Читаем без скачивания «Клуб Шести» - Максим Веселов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А вы пожимали плечами, и с грустью уходили.
Писатель испытующе повернул к Теодору тёмные очки. Гость не издевался и хозяин утвердительно кивнул.
– Да, именно так. В один прекрасный… или ужасный момент, я вдруг понимал, что их карта жизни абсолютно не совпадает с моей… Да, признаться, у меня и карты-то нет.
– Со стороны, ваши попытки женитьбы можно назвать «Методом научного тыка» в поиске собственной сверхзадачи.
– А почему бы и нет? Так оно и есть. Кстати, мы, оказывается, говорим с вами на одном языке!
– Опять же, почему бы и нет? Я тоже читал Систему Станиславского, так, для себя, для общего, так сказать, кругозора. Сверхзадача, это, проще говоря, «Чего вам надо?» Так?
– Так. Умница этот Станиславский. Какого рожна кому надо, так он и живёт, и это – первопричина его поступков, мировоззрения, ценностей, наконец, характера.
«М-да,- подумал Теодор,- этак он перебирал чужие сверхзадачи, всякий раз через женитьбу примеряя их на себя, как сюртук с чужого плеча. Экспериментатор… Не мудрено, что теперь бобылём сидит. Свою сверхзадачу выбрать было слабо».
Отпили кофе. Божественно. Хотя, надо привыкнуть описывать события не повторяясь.
Но, что делать, если это действительно так? Напиток Богов, если уметь приготовить.
Теодор расплылся в кресле, нравилось ему тут, всё как-то у писателя этого миленько. Уж слишком всё тут замечательно, пора уже гостю всё испортить, пока это не сделала за него судьба. Так не оставим горемыке-судьбе шансов.
– Так о чём ваши романы, Михал Романыч?
Тот чуть не поперхнулся.
– М-м.. как вам сказать…
– А как есть.
– Как есть… Что ж, почему бы и нет… Но тут не расскажешь в двух словах…
– Признаться, я сегодня никуда не тороплюсь.
Ещё бы. Во-первых, Теодору надо было «отработать» медальон, а во-вторых, перед ним сидел живой писатель, пусть даже и не издававшийся ни разу. Ну и что? Этот человек уже в чём-то и не человек вовсе, он – прибор, отмечающий малейшие всполохи сознания, а может он страж у Врат между прошлым и будущим, а может он…
Теодор не успел дорисовать в воображении барометр в тёмных очках, с кучей милиметровых делений, стрелочек и ртутных полосочек, барометр заговорил и спутал «рисунок».
– Вот как… Не торопитесь… Замечательно. Только, я не об этом. Вы читали у Чехова повесть «Чёрный монах»? Человек считает себя гением, и все вокруг его им считают, и пришедший из легенды фантом Чёрный монах об этом же ему говорит, да ещё подсказывает гениальные идеи, которые подопечному остаётся только разрабатывать.
И всё прекрасно-замечательно, пока не оказывается, что он сидит ночью на кровати, не обращает внимания на обнажённую красавицу молодую жену, а разговаривает с пустым креслом. А когда его начинают лечить от сумасшествия и вылечивают, он всем портит всю оставшуюся жизнь, включая самоё себя. Умирает непризнанным и забытым. Благо, перед смертью опять видит Чёрного Монаха и тот его успокаивает и прощает за слабость. Интересная история. Интересна она тем, что человек, у которого такая же проблема, может посмотреть и сделать для себя вывод – либо я для всех буду разговаривать с пустым креслом и останусь гением, сумев при этом самореализоваться в этой жизни, либо стану лечиться и тогда все-ем будет худо.
Вот так. Ради одной этой повести, Чехов уже мог родиться, прожить жизнь и умереть. Он уже помог людям. Тем паче, что в этой повести он помог именно тем из людей, которые станут очень полезными остальным массам. Понимаете, о чём я?
– Да. И вы избрали такой же путь. Вы изыскиваете тему – психологическую проблему, и пишете на неё ответ. Так?
– Ну, вкратце, так. Да, так. Я должен понять, что все месяцы моей жизни (а то и годы! Годы!), кои я потрачу на эту вещь, все труды по изданию книги, и даже несколько часов жизни читателя, прочитавшего мою книгу, всё это – стоит идеи, породившей книгу. Я хочу, что бы моё творчество – помогало, решало жизненно важные проблемы, освобождало людей от неясности или даровало им надежду на свободу и указывало путь к выходу.
– А сами при этом оставили трёх женщин, судьбу которых могли сделать счастливой.
– Бл…
Вот тебе и бл… Действительно, Теодор, ну ты и свинтус. Пришёл помочь человеку.
Он аж сдулся первомайским шариком после парада откровенности. И что теперь? А вот теперь бы писательским медальоном бы и гостю по мордам… Добрый-добрый Теодор.
– А когда выйдет ваша первая книга?
