Читаем без скачивания Здесь похоронен «Я» (Мой рыжий электронный Иисус) - Виталий Вавикин

– Я буду голосовать против, – говорит Доунер.

– Понравилось быть богом? – подмигивает ему Риллик. – Если хотите, то за умеренную плату я смогу устроить вам нечто подобное прямо здесь. – Он запускает руку под набедренную повязку чернокожей женщины. – Я иногда тоже балую себя чем-то подобным. Незабываемое чувство, признаюсь я вам!

– Вот уж кого не ждала, так не ждала, – призналась Лейла.

– Я прилетел не за тобой, – сказал Доунер.

– Вот как?! – белые брови поползли вверх. – А я уж обрадовалась.

– Одену нужен робот.

– Я знаю. Брат позвонил и рассказал мне.

– Ну, так и где он?

– В земле.

– Что значит в земле? Вы что хороните киндридов?

– Не мы, – Лейла показала на Тобо. – Этим дикарям сложно что-то объяснять.

– Не думал, что здесь их слово что-то значит.

– Не их, а ее.

– Понятно, – Доунер смотрел на молодую дикарку. – И давно у тебя сменились приоритеты?

– Сразу, как только перестала позволять тушить сигареты о свои руки.

– Я думал тебе это нравится.

– Ты думал и то, что мне нравится спать с тобой.

– А разве нет?

– Нет.

– Пусть будет так. Отдай мне робота, и я уйду.

– Зачем он вам?

– Не знаю.

– Ты никогда ничего не знаешь, верно?

– Всего лишь робот.

– А если я скажу: нет?

– Не скажешь.

– Почему?

– Потому что это в ваших интересах. Не думаю, что ты или твой брат захотите, чтобы сюда пришли силовики Асквита.

– И ты готов зайти так далеко?

– А что меня остановит?

– Знаешь, – улыбнулась Лейла, – меня всегда поражало, с каким упорством такие мудаки как ты готовы портить людям жизнь. Вы, как саранча, которая кочует с поля на поле, уничтожая урожаи, и ей плевать на все, кроме своей природы. – Она позвала Тобо. – Дорогая, покажи этому мистеру насекомому, где ты похоронила того робота. – Тобо несогласно замотала головой. Лейла снова улыбнулась. – Видишь, Доунер. Она не хочет, а я не знаю. И ничто не заставит ее поменять свое решение. Даже смерть. Эти дикари, в отличие от нас, более почтительно относятся к своим мертвецам. И я сомневаюсь, что хоть один из них позволит тебе извлечь из земли того, кто уже похоронен. – Лейла повернула дикарку лицом к Доунеру. – Посмотри на нее и скажи, скольких из них ты готов убить, чтобы откопать гнилую железяку?

– Мне не нужен сам робот. Только его блок памяти.

– И зачем, если не секрет? Ах да, прости! Ты же никогда ничего не знаешь, – Лейла рассмеялась. – Не паникуй, Доунер. Я извлекаю из всех роботов блоки памяти, так что, думаю, сегодня ты получишь то, что хочешь. Вот только…

– Только что? – нетерпеливо спросил Доунер.

– Скажи мне, там с дикарями, за те четыре месяца, ты хоть раз пожалел, что прилетел сюда?

– Это имеет значение?

– Для меня нет, а вот для тебя… – Лейла снова рассмеялась.

– Чему ты радуешься? – проскрипел зубами Доунер.

– Тому, что шрамы не затягиваются! – продолжая смеяться, Лейла показала ему свои ладони. – Никогда не затягиваются! Уж я-то знаю об этом как никто другой! – ее лицо стало твердым, как камень. – И ты, надеюсь, теперь тоже узнаешь.

Часть третья

Глава первая

Видишь, как расчесывает она свои волосы? Ничего не меняется. Для нее не меняется. Она примет любую историю, которую напишешь для нее ты. Немного поплачет и примет. Люди всегда плачут, когда приходится расставаться с тем, что казалось, будет принадлежать им вечно. А он, видишь? Лежит в кровати и смотрит куда угодно, кроме нее. Сквозь нее, на худой конец. Но она этого не видит. Она увлечена своими волосами, своими маленькими надеждами и мечтами. Знаешь, за что распяли Христа? Правильно, за правду. Люди не любят правды. Избегают правды… И снова он. Видишь, как устали его глаза? Верно. Он должен был умереть уже давно. В твоей истории должен. Но не умер. А ведь истории твои не ошибаются. Никогда не ошибаются. И теперь вместо счастья, осталась лишь усталость. И дело вовсе не в той, на кого он не хочет смотреть. Дело в нем. В том, что он сам уже не знает, на что хочет смотреть. Все становится лишним и ненужным. Пустым. И нет ему места в этом мире. И ни одна история не пересекается с его историей, потому что его история должна была закончиться в лифте. И все, что происходит с ним после, лишь портит безупречность других историй, написанных тобой. Перечеркивает их. Ломает стройность. И он чувствует это. Чувствует, но ничего не может понять…

– Тебе не больно? – спросил Мэрдок, все еще прижимаясь к дрожащей женской груди.

– Уже нет, – прошептала Марсия. Ночь за окном зажгла на небе серебряные звезды. – Мне хорошо, – Марсия обняла Мэрдока и поцеловала в шею. – Правда, как-то необычно. Все еще не верится, что не нужно никуда идти. Что мы…

– Женаты? – Мэрдок улыбнулся. – Знаешь, я и сам не могу все еще поверить в это.

– Не жалеешь? – спросила его Марсия.

– Нет. Почему я должен жалеть?

– Не знаю. По-моему, ты весь день был каким-то нервным.

– Я просто боялся, что мой робот в самый ответственный момент снова станет той рыжухой и начнет рассказывать анекдоты. Представляешь, какое лицо было бы у твоего отца?!

– Представляю! – Марсия рассмеялась.

Кухня. Мэрдок сидит за столом, жадно затягиваясь сигаретой.

– Ну и как она тебе? – спрашивает его киндрид, щеголяя ярко-рыжими волосами.

– Не знаю, по-моему, как и все.

– Вот именно. Как и все! – киндрид сокрушенно вздыхает. – Да и к тому же неумеха.

– Ну, дай ей время. Научится.

– Конечно, научится. Все мы чему-то учимся когда-нибудь…

– Да что тебе не нравится-то я не пойму?!

– Не мне, мальчик, а тебе, – робот грустно улыбается ему.

– Думаешь, Бетти была лучше?

– Бетти? Не знаю никакой Бетти, да и знать, если честно не хочу.

– Ты же киндрид!

– И что?

– Ты должен знать всех, кого знаю я.

– Считай, что у тебя просто дурацкий вкус. Даже отвратительный. Нет. Вообще никакого вкуса…

– Ну хватит!

– Нет. Вот скажи мне, какие девушки тебе нравятся?

– Не знаю.

– Знаешь.

– Чего привязалась?! Сама же сказала, что у меня плохой вкус!

– Никакого вкуса.

– Тем более!

– Тем не менее, я хочу, чтобы ты сказал мне.

– Что сказал?

– Какие девушки тебе нравятся.

– Я уже сказал, что не знаю.

– Знаешь, но не хочешь признаваться.

– В чем я должен признаться?

– В том, что ты – неудачник, мой мальчик.

– Ну, спасибо!

– Нет. Не радуйся. Не тот неудачник, который носит толстые очки и надеется на лучшее. Ты – паразитирующий неудачник.

– Это еще что такое?

– Ты никого не любишь. Живешь, отвечая взаимностью на взаимность, но на самом деле всегда ждешь чего-то другого. Чего-то более лучшего.