Читаем без скачивания Мужей много не бывает - Адель Паркс

— Мне надо уйти отсюда, — выкрикивает Белла.

— Что? — Я ушам своим не верю. — Он чертовски хорош, правда?

Это риторический вопрос, но, если бы Белла подтвердила, что он хорош, это доставило бы мне огромное удовольствие. Мой мужчина воплощенный секс, и еще он талантлив. Женщины лезут на сцену, чтобы сфотографироваться с ним. Говоря «сцена», я имею в виду небольшую площадку, полтора метра на метр, поднятую над полом примерно на тридцать сантиметров. Несмотря на ее незначительную высоту, некоторые поклонницы спотыкаются — или притворяются, что спотыкаются, — и Стиви приходится их ловить. Я смотрю на таких хитрых штучек с нескрываемой враждебностью.

— Ты должна признать, что он не просто уличный музыкант. Это даже в голову не приходит, когда видишь его на сцене. Он особенный, — добавляю я.

Белла часто говорит о том, что каждый человек должен быть в чем-то особенным, не похожим на других. Это одна из причин того, что она так восторгалась Беном. Он оставил после себя след. Его забавные, мудрые пьесы заставляют людей задуматься.

Стиви не похож на других. Он заставляет людей почувствовать себя счастливыми. Пусть он не выступает перед тысячной толпой в Ройял-Альберт-Холле, пусть это всего лишь паб в Ричмонде. Белла может насмехаться, но люди снимают его на мобильные телефоны и отсылают фотографии друзьям.

Стиви начинает «Тюремный рок».

— Как странно, что все мы знаем слова этих песен, — ведь мы даже еще не родились, когда они были записаны. Я никогда не считала себя поклонницей Элвиса, но они все тут. — Я прикасаюсь пальцем к голове и смотрю на Беллу в надежде, что она как-нибудь отреагирует. Она не реагирует. Она выглядит так, будто собралась хлопнуться в обморок или стравить. — Господи, Белла, тебе что, плохо?

Она меня будто не слышит. Я обнимаю ее за плечи и тихонько встряхиваю. Она не сильна в потреблении алкоголя, а сегодня мы очертя голову бросились смешивать напитки. Кажется, она меня даже не замечает. В последний раз я видела ее в таком состоянии, когда мы в Брайтоне смотрели выступление гипнотизера. Для одного номера ее пригласили на сцену, и гипнотизер ввел ее в транс и убедил в том, что она — курица-несушка, которая сейчас откладывает яйцо. Я очень жалела, что в тот вечер у меня не было видеокамеры. Я щелкаю пальцами перед лицом Беллы и снова ее встряхиваю. Она с трудом возвращается в реальный мир. Ее глаза темнеют, а зрачки уменьшаются.

— Я ухожу. И тебе советую, — резко говорит она.

— Белла, нет. Не поступай со мной так. Я знаю, что ты считаешь, что я должна найти себе банкира или на худой конец торговца недвижимостью, но мне нравится Стиви. Очень нравится. Я хочу остаться.

— Мы здесь чужие, — говорит она, как будто я попросила ее вступить в кровавую религиозную секту, а не посидеть за выпивкой и посмотреть на танцующего на сцене сексуального мужчину. Что с ней такое? — Эти люди совсем другого сорта, чем мы. Они не нашего круга.

— Что ты имеешь в виду?

— Мне дым ест глаза. У меня может начаться приступ астмы.

— Ты не страдаешь от астмы, — напоминаю ей я.

— Мне нужно уйти. Пожалуйста, пойдем вместе.

— Нет, Белла.

Я оглядываюсь по сторонам в поисках тех людей, которых так сильно и не вовремя невзлюбила Белла. Зал полон мужчин и женщин, которые едят много пищи с высоким содержанием холестерина, уделяют слишком мало времени физическим упражнениям и спят больше, чем нужно. По-моему, они вполне моего круга. Я поворачиваюсь, чтобы сказать это Белле, но ее уже нет.

Елки-палки, черт возьми и мать твою! Я хватаю сумочку. Я должна пойти и найти ее — но я хочу остаться на месте и слушать и смотреть на Стиви Джонса. Белла моя лучшая подруга, несмотря на то что сейчас я бы с удовольствием ее придушила. Я встаю и втыкаюсь в толпу, но тут «Тюремный рок» заканчивается и начинается «Прилип к тебе».

Голос Стиви перекрывает шум. Его тембр торжественный и глубокий. Он говорит:

— Леди и джентльмены, я посвящаю это песню Лауре Ингаллс.

Толпа разражается одобрительными криками. Они понятия не имеют, кто такая Лаура Ингаллс, — в лучшем случае они знают ее как глупую веснушчатую девочку, страдающую от нездоровой страсти к огромным чепцам и панталонам, — но они все равно кричат: такова сила их любви к Стиви. Хорошо, что эта любовь длится, только пока он находится в образе Элвиса.

Стиви встречается со мной взглядом и улыбается. Я никогда не видела на лице взрослого человека такой широкой, счастливой улыбки. Я поражена. Я всегда знала свой предел — даже до того, как Оскар раздавил мою самооценку. Обычно мужчины, глядя на меня, думают, что я хорошая подруга, а не богиня красоты. Я не из тех женщин, кто останавливает автомобильный поток на дороге (если только я не стою на пешеходном переходе), но сейчас я знаю, я точно знаю, что Стиви Джонс смотрит на меня не просто так. Его взгляд означает, что я особенная.

И в эту секунду так же думает и множество других людей в пабе. Мужские головы поворачиваются ко мне с интересом, женские — с плохо скрываемой завистью. Все хотят увидеть, для кого поет Стиви Джонс. Я вдруг забываю слова песни «Прилип к тебе», поэтому внимательно в них вслушиваюсь. Я стараюсь не прочесть в них слишком многого. Я убеждаю себя, что на самом деле он не говорит мне, что, если бы мы были вместе, мы никогда бы не расстались.

Ведь это всего лишь песня.

Не может быть, чтобы Стиви хотел подцепить на крючок именно меня. Он меня даже не знает. Скорее всего, он проделывает такое каждый вечер: выбирает из толпы какую-нибудь женщину, поет ей что-нибудь трогательное и улыбается этой своей невозможной улыбкой. Он заставляет ее чувствовать себя единственной женщиной на планете. Возможно, я являюсь мишенью дешевого рутинного трюка. У меня даже нет длинных черных волос, о которых говорится в песне. Я напоминаю себе, что, если рассуждать здраво, я не особенная. И это не особенный момент.

Да уж… мозг твердит мне, что это безвкусный и предсказуемый ход, а сердце стучит так яростно, будто собирается выпрыгнуть из груди прямо на сцену. Вопреки всякой логике я чувствую, что Стиви по-настоящему выделяет меня из всех тех, кто собрался в зале. Если я не совсем потеряла голову (хотя, спору нет, это возможно), Стиви действительно смотрит на меня так, словно во мне воплощены все его рождественские праздники и дни рождения. Я не думаю, что его реакция вызвана исключительно надеждой на то, что меня будет легко уложить в постель. Я хорошо понимаю, что, когда я позволила абсолютно незнакомому мужчине поцеловать меня, до этого обменявшись с ним всего примерно ста пятьюдесятью словами, я, возможно, могла создать впечатление, что я легкодоступна, — но, даже если это так, очевидно, что Стиви не страдает от недостатка женского внимания. Если бы ему была нужна подружка на одну ночь, практически любая женщина в этом пабе с радостью согласилась бы стать ею.