Читаем без скачивания После Кастанеды: дальнейшее исследование - Алексей Ксендзюк
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Теперь мы знаем, что измененные режимы восприятия доступны любому человеку. Каждый, если он обладает некоторой настойчивостью, может испытать на собственном опыте разнообразные «видения», встретиться со "светящимися существами" и т. д. и т. п. В Средние Века их сожгли бы на костре за подобную самодеятельность, а две-три тысячи лет назад они могли бы возглавить целые народы и, подобно Моисею, водить их по малонаселенным районам, дабы обрести в конце концов "землю обетованную". В 80-е годы XX столетия М.Харнер организовал в США курсы шаманов, которые посещают все, у кого возникнет такое желание. Согласно свидетельствам тех, кто прошел курс, они научились входить в транс и в этом состоянии действительно переживали связные и красочные картины "иного мира", дающие основания для мнения, что душа способна выходить за пределы тела и совершать удивительные путешествия. Студенты Харнера «выходили» из тела и могли наблюдать со стороны за тем, что происходит с их физической оболочкой. Подобные сообщения поступали не только от тех, кто специально занимался магией, — иногда так называемый "выход астрального тела" (движение точки сборки, по терминологии Кастанеды) случался с людьми под действием лекарств, сенсорной депривации, голодания, в необычных или стрессовых ситуациях. Прибегнув к практике, описанной у Кастанеды, я с удивлением обнаружил, что и со мною может происходить, например, сновидение или выход воспринимающего центра за пределы физического тела.
Словом, достояние богоизбранных пророков и учителей всемирных духовных учений — всего лишь одна из способностей нашей психики, о которой мы практически ничего не знаем и по сей день. Таким образом, склонность всех народов Земли создавать религии — явление не столько социальное, сколько биологическое. М.Элиаде, прослеживая развитие религиозных идей со времен палеолита, например, полагает, что это характерные для разных эпох и культур выражения извечно свойственных человеку, единых в своей сущности структур религиозного сознания. (Eliade M. A History of Religious Ideas. Vol. 1. L., 1979; Vol. 2. Chicago,1982.) И с этим трудно поспорить, поскольку присущие человеку структуры сознания действительно функционируют таким образом, что на определенном этапе развития его интеллекта не могут не породить религиозную идею; как бы ни стремились мы жестко закрепить свое восприятие в сфере обыденного, флуктуации перцептивного центра указывают нам на «странное» мироздание снаружи. И вполне естественно, что человек именует его Божественным.
В дальнейшем этот процесс оказывается под руководством интеллекта, закономерностей развития описания мира, или, выражаясь языком дона Хуана, — под началом тоналя. Отцы церквей начинают философствовать. Вначале они просто упорядочивают старые мифы, записывают их, создают Священное Писание — на этом фундаменте устанавливается пантеон или Престол для Единого Бога, ему поют псалмы, его (их) славят в храмах, ему (им) приносят разные дары и жертвоприношения. Иные религиозные мыслители достигают утонченных высот метафизики, устраняют всякий намек на многобожие, производят идеологическую ревизию текстов и утверждают последовательную религию идеи — религию идеалистскую. Если философствование не прекратится, как это случилось в Древней Индии, интеллект приходит к пределу своей способности абстрагировать и утверждает, что Реальность — Ничто, Пустота. Правда, в этой Пустоте непонятным образом продолжает существовать целая толпа различных «потусторонних» помощников и спасителей — боддхисаттв, аватаров и пр. Им только отказано в миросозидательной функции, а в общем — вполне можно поклоняться, просить помощи, возводить храмы и воскурять фимиам. Такая странная религия, где Высший или Единый Бог отсутствует, может быть условно названа нигилистической.
К последней разновидности относятся буддизм и, до некоторой степени, даосизм. Оговорки по поводу даосизма весьма существенны — этот уникальный институт сохранил древнейшие постулаты магии с наименьшими потерями или искажениями. Даосы увидели суть бытия в неизреченном Пути вещей, или Законе вещей. Они искренне старались не абсолютизировать ни одного человеческого понятия, верили только в гармонию и не верили человеческим идеям о добре и зле, как не верили в Великую Фикцию, поразившую все религии и все духовные учения Земли — я имею в виду замечательное произведение нашей фантазии, дихотомию (разделение надвое) человеческой природы: физика и психика, тело и душа, тленная оболочка и вечное сознание, которое не прекращается после разрушения физиологического аппарата, обеспечивавшего центральную нервную систему необходимой энергией. Подобно многим древнейшим магическим школам мысли и праксиса даосы никогда не разрывали тело и душу — только в их союзе они видели возможность для полноценного существования человека. Потому они страстно искали бессмертие — физическое бессмертие здесь, на земле. Неужели они были столь наивны, столь преданы традициям давно ушедших предков, что не соблазнились особенной Пустотой буддизма, вольно гулявшего по их огромной стране, или Атманом философски безукоризненной Веданты, которая из века в век наступала на них с юга — с просторов почитаемого ими же Индостана?
