Читаем без скачивания Ходоки во времени. Суета во времени. Книга 2 - Виктор Васильевич Ананишнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да и потом, истинно ли, что первопричина существования временного канала – в деревьях?
– Ты во всём прав, Ваня, – согласился Симон с моими размышлениями вслух. – Но это, к сожалению, пока что единственное предположение и предложение. Других нет… Что ещё?
Я, прежде чем сказать, замялся. Дела ходоков, конечно, это и мои дела.
Вот спасать засунутых Радичем в мешок Сола надо? Надо, естественно.
Аппаратчиков вытаскивать надо? Тоже естественно.
Но у меня могут быть свои заботы. Я Напель хочу найти, а тут что с «мешком», что с аппаратчиками опять всё может отложиться на неопределённое время.
– Но, Симон… – заканючил я, вызвав на его лице настороженность, что это ученик заговорил таким тоном. – Ты обещал после того, как я схожу к Шлому, отвести меня к Перкуну.
– Я не забыл… – Симон помолчал, глядя прямо перед собой. – Что ж, давай сходим к нему.
– Я потом сразу же пойду к аппаратчикам, – поторопился я заверить его.
– Надеюсь, – отозвался он, как мне почудилось, с некоторым сомнением.
– Нет, правда!
– Перестань, Ваня, оправдываться. Ты же уже знаешь, что для нас, ходоков, перерыв во времени в настоящем – никакого значения не имеет. Пойдёшь ли ты сейчас за теми, кто сидит в мешке Сола, или днями позже, для них всё равно ты появишься в один и тот же момент. Так же и для тех, кто застрял в отстойнике…
Перкунас
Полуденное солнце золотило листву начала осени, было тепло и сухо. Этим летом здесь, по-видимому, дождей выпадало мало. Под ногами хрустели веточки и шелестели рано опавшие листья молодой дубравы. Деревья стояли плотно, тянулись тёмными стволами вверх. Только на опушках дубы росли привольно и имели возможность простоять века – им не нужно было бороться за жизнь в тесноте собратьев, где не всякому удастся выиграть гонку к свету и отвоевать подземное пространство для корней.
– Сейчас сориентируюсь, – сказал Симон, нелепый в своей элегантности среди зарослей. Его лакированные туфли блестели оконцами воды в пожухшем травостое. – Вот… пойдём сюда.
Они прошли несколько шагов, деревья расступились, и ходоки оказались перед небольшим холмом, вверх по которому уходила тропа.
– Здесь недалеко поселение, – лёгким движением кисти руки показал Симон в лес, откуда тропа выходила. – А там, наверху… Видишь? Да, там частокол. Он огораживает капище. Тропа ведёт к воротам. Они не запираются. Как войдёшь, сразу поверни направо и – вдоль навеса, где поселяне в определённые дни пожирают жертву, Навес пристроен к забору. Так вот пройди на противоположную сторону капища. Напрямую не ходи. Это у них не положено.
– Табу?
– Не знаю… В центре капища у них идолы. Поэтому, наверное… Перкун… У него шрам на лбу. Здесь, – Симон перечеркнул свой лоб пальцем почти от одного виска до другого наискось к правой брови. – Скажи ему, что пришёл от учителя ходоков Сарыя… э-э… Задиры.
Иван усмехнулся.
– Каждый ходок имеет клички, иначе… – Переходя на менторский тон, начал, было, распространятся Симон, но Иван отмахнулся.
– Да ладно Вам.
– Впрочем, он тебя увидит – и сам поймёт, что ты не из его округи и эпохи. Иди, Ваня!
Симон дождался, пока Иван вышел на тропу, помахал рукой и только после этого стал на дорогу времени.
Дышалось легко, и Иван быстро поднимался по высохшей дорожке. По ней ходили много. За долгие годы она была втоптана глубоко ниже уровня земли.
Тяжёлые ворота на широких ременных петлях, которые, по словам Симона должны были быть раскрытыми, оказались сомкнутыми и подались с трудом. Когда образовалась щель, чтобы можно было в неё протиснуться, Иван сделал это.
Взору его предстала обширная, ровно поросшая посеревшей травой площадка, в центре которой возвышался выложенный из грубых необработанных камней алтарь в окружении деревянных звероподобных скульптур неведомых богов. Головы некоторых животных были посеребрены. Над капищем – сень многолетнего дуба.
В воздухе висел смрадный запах.
Тишина и яркое солнце властвовали здесь безраздельно. Лишь приглушённо стрекотали кузнечики, да откуда-то доносилось унылое пение.
Если бы Симон даже не предупредил, то Иван и сам догадался бы, как пройти к обиталищу Перкуна: здесь тропинка превращалась в утоптанную дорогу и сразу после ворот сворачивала вправо и вела мимо крытого сверху шатром из лемеха длинного строения, разделённого внутри рубленными из толстых стволов стенами. Эти отдельные каморки были открыты к капищу; задней стенкой им служил частокол.
Длинные столы и скамейки – грубые и прочные – служили единственным украшением этих помещений. Сейчас их пронизывали сквозь щели кровли и частокола солнечные лучи, придавая им запущенный, заброшенный вид, – похоже, их давно никто не посещал. Пол был подметён до утрамбованного глиняного основания.
Иван обогнул капище, и в его поле зрения открылась противоположная сторона огороженной площадки на макушке холма.
Выделялось жильё волхвов – высокое, рубленное костром строение, похожее на сторожевую башню с узкими (в одно бревно) горизонтальными оконцами. Посередине башню опоясывало гульбище, к которому вело крыльцо, больше похожее на обычную лестницу, но с перилами из тонких жердей.
Внизу, в трёх шагах от лестницы по направлению к группе идолов, горел небольшой бездымный костерок и подогревал какую-то посудину, висящую над ним. Ни дать, ни взять, картинка временной остановки рыбаков-любителей где-нибудь на озере с ночёвкой: две рогатки вбиты в землю, на них перекладина из не очень ровной палки, а на ней висит котелок с будущей ухой…
Перед посудиной на корточках сидел человек и помешивал варево. Длинные седые волосы, перехваченные тонким ремешком, проходящим через лоб, почти полностью скрывали его лицо. Он либо не слышал шагов Ивана или не хотел обращать на него внимания и занимался своим нехитрым делом.
Подойдя к нему почти вплотную и не видя никого другого, Иван громко поздоровался. Если это был не Перкун, то обращение Толкачёва могло быть для него непонятным звуком. Но старик, помешивая какую-то тёмную пузырящуюся жидкость, буркнул в ответ слова приветствия на языке ходоков.
Пожалуй, это был именно тот, к кому Иван пришёл. Поэтому продолжил по подсказанному Симоном сценарию, проговорив:
– Привет тебе, Перкун, от Учителя ходоков Сарыя Камена… Задиры.
Перкун хмыкнул, дёрнув сухими плечами под тонкой льняной рубахой и поднял голову, чтобы посмотреть на пришедшего.
На Ивана глянули блестящие водянистые глаза. Шрам, описанный Симоном, не перечёркивал лоб, а глубоким до немыслимости провалом отделял брови от скальпа. Лба у этого человека практически не было, только рваный шрам, в который могли бы войти два вместе сложенных пальца. Иван даже вздохнул от неожиданности.
Перкун, по-видимому, понял его, но нижняя часть его лица с правильными чертами оставалась невозмутимой. Привык, наверное, что люди, глядя на него в первый раз, переживают одно и то же.
– Давно я от Задиры не получал приветов, – певучим сильным голосом сказал он. –
