Читаем без скачивания Корабль дураков - Грегори Нормингтон

– Вы не с этого судна из Гента? – Парень достаточно бегло говорит по-голландски. – Меня зовут Бландус Влааг. Я надзиратель в здешней тюрьме. Я к вам по поводу юной барышни…

– Барышни, да. И что она натворила?

– Боюсь, ее взяли под стражу. Приставала к прохожим на улице с непристойными предложениями без соответствующего разрешения. Неконвенционное домогательство. Плюс отсутствие медицинского сертификата. Плюс отказ подписать договор о согласии на взаимоприятственную прелюдию.

– Что?! Она просто пристала к кому-то на улице?!

– При отсутствии необходимых бумаг.

Колпачок умоляет о снисхождении: Белкула нездешняя, объясняет он, она не хотела ничего дурного, просто она не знает, как надо вести себя в обществе. Бландус Влааг вяло кивает и говорит, что проводит Колпачка до тюрьмы.

– Поговорите с моими начальниками, – предлагает он.

И они мчатся чуть ли не бегом – один полуголый, другой закутанный до ушей – по улицам островной столицы.

По декору и архитектуре Гедонополис мало чем отличается от Гента. И лишь откровенные фрески с изображением совокупляющих пар (троек, четверок и т.д.) отличают сей город от его континентальных собратьев. Также бросается в глаза нездоровая тяга островитян обнажаться – больше, чем это необходимо в таком климате. Колпачок очень старается не отставать от своего провожатого, но его все равно отвлекают до неприличия короткие юбки у женщин и тесные штаны у мужчин, так что мошонки и члены – все напоказ, и почему-то безрадостные улыбки прохожих.

– Наверное, вас изумляют, – высказывает догадку Бландус Влааг, – сии доказательства наших свобод.

– А раньше что, никаких свобод не было?

– Раньше все было весьма печально. Старомодные правила поведения, глупые ограничения. Раньше секс на Гедоне всячески подавляли, и если кто занимался сексом, то трясся при этом от страха, как бы чего не вышло. Но потом народ возмутился. Случилось восстание, и то, что было необходимым злом, стало Неотъемлемым Правом всякого гражданина, утвержденной законом Легитимной Потребностью.

Колпачок в недоумении хмурит брови. Какая-то классная дама вывела учениц на прогулку: выстроила их в ряд и проверяет, чистые ли у них руки. К ней подходит поджарый и стройный юнец в обтягивающих чулках. Дородная матрона манит его пальцем, что-то воркует безжизненным механическим голосом и безрадостно щиплет его за задницу. После чего молодой человек (отнюдь не смущаясь) подставляет свои ягодицы школьницам для учебных щипков.

– …кодифицированный промискуитет, – бубнит Бландус Влааг, – преподают в школах. В первый год обучения школьники изучают позы и практику. К семи годам они должны сдать экзамен по Половому сношению (это Этика), Приемам и способам соблазнения (Риторика) и Обнаружению клитора (Анатомия). Тех, кто проваливает экзамены по основным дисциплинам, оставляют на второй год.

Интересно, думает про себя Колпачок, а что происходит с теми, кто проваливает экзамены и во второй раз, и в третий. На улицах города полно оборванцев – может быть, это и есть нерадивые ученики?

– …в Гедоне много хороших книг и пособий по сексу. Секс – наше главное ремесло и источник дохода. У нас есть врачи, восстанавливающие потенцию, специальные курорты для общего укрепления организма и лечебные заведения по реабилитации тех, кто подорвал силы на сексе.

– И что, у вас нет никаких запретов?

– Почему? Есть один: целибат и вообще воздержание от секса. Понимаете, это либо извращение, либо нарушение основных прав человека. В любом случае нарушителей строго наказывают. За воздержание и целомудрие – тюрьма и изгнание. И стыд и позор, – Бландус Влааг пинает ногой по мостовой, и пыль летит прямо в глаза оборванца, подвернувшегося так некстати, – вечный стыд и позор импотентам.

– Но вы хоть получаете от всего этого удовольствие? – любопытствует Колпачок.

Бландус Влааг озадаченно чешет в затылке. Потом начинает отчетливо и, пожалуй, излишне громко перечислять островные квоты на оргазм и цитировать избранные места из Билля о правах на возбуждение…

– Кажется, мы пришли, – перебивает его Колпачок, просто чтобы прервать этот вздор.

Перед ними и вправду маячат стены неприступной гедонской тюрьмы. Бландус Влааг стучит три раза в гулкие деревянные ворота, и те приоткрываются с натужным скрипом. При виде виселицы на тюремном дворе Колпачок издает сдавленный вскрик. В унылом и пыльном здании суда его принимают столь же унылые судьи в белых напудренных париках. Колпачок падает ниц, умоляя о милосердии, и мольбы его не пропадают всуе. С Белкулы снимают тяжелые цепи, и она бросается к своему спасителю и сжимает его в объятиях. Бландус Влааг, также охваченный ликованием, жмет Колпачку руку и выписывает Белкуле юридически безупречный пропуск на выход.

