала, надо все это быстро раскрутить.

– Целый клубок, – согласился Серегин. – Какие же мысли? Что намерен предпринять?

Полковник впервые употребил обращение на «ты».

– Надо разыскать Юру, а потом срочно в Ленинград.

– А мне хочется с ней поговорить. Просто так, поболтать о прошлом. Я, пожалуй, останусь до вечера.

– Это и на пользу будет. Она о Балакине, наверное, много может рассказать.

– Насчет пользы посмотрим. Но как нам дальше координироваться?

– Нет проблемы, Анатолий Иванович. Мы, знаете, как сделаем? Я машину вам оставлю, Юра меня только до вокзала довезет, а там на электричке час с небольшим. А в Москву приедете – решим.

– Ну что ж, годится. Ольга Андреевна вернулась.

– Вот нашла. – Она держала в руке конверт и словно колебалась, кому первому его протянуть. И, как и фотографию, отдала письмо Серегину. Баскова это нисколько не обидело: как-никак у этих двух людей было гораздо больше общего, чем у него с Ольгой Андреевной, да и не попал он с первых минут в нужный тон.

Прочитав письмо, Серегин передал его Баскову. Оно было коротким.

«Здравствуйте, уважаемый Игорь Андреевич! Пишет Вам неизвестный Вам человек. Адрес мне дал один человек, который Вас хорошо знал, а сейчас неизвестно где, и посоветовал обратиться к Вам. А просьба очень большая, если нетрудно. Я очень люблю журнал „Вокруг света“, но здесь у нас его достать невозможно, не говоря о подписке. Большая просьба: если можете, подпишите меня на этот журнал на 1971 год. Деньги я вышлю. Буду очень благодарен. Мой адрес… Корольков Владимир Николаевич».

Судя по адресу, письмо писано в колонии.

– И что же вы ответили? – спросил Басков.

– Видите, какое дело… Игорь тогда уже в Ленинграде жил. Я написала этому Королькову, дала адрес Игоря.

– А к нему Корольков обращался?

– Нет. Но подписку Игорь устроил.

– Можно, я возьму это письмо?

– Пожалуйста.

Басков положил письмо в блокнот.

– Ну, извините, Ольга Андреевна, за беспокойство, мне пора.

– Ничего, ничего, вы же по делу. Но об Игоре так ничего и не рассказали. Или нельзя? Серегин кашлянул в кулак и сказал:

– Ольга Андреевна, я с вашего разрешения еще посижу. И об Игоре поговорим. Она обрадовалась.

– Очень вам буду благодарна.

Серегин едва заметно улыбнулся: это было почти дословно из письма неведомого почитателя журнала «Вокруг света» по фамилии Корольков.

Глава 5. КАК РАЗРУШАЮТСЯ СЕМЬИ

Когда Басков ушел, Ольга Андреевна предложила Серегину отведать клубники, которую привезла со своего садового участка. Но прежде надо было ее почистить, и они перешли в кухню.

Анатолий Иванович помогал хозяйке, они разговаривали, пытаясь вспомнить моменты особо замечательные, но это плохо получалось, потому что из довоенного Ольга Андреевна мало что могла восстановить в памяти, да и вообще вряд ли много найдется общих предметов для воспоминаний о детстве у двух людей, если один старше другого на одиннадцать лет.

– Как же вы войну-то прожили? – спросил Серегин.

Она помолчала, улыбнулась рассеянно.

– Сама не знаю… С топливом плохо было, мы с Матреной на станции угольную крошку собирали, в лес за хворостом ходили… Голодно жили, конечно… Матрена стирать по домам пробовала, иногда пяток картошек принесет, пшена стакан, но больше все сами стирали, а Матрене работу так уж давали, из жалости… Меня соседи иной раз пообедать пригласят… Игорь-то ничем помочь не мог. Он сначала курсантом на флоте был, в Ленинграде, в отряде подводного плавания. Потом их в пехоту перевели, он сержантом стал, иной раз пришлет пятьдесят или тридцать рублей, и то не из жалованья, а как-то там разживется. Он писал, они ведь все на займ подписывались, на десятимесячный оклад, а облигации – в Фонд обороны. Все так делали, и он ведь не мог сказать, что у него дома сестра и нянька совсем без денег живут. Он же настоящий комсомолец был, правда? Серегин вздохнул.

– Он замечательный был парень. А в комсомол мы вступали в сорок первом.

– Знаете, когда Игоря второй раз ранило, он в Ленинграде в госпитале лежал, на Гороховой улице, это в сорок четвертом году было, блокаду уже сняли… Так он нам посылочки присылал, экономил из своего пайка… Хлеб сушеный, не сухари казенные, а сам сушил. Табак на продажу, сахар и даже витамин цэ – маленькие такие пузыречки, а в них черносмородиновый экстракт это ему против цинги давали…

Они услышали, как возле дома на улице затормозила машина. Серегин выглянул в раскрытое настежь окно.

– Юра вернулся, шофер наш.

– Надо бы его в дом позвать, жарко на улице.

– И то верно.

Серегин пошел за Юрой, а Ольга Андреевна принялась мыть в дуршлаге очищенную клубнику, которой было почти целое ведро.

Когда Серегин привел Юру, Ольга Андреевна поставила перед ним тарелку крупных красных ягод.

– Не стесняйся, – посоветовал Серегин. Он вернулся следом за Ольгой Андреевной на кухню, и она спросила:

– Анатолий Иванович, а вы можете об Игоре подробности рассказать?

Серегин испытывал некоторую неловкость: что, собственно, мог он ей поведать, если сам не знал ничего, кроме виденного собственными глазами? Она поняла, что он в затруднительном положении, сказала:

– Вы хоть объясните, как его состояние. Не опасно это?

– Мой молодой товарищ все, собственно, вам рассказал. Что добавить? Я Игоря видел. Сейчас ему очень плохо, но он этого не чувствует. Полная потеря сознания.

– Его ударили?

– В затылок и в лицо.

– Изуродовали?

– Есть немного.

– А повидать нельзя?

– В принципе можно. Но я бы вам не советовал пока, Ольга Андреевна. Вот в себя придет, заговорит… А так что же – только расстраиваться.