Читаем без скачивания Баловни судьбы - Марта Кристенсен
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну, так ты и скажи Джону, — проговорил он, — что не желаешь его видеть.
А она объяснила, почему не может этого сделать:
— У меня просто духу не хватит, но тебе этого не понять. Вот если б ты с ним поговорил...
— Я? — произнес он с сомнением. — Ты считаешь, что я...
— Ты не хочешь помочь мне, Тони? Просто выпроводи его, пусть, мол, убирается и никогда больше не приходит. Можешь даже сказать, что у меня появился другой, можешь сказать ему все что угодно, лишь бы он ушел и больше не появлялся.
Он попробовал представить себе этого Джона, взрослого мужчину, которого нужно прогнать, и постарался вспомнить, как официанты и вышибалы разговаривают с неугодными посетителями, прежде чем вышвырнуть их на улицу.
— А он уйдет, если я с ним поговорю? — спросил он с сомнением, не испытывая особой радости от этого поручения.
Они сидели за столом друг против друга, она подалась вперед и, взяв его руку, внимательно посмотрела прямо в глаза.
— Он не больно-то и здоровый, скорее, маленький, хлипкий. А ты большой и сильный. — Взгляд ее стал ласковым, почти восхищенным. — Большой и сильный, настоящий мужчина.
Он засмеялся и вдруг понял, что́ в ней так привлекало мужчин.
— Хочешь, чтоб я его поколотил? — спросил он со страхом и с гордостью. — Хочешь, чтоб я спустил его с лестницы?
Она сильнее сжала его руку, и от этой ласки по телу словно прошел электрический ток: она редко когда бывала с ним нежна, а уж до такой степени и подавно.
— Я хочу, чтоб ты помог мне от него избавиться. Сделай это ради меня, Тони.
— Ну ты даешь, черт побери! — сказал он, удивленный тем, что она настолько уверена в его силах, и немного испуганный ее лаской. Он выпрямился. Она отпустила его руку и закурила.
— Если б ты мог понять, — пожаловалась она, — но ты не можешь, и никто не может. Я так устала от всего этого, от этой неразберихи, мне так хочется пожить спокойно, я бы все за это отдала. — Она вдруг невесело, горько рассмеялась. — Как будто у меня есть что отдавать.
Она сидела, глядя прямо перед собой.
— А еще, — сказала она скорее себе, чем ему, — я ненавижу скуку, а с ним так тоскливо. Не представляю себе ничего ужаснее, чем сидеть и дохнуть от скуки. Я не могу без веселья, может, потому и стала такой плохой.
Он весь сжался и пробормотал:
— Ты вовсе не хуже многих других.
— Что?
Она уже забыла, что он рядом, и с удивлением посмотрела на него, как все эти дни, когда вдруг замечала его присутствие. С таким же удивлением она смотрела на него в то субботнее утро, когда его привели из детского дома, и изумленно сказала: «Боже, это ты? Я совсем забыла, что ты должен сегодня приехать!»
Теперь глаза ее светились отчаянием.
— Помоги мне, Тони!
— Я же сказал, что никуда не уйду, — повторил он, сел и, раскрыв журнал, углубился в описание интимных подробностей жизни известного боксера, а потом — не менее известного актера, в глубине души надеясь, что этот Джон не заявится.
Но он заявился. Звонок прозвучал коротко и требовательно, так что не открыть было нельзя.
— Это он, — сказала мать. — Это его манера звонить. Скажи ему, чтобы он убирался и больше тут не показывался. Ну же!
Она вскочила со стула и, стоя посреди комнаты, нервно кусала ногти, просительно и ободряюще улыбаясь ему. Тогда он вышел на лестничную площадку и захлопнул за собой дверь.
— Черт побери! — сказал Джон. — Здесь теперь что, приют?
— Здесь живет моя мать, — ответил он, и ему показалось, что он уже видел этого человека. В пивных, у бильярдных столов, в бесчисленных фильмах. Типичный альфонс, франтоватый, лениво улыбающийся, с блестящими от бриллиантина волосами. Даже этот пиджак в крупную клетку словно был знаком ему.
Джон вытянул губы и присвистнул.
— Вон как! Бесподобно! А что, мать дома?
Да, он и впрямь был худ и невысок ростом, но было заметно, что он не привык уступать и возражений не потерпит.
— Меня попросили сказать, чтобы ты убирался.
Джон с любопытством взглянул на него и подошел на шаг ближе.
— Ты, наверно, чего-нибудь недопонял. Мы с твоей матерью добрые друзья. Так что вали-ка отсюда, ясно?
Он прислонился к запертой двери, изо всех сил пытаясь сохранить взрослый и невозмутимый вид.
— Она просила передать, что между вами все кончено. У нее теперь другой.
— Ах вот как? — Он прищелкнул языком. — Да что ты говоришь? Ну-ка, подвинься! — Лицо его было совсем близко, в голосе послышалась угроза. — Не то я сам тебя подвину.
Он испугался взгляда Джона и движения, которым тот вытащил из кармана руку. Нет, не справиться ему, и дверь не надо было захлопывать. Человек, которого она звала Джоном, стоял перед ним, широко расставив ноги, — теперь будь что будет, деваться некуда. Но тот, вдруг изменив тактику, изобразил из себя доброго дядю, раздающего детям конфеты. На губах его заиграла улыбка.
— Слышь, сынок, а не сходить ли тебе в кино?
И тогда он ударил. Сперва за улыбку, а потом — за все те билеты в кино, которыми долгие годы от него откупались. Первый удар пришелся Джону в челюсть и ошеломил его, а второй — в солнечное сплетение — заставил согнуться от боли. Но вот уже Джон бросился на Тони. Он бил точно и беспощадно, от каждого удара подросток словно цепенел, и, прежде чем успевал ощутить в теле жгучую резкую боль, кулак Джона снова обрушивался на него.
Он заплакал,