Белкула, пребывая в глубоком смущении и замешательстве, всю дорогу до «Барыша» не отпускает руки Колпачка – как только они поднимаются на борт, корабль поспешно отчаливает.

Как выкошенный подчистую луг вновь зарастает сочной травой, Белкула оправилась после гедонского приключения. Уже через пару часов (вы, я думаю, будете рады об этом узнать) она вновь принялась за свои старые штучки, а Колпачок снова залег в одиночестве у себя в гамаке в трюме.

На следующий день на рассвете капитан выходит из своей каюты, застегивая на ходу ширинку, и объявляет, что судно меняет курс. Теперь они направляются к Тощею и Скеллету. Торговля может и подождать; корабль переходит в полное распоряжение его возлюбленной госпожи и будет служить исключительно ее удовольствию, заявляет он.

– Хотя если ее маманя живет на каком-то из этих островов, – признается он Колпачку по секрету, – тогда остается лишь уповать на Господню милость.

– А что там, на островах? Капитана бросает в дрожь.

– Скоро сам все увидишь.

На протяжении двух дней свирепая буря треплет «Барыш». Нептун играет с корабликом у себя на пузе: то окунет судно себе в пупок, где сверкает рыбья чешуя, то подбросит на выдохе себе на грудь, в бороде белой пены. Колпачок выполз из трюма на палубу и предается отчаянию, глядя слезящимися покрасневшими глазами в клубящуюся черноту неба. Все Мироздание кренится набок, едва сдерживая тошноту, и вот-вот опрокинется и пойдет ко дну.

На третий день в черноте показалась прореха – проблеск серебряного свечения. Корабль идет туда, к свету. И наконец чернота расступается, и небо опять – голубое, и лучи солнца плывут в синеве, как золотые медузы, и впередсмотрящий на марсе кричит: «Земля!».

Как видно на карте (эй, а кто ее всю облизал?!), острова Тощей и Скеллет соединяются узеньким перешейком гранитных скал. Хотя они и соседи, но отличаются друг от друга, как день и ночь. Тощей утопает в зеленых садах, его поля золотятся обильной пшеницей – на бесплодном Скеллете растут только сорные травы и чахлая рожь. На обоих островах нет ни одной гавани для причала, все побережье – сплошные рифы и отвесные скалы.

– Надо обследовать оба, – настоятельно просит Колпачок.

Перед лицом очевидной опасности капитан «Барыша» предлагает свои услуги. Внимательно изучив карты, он помогает Белкуле сойти на гребную лодку, которую он вызывается провести к берегу лично. Колпачок послушно садится на весла, и матросы желают Белкуле удачи (но про себя каждый молится, чтобы она вернулась). Стиснув зубы, Колпачок отчаянно сражается с волнами и после трех более или менее удачных гребков завязит весло, так что лодку весьма ощутимо качает.

– Вы обо мне не волнуйтесь, – пыхтит он обиженно, – вы продолжайте. Скалы? Не врежемся мы ни в какие скалы. Когда я сижу спиной к берегу? А вы там обжимаетесь?

Капитан, верный долгу, отрывается от пышных телес возлюбленной. Но мысли его заняты совершенно не тем, чем нужно, и его навигация, как говорится, оставляет желать, и Колпачок смотрит через плечо с риском вывернуть шею, высматривая безопасный проход среди скал. Наконец он замечает что-то более или менее подходящее и направляет лодку туда. Пот течет с него градом, штаны на заднице промокли насквозь. Белкула принимает руку галантного капитана, но ступает неловко, и в результате садится верхом ему на голову, упершись пятками ему в промежность, и уже с такого малоудобного положения сходит на берег – на обросший ракушками камень. Следом за ней сходит на берег и капитан – в состоянии крайнего возбуждения. Колпачка оставляют привязывать лодку.

Пару минут спустя, когда наши отважные путешественники нежатся на зеленом лугу на солнышке (Колпачок угрюмо возлежит на животе и смотрит в одну точку), до них вдруг доносится топот бегущих ног. Подняв глаза, они видят, как кусты сотрясаются и изрыгают взмыленное семейство. Мать, отец, двое сыновей и три дочки несутся легким галопом по песчаной тропинке. На лбу у каждого – ленты из набивного ситца, на ногах вместо башмаков – какие-то белые мешки, набитые соломой. У них уже явно нет сил бежать, но они все равно бегут, на пределе возможностей.