Читаем без скачивания Вальтер Скотт. Собрание сочинений в двадцати томах. Том 14 - Вальтер Скотт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Клянусь честью, — ответил Чиффинч, — я заметил, что ты очень изменилась и, сказать правду, стала чрезмерно самоуверенной. Я был бы счастлив, если бы у тебя были достаточные причины для этого.
Госпожа Чиффинч высокомерно улыбнулась и сказала только:
— Мне понадобится лодка. Я поеду сегодня вместе с королем.
— Берегись, Кэт. Этого никто не смеет делать, кроме придворных дам первого ранга. Герцогиня Боултонская, герцогиня Бакингемская, герцогиня…
— К чему мне этот перечень? Ты думаешь, я не смогу выглядеть такой же важной, как они? Я не хуже твоих герцогинь.
— Знаю, ты не уступишь ни одной придворной даме, — ответил Чиффинч. — Что же, поступай, как хочешь. Пусть только Шобер не забудет приготовить легкую закуску и souper аи petit couvert [94] — на случай, если это понадобится нынче вечером.
— Ну вот, этим начинается и оканчивается все твое хваленое знание двора! Чиффинч, Шобер и компания! Стоит разогнать эту компанию — и Тому Чиффинчу как придворному конец.
— Аминь, Кэт, — отозвался Чиффинч, — и позволь мне сказать тебе, что столь же надежно полагаться на искусные руки другого, сколько и на собственную голову. Но мне нужно распорядиться насчет лодок. Если ты поедешь на баркасе, — то можешь взять из часовни парчовые подушки и покрыть ими скамейки. Они там никому не нужны, поэтому делай с ними что хочешь.
Итак, баркас миссис Чиффинч появился на Темзе в составе флотилии, сопровождавшей короля на пути в Тауэр, Здесь была и королева в окружении первых дам ее двора. Маленькая пухлая Клеопатра, разряженная в пух и прах, восседала на шитых золотом подушках, как Венера в своей раковине; она пустила в ход все бесстыдство и кокетство, на какие была способна, чтобы привлечь к себе взоры короля, но Карл был не в настроении и не обращал на нее ни малейшего внимания до тех пор, пока ее баркас не подошел к яхте королевы ближе положенного этикетом расстояния, после чего гребцам строго приказали повернуть назад и ехать прочь. Миссис Чиффинч залилась слезами с досады и вопреки Соломонову предостережению в душе прокляла короля. Но делать было нечего, — пришлось возвратиться в Уэстминстер и приняться вместе с Шобером за приготовление к вечеру.
Между тем королевская яхта пристала к Тауэру. Король вышел, сопровождаемый шумною толпою придворных, и тюремное эхо повторило веселые возгласы и смех, столь необычные в этом мрачном месте. Поднимаясь с пристани в самую крепость, где над внешними сооружениями возвышается построенная Вильгельмом Завоевателем старинная Белая башня, придворные насочиняли бог знает сколько глупых и умных острот, сравнивая государственную тюрьму его величества с храмом Купидона, а крепостные пунши — с глазами красавиц. Дамы, разумеется, благосклонно принимали такие комплименты, высказанные смело и красиво, — такова была светская болтовня того времени.
Веселый рой придворных, однако, не следовал по пятам за королем, хотя они и составляли его свиту на Темзе. Карл, часто принимавший мудрые и достойные решения, несмотря на то, что его слишком легко было отвлечь от дел праздностью и весельем, на сей раз захотел ознакомиться с состоянием боевых припасов и оружия, хранилищем которых Тауэр был тогда, как, впрочем, и теперь. И хотя он вез с собою свою обычную свиту, лишь трое или четверо придворных сопровождали его при осмотре. В то время как все остальные забавлялись, как могли, в других частях Тауэра, король в сопровождении герцогов Бакингема, Ормонда и еще двоих придворных прошел через знаменитую залу, где и сейчас хранится лучшее в мире оружие и которая даже в те времена, хотя и была весьма далека от нынешнего великолепия, тем не менее уже была арсеналом, достойным великой нации, которой принадлежала.
Герцога Ормонда, известного своими заслугами во время великой гражданской войны, теперь принимали при дворе, как мы уже упоминали, довольно холодно, несмотря на то, что король нередко советовался с ним по важным делам. Теперь Карл тоже попросил его совета, ибо боялся, как бы парламент в религиозном рвении не вздумал захватить в свое распоряжение боевые припасы и оружие. И пока Карл с горечью говорил об этом возможном результате всеобщего недоверия и подозрительности и обсуждал с Ормондом средства воспрепятствовать этому, Бакингем, отстав на несколько шагов, забавлялся старомодным видом и робостью сопровождавшего их старика смотрителя, который оказался тем самым, что отвел Джулиана Певерила к месту его заключения. Герцог с еще большей охотой предался своей склонности к насмешкам, заметив, что старик старается сдерживаться в присутствии короля, но по природе вспыльчив и способен на резкость. Старинное оружие, которым были увешаны стены, дало Бакингему повод к остротам: он требовал, чтобы старик рассказал ему историю различных видов оружия — ибо он достаточно стар, чтобы помнить это, — со времен короля Артура и до нынешних дней и подробности сражений, где оно использовалось. Старик с явным неудовольствием принужден был отвечать на бесконечные вопросы герцога и рассказывать легенды (иногда нелепые), с которыми обычно связывали те или иные реликвии. Он делал это нехотя и говорил таким равнодушным голосом, что совсем не был похож на воинственных чичероне; уж те-то в подобном случае не преминули бы пустить в ход все свое красноречие.
— Знаешь, любезный, — сказал ему наконец герцог, — я начинаю менять свое мнение о тебе. Я думал, что ты был дворцовым стражем еще со времен добродушного короля Генриха, и хотел было расспросить тебя о «Поле Золотого Сукна» да надеялся узнать, какого цвета был бант на груди Анны Болейн, который стоил папе трех королевств. Но я вижу, что ты понятия не имеешь об этих рыцарских и любовных похождениях. Не попал ли ты на теперешнее место из какой-нибудь лавчонки в окрестностях Тауэра и не превратил ли ты свой аршин в эту славную алебарду? Я уверен, ты даже не знаешь, кому принадлежали эти старинные доспехи.
Герцог наугад ткнул в одну кирасу, висевшую среди других, но вычищенную с особенным старанием.
— Кому, как не мне, это знать, — ответил надзиратель резко, и голос его дрогнул, — ибо я знал человека, который носил ее и который в свое время не стерпел бы и половины дерзостей, выслушанных мною сегодня.
Слова и голос старика привлекли внимание короля и герцога Ормонда, стоявших от него в двух шагах. Они оба обернулись к нему, и Карл спросил:
— Что это значит? Разве так отвечают? О ком ты говоришь?
— Я говорил о человеке, который, кем бы он ни был прежде, теперь превратился в ничто, — ответил старик.
— Он, верно, говорит о себе, — подхватил герцог Ормонд, вглядываясь в лицо надзирателя, хотя тот упорно старался отвернуться. — Уверен, что его лицо мне знакомо. Не вас ли я вижу, мой старый друг, майор Коулби?..