Читаем без скачивания Империя свободы: История ранней республики, 1789–1815 - Гордон С. Вуд

налоги, чтобы оплатить всё, что хотели сделать правительственные лидеры, штаты были вынуждены вернуться к традиционной досовременной практике привлечения частного капитала для выполнения государственных задач. Вместо того чтобы выполнять задачи самостоятельно, как ожидали многие благочестивые республиканцы, штаты в итоге поступили так, как поступали корона и все досовременные правительства — выдавали регистрационные хартии частным ассоциациям и группам для осуществления широкого спектра предположительно полезных для общества начинаний в банковском деле, транспорте, страховании, образовании и других видах деятельности. Штаты не собирались отказываться от своей республиканской обязанности содействовать общественному благу; им просто не хватало денег, чтобы делать это напрямую. И, конечно же, существовало множество частных интересов, которые с большим рвением стремились приобрести эти предположительно эксклюзивные корпоративные привилегии.

Однако из-за республиканского неприятия чартерных монополий создание корпораций в годы, последовавшие за революцией, вызвало бурное сопротивление и жаркие споры. В те десятилетия попытки штатов предоставить такие корпоративные привилегии избранным лицам и группам немедленно вызывали бурю протеста. Критики утверждали, что такие гранты, даже если их общественная цель казалась очевидной, как, например, гранты для Филадельфийского колледжа, Североамериканского банка или города Филадельфии, противоречили духу американского республиканизма, «который не допускает предоставления особых привилегий какому-либо сообществу людей». Такие франшизы и привилегии могли иметь смысл в монархиях как средства, служащие «для ограничения и сдерживания абсолютной власти». Безусловно, колонисты рассматривали свои различные хартии короны и корпораций именно в таком защитном ключе. Но теперь, когда правили только люди, эти корпоративные привилегии казались пагубными, поскольку, как заявил судья Джон Хобарт из Нью-Йорка, «все инкорпорации подразумевают привилегии, предоставляемые одному сословию граждан, которыми не пользуются другие, и тем самым разрушают принцип равной свободы, который должен существовать в каждом сообществе».

В результате такого противодействия корпорации радикально изменились. По мере того как американское общество, по крайней мере на Севере, порождало разнообразные интересы и становилось все более демократичным, законодательным органам штатов становилось всё труднее противостоять призывам даровать корпоративные привилегии все более широко, тем более что многие из их членов сами были вовлечены в бизнес, который они регистрировали. Поскольку огромная часть представителей в законодательных органах штатов ежегодно сменяла друг друга, каждый особый интерес в обществе стал требовать своего собственного кластера юридических привилегий. В конце концов корпоративная хартия, как жаловался в 1792 году Джеймс Салливан из Массачусетса, стала просто «поблажкой для нескольких человек в штате, которые случайно попросили законодательный орган предоставить им её». То, что было у одного сообщества или группы предпринимателей, хотели получить и другие, поэтому корпоративные хартии множились все больше и больше.

За весь колониальный период было зарегистрировано всего полдюжины бизнес-корпораций. Теперь же подобные корпоративные гранты для бизнеса фактически превратились в народные пособия. Законодательные органы регистрировали не только банки, но и страховые компании и производственные предприятия, а также выдавали предпринимателям лицензии на эксплуатацию мостов, дорог и каналов. С 1781 по 1785 год штаты выдали 11 регистрационных хартий, с 1786 по 1790 год — ещё 22, а с 1791 по 1795 год — 114. В период с 1800 по 1817 год они выдали почти 1800 корпоративных хартий. В одном только Массачусетсе было в тридцать раз больше бизнес-корпораций, чем полдюжины или около того, существовавших во всей Европе. Нью-Йорк, самый быстрорастущий штат, выдал 220 корпоративных хартий в период с 1800 по 1810 год.

Уже в 1805 году комитет Нью-Йорка, оправдывающий аренду нескольких паромов, заявил, что «единственным эффективным способом размещения публики является создание конкурирующих заведений». «Таким образом, — отмечал один американец в 1806 году, — если разрешить две пекарни, где была одна, хлеб может стать дешевле; или если учредить два банка, и ни один из них не будет облагаться налогом, больше людей получат ссуды, чем в случае одного банка; а дальнейшее увеличение снизит даже ставку процента». Конкуренция между корпорациями, включая литературные и научные организации, теперь казалась лучшим способом повышения благосостояния всего общества. Другими словами, мысль, лежащая в основе решения Верховного суда по мосту через реку Чарльз в 1837 году — о том, что конкуренция между корпорациями полезна для общества, — уже присутствовала поколением раньше.

В конце концов давление, связанное с необходимостью распределять эти корпоративные хартии между особыми интересами, стало настолько сильным, что некоторые штаты попытались упростить этот процесс, приняв общие законы об инкорпорации. Вместо того чтобы требовать специальных актов законодательного собрания для каждого устава с указанием лиц, местонахождения и капитализации, законодательные органы открыли юридические привилегии для всех желающих. Начав с религиозных ассоциаций в 1780-х годах, штаты, во главе с Нью-Йорком в 1811 году, распространили привилегии корпораций на промышленников, а затем на банки и другие виды предпринимательской деятельности. С таким ростом числа корпораций была не только разрушена традиционная исключительность корпоративных хартий, но и рассеяна публичная власть правительств штатов. Ещё в 1802 году Джеймс Салливан, многолетний генеральный прокурор Массачусетса, предупреждал, что «создание большого разнообразия корпоративных интересов… должно иметь прямую тенденцию к ослаблению власти правительства». Но количество корпораций только увеличивалось, и губернатор Массачусетса выразил опасение, что «беззастенчиво и неосторожно» создаётся такое количество корпоративных грантов, что существует реальная опасность того, что правительство штата в итоге получит «лишь тень суверенитета».

Многие штаты были озадачены природой этих множащихся корпораций — были ли они государственными, были ли частными? Могут ли хартии быть отменены после их выдачи? Были ли они наделены правами? Верховный суд рано или поздно должен был попытаться разобраться в этом вопросе.

В 1804 году суд Маршалла впервые рассмотрел вопрос о природе корпорации. В деле Head v. Providence Insurance Company Маршалл подчеркнул традиционный взгляд на корпорацию, согласно которому она является общественным образованием, которое, предположительно, может быть изменено законодательным органом, первоначально закрепившим её. Под корпорацией суд подразумевал все организации, зафрахтованные для общественных целей — города, верфи, каналы, страховые компании и колледжи.

Однако этот акцент на необходимости наличия «общественной цели» в деятельности государства в конечном итоге заставил Верховный суд в деле Терретт против Тейлора (1815 г.) разделить корпорации на два вида — государственные и частные, что стало новым для американского права. Законодательные органы могли изменять уставы публичных корпораций, заявил судья Джозеф Стори, написавший решение; но к таким публичным корпорациям относились только графства, посёлки и города. Уставы всех остальных корпораций, включая предприятия и колледжи, были частной собственностью. Отменяя закон Вирджинии в деле Терретта, Стори в конце решения заявил, что «мы считаем себя стоящими на принципах естественной справедливости, на основных законах каждого свободного правительства, на духе и букве конституции Соединённых Штатов и на решениях большинства уважаемых