Тем не менее даосы упрямо изучали собственное тело, искали энергетические каналы, резервуары энергии, которые хотели трансформировать, переплавить их таким образом, чтобы смертный стал бессмертным во плоти, во всей своей «целостности», как любил повторять дон Хуан Матус. Благодаря именно их упорству мы знаем теперь акупунктуру, замечательную и оригинальную медицину и еще многое другое, чего в маленькой главе даже не перечислишь.
Тем временем подавляющее большинство народов развивало свой тональ, опираясь на идеи в первую очередь религиозные. Когда религия стала государственным институтом (а случилось это очень быстро), она посчитала своими важнейшими функциями а)сохранение в неизменном виде первоначальной догмы, т. е. консервация доктрины; б) процветание культа святыни — иными словами, культивирование священного трепета у прихожан, создающего психологическую дистанцию между сакральным и профаническим, между божественным и земным — тварным миром, миром осквернения и греха.
Ведьмовство и колдовство искоренялось не столько по причине якобы существующей конкуренции, сколько потому, что их фундаментальная идеология приближала мир «горний» к человеку, позволяла общаться с ангелами или душами усопших без специального разрешения церковной власти, т. е., как я уже говорил, возвращала человеку отобранное у него право самому вторгаться в "потустороннее".
Ведьмы и колдуны, выросшие в религиозном социуме, вовсе не были атеистами, но, будучи столь же богобоязненными, понимали Божество по-своему, зачастую — более широко и ясно, как будто специально и долго занимались философией. Они чутко уловили один важный изъян в ортодоксальной религиозной мысли: боги иудеев, христиан и мусульман никоим образом не связаны с миром природы. Например, салемская ведьма Лори Кэбот в своей книге "Сила ведьмы" (Lourie Cabot with Tom Cowan. Power of Witch, 1989) пишет: "мы докажем, что неспособность принимать другой образ и трансформировать себя противоречит реальности. Принцип существования вселенной и заключается в том, что она способна преобразовывать энергию в материю и наоборот…Авторы новых версий старых мифов приложили все старания к тому, чтобы отделить творца от творения и поставить его выше этого процесса. И они добились своего".
Консервативная роль религиозных институтов возрастала даже тогда, когда, казалось бы, ей на смену должна была прийти терпимость и склонность к философскому переосмыслению догмы. Например, именно на фоне распространения гуманизма и реформации в XVII веке религиозный тональ масс защищался наиболее кроваво и ожесточенно — его описание мира оказалось под угрозой. И вот, именно в этот период особенно расцветает инквизиция и разражается эпидемия процессов над ведьмами. Толерантность церкви XV века, пишет Кэбот, сменилась узко сектантской нетерпимостью к чужому мнению, которая воцарилась в Европе под влиянием реформаторства. Ортодоксальность протестанства только усилила веру народных масс в непрерывное вмешательство в человеческую жизнь адской силы.
О том, что христианство оторвало человека от природы, лишило его во имя абстрактной идеи естественной радости соучастия в творческом процессе, в содружестве природных стихий, где человек свободен и действительно способен трансформировать себя, молчаливо знали маги и громогласно вещали философы. Камю, который уже мог не опасаться инквизиции, писал так: "Природа превратилась теперь всего лишь в декорацию… Прекрасное равновесие человеческого начала и природы, дружеское согласие человека с миром, возвышавшее и украшавшее всю античную мысль, было нарушено прежде всего христианством, нарушено в пользу истории. Появление на исторической арене северных народов, не привыкших жить в согласии с природой, только ускорило этот процесс. А начиная с того момента, когда божественность Христа была поставлена под сомнение, когда усилиями немецкой идеологии он был превращен всего лишь в символ человекобога, понятие посредничества сходит на нет и воскресает иудаистское видение мира. Вновь воцаряется беспощадный бог небесных воинств, любое проявление красоты оплевывается как источник праздных наслаждений и сама природа объявляется подлежащей искоренению". Многие мыслители сошлись в одном: "Триумф христианства означал конец прославления природы и планеты как высших духовных сил. Все заполнило то, что Эйслер назвала "триумфом клинка" владыческой социальной модели патернализма и патриархата" (Terence McKenna. Food of the Gods. N.Y., 1992).