Михал Романыч окончательно скис. Ох уж эти творческие личности – куда не плюнь, крахмальная манишка. Будь мужиком, Михась, рви дальше мягкий живот жизни своими писательскими клыками!
– Сейчас наш Клуб даёт мне деньги на книгу. И вот тут я впал в панику. Я не знаю, что мне выбрать! Всё новое мне кажется самым лучшим, а читаю старое, кажется – ещё лучше… А сажусь перечитывать и то и другое, так начинаю дописывать и переписывать. В конце концов вообще уже не понимаю, что готово окончательно и можно издавать, а что ещё надо переделывать. Дурдом, одним словом. Да и ещё это… вот…
– Постоянное сомнение в себе.
– Ага…
– И вы хотите, что бы я за эту ночь перечитал все ваши книги и дал дельный совет?
Или помог бросить жребий?
Нелепость имеет форму облака. Именно облако нелепости ситуации сейчас заполнило кухню. В облаке пахло озоном, предвещающим грозу.
Писатель нервно допил кофе одним мощным глотком. Тут же закурил, затушил, обжёгся об огонёк, подумал, хлопоча лицом, опять закурил, походил от умывальника к окну и обратно. Теодору вдруг захотелось раздавить его как назойливого таракана. Нет, ничего плохого у Теодора в душе лично к нему не было, просто не любил художник эти сопли. А как говорят восточные мудрецы, «мы любим в людях то, что есть в нас и не любим в людях то, что есть в нас, остальное не видим или не замечаем. Так что становилось непонятно, кого именно из присутствующих, хотелось ему раздавить как таракана. Может быть и себя.
– А на какой тираж вам Клуб даёт денег?
– Тысячу. Для начала. А что?
– А… напомните, если уже говорили, сколько у вас книг написано?
– Штук десять… А что?!
Писатель ущипнул Теодора за манжет, торопил с ответом, словно разговаривал с Книгой откровений и любое слово сейчас могло перевернуть его жизнь.
– А то. Вот вы возьмите, и напечатайте все ваши книги тиражом по сто штук. Как раз – десять книг, по сто штук. Тысяча! Раздайте их всем своим друзьям и успокойтесь. Человек сто друзей у вас наберётся? Это и есть пока – весь ваш читатель, в полном составе. Они знают вас лично, следовательно, из уважения к вашей персоне – прочтут. Если дело того стоит, то когда-нибудь к вам в дверь постучит издатель в мефистофелевской шляпе с ши-икарным предложением! Это не я придумал, это ваш тёзка у жизни подглядел.
И тут он снял очки. Сбросил рывком.
– Вы, Теодор Сергеевич, представляете себе эту жизнь?! Я же больше ни-че-го не на-пи-шу. Я буду просто сидеть собакой у двери и ждать этого вашего мефистофелевского стука. Понимаете?!! Вы, меня, понимаете?!!
Он снова нахлобучил очки и успокоился. Или взял себя в руки. Поздно. Теодор видел твои глаза, Михаил Романович. Художник их видел.
– Почему бы и нет? Понимаю. Разрешите мне откланяться?
– Извольте…
Прямо из кухни Теодор вылетел на лестничную площадку, зацепив по дороге плащ.
Домой, домой, рисовать! Я видел! Я видел его глаза!
В запале Теодор забыл сесть в транспорт и отмахал пешком или бегом пять кварталов, разделивших его с обладателем очков, неизданных рукописей, трёх оставленных жён и ещё Бог знает чего. Поостыв по пути и изрядно проголодавшись, он на время потерял острую необходимость покончить с глазами на холсте. Сперва надо поесть. И просто отдышаться, отдохнуть.
Через полчаса, нежась на диване, художник смаковал в памяти сегодняшнее приключение. Потом веки его сами собой набухли и глаза прикрылись, послышались отдалённые голоса и из темноты стали проступать тени, картины, пейзажи, деревенские виды, избы и поля…
Приехали в деревню полетать.
Однажды мы с отцом купили себе два летаймера. Тогда они только появились в продаже – ещё не хромированные, из чёрного железа (но это казалось верхом строгого, таки аристократического совершенства). Пропеллер летаймера тогда был один, просто – двулопастной и крепился прямо у вас над головой, а управляли им ногами и руками, манипулируя всевозможными специальными педальками и стойкой, которые вкупе наклоняли сам пропеллер в ту сторону, в которую вам требовалось лететь. Да, громоздкая штука получалась, как и всё новое. Заполучили мы их с огромным трудом, моральным, физическим и финансовым, но, всё-таки, заполучили.
Взяли Люсю и Батона – моего старого друга-одноклассника и отправились в какую-нибудь ближайшую деревню, дабы опробовать изобретение человеческой мысли над бескрайними полями, не боясь зацепиться за балконы, провода и т. п. чушь. Причём Батона забрали прямо со службы, в майорской форме и при пагонах. Хотя у моряков не майоры, а как-то иначе, по моему он назывался «Кап-раз». Что-то французское,