Читаем без скачивания К суду истории. О Сталине и сталинизме - Рой Медведев

Как справедливо писал историк А. Я. Гуревич, «путь истории, – это не заранее и раз навсегда проложенная трасса или колея. История никем не запрограммирована и не предопределена. Историческое развитие – открытая система с широчайшими возможностями и неограниченным «набором» вероятностей и вариантов... Свершившееся представляется нам неизбежным, но лишь постольку, поскольку иные возможности не реализовались. Естественно, что историк ищет обоснования для происходящих событий и предлагает их объяснение, ибо ничто в истории не совершается без причины. Когда определенные потенциальные возможности осуществились, а все другие были тем самым исключены, возникает представление, что путь, по которому пошло развитие, был единственно возможным, и эта мысль перерастает в твердое убеждение по мере того, как мы обнаруживаем внутреннюю логику в сцеплении происходящих событий. Реализованный вариант исторического развития получает свое объяснение и объявляется закономерным. Однако историк, который представляет исторический процесс как нечто неотвратимое и исходит из убеждения, что совершившееся было единственным возможным результатом всего предшествующего, неправомерно исключает иные, нереализованные возможности, не изучает различных и, может быть, даже взаимопротивоположных тенденций развития, всегда имеющихся в обществе» [543] .

С этой точки зрения сталинизм вовсе не представляется нам неизбежным. Мы далеки от того, чтобы считать политическую концепцию большевиков, сложившуюся еще до революции, лишенной недостатков. Немало недостатков было и в системе органов Советской власти в первые годы после Октября. Но в этой системе было и много достоинств. Поэтому дальнейший путь развития Советского государства не был детерминирован таким образом, чтобы обязательно перерасти в систему сталинизма. У Советского государства после Октября были разные возможности развития, и сталинизм был не единственной и, возможно, не главной из них. Мы еще будем говорить об этом в следующих главах.

Тот же вопрос – о развитии нашей революции и соотношении в нем случайного и необходимого – занимает многих зарубежных исследователей, в том числе и коммунистов. Еще в марте 1956 года в интервью журналу «Нуово Аргументи» Пальмиро Тольятти говорил: «... До тех пор, пока в качестве первопричины ограничиваются в сущности лишь тем, что разоблачают личные недостатки Сталина, мы остаемся по-прежнему в сфере "культа личности". Раньше все хорошее выводилось из сверхчеловеческих положительных качеств одного человека; теперь все зло приписывают столь же исключительным и даже ошеломляющим его недостаткам. Как в одном, так и в другом случае мы не руководствуемся критерием, присущим марксизму. Остаются вне поля зрения подлинные проблемы, которые заключаются в том, каким образом и почему советское общество смогло прийти и пришло к известным формам отхода от демократической жизни и законности, которые оно ранее для себя намечало. Почему оно пришло даже к некоторым формам перерождения... Нам представляется, что ошибки Сталина были связаны с чрезмерным ростом бюрократизма и бюрократического аппарата в советской экономической и политической жизни и, возможно, в жизни партии...

Следует ли отнести этот чрезмерный удельный вес бюрократии также и к определенной традиции, ведущей свое начало от форм и нравов старой России? Возможно, этого не следует исключать. Кроме того, первые годы, последовавшие после революции, были суровыми годами, отмеченными сверхчеловеческими трудностями... В этот период оказались абсолютно необходимыми как максимальная централизация власти, так и применение радикальных репрессивных мер, чтобы победить контрреволюцию... Сам Ленин... предвидел необходимость поворота, когда контрреволюция и иностранная интервенция будут полностью побеждены, что и произошло за несколько лет до его смерти. Надо будет посмотреть, был ли осуществлен этот поворот или же, напротив, упрочилось кое-что из того, что должно быть изменено или вовсе отброшено... Может быть, не является ошибкой утверждать, что именно в самой партии начались вредные ограничения демократического строя и постепенное преобладание бюрократических организационных форм... Сталин был одновременно и выражением, и творцом определенного положения, и он был таковым как потому, что оказался наиболее опытным организатором и руководителем аппарата бюрократического типа в момент, когда этот аппарат взял верх над формами демократической жизни, так и потому, что он дал теоретическое обоснование тому, что было ошибочной линией и на чем потом основывалась его личная власть... Все это объясняет то сочувствие, которым он был окружен и которое продолжало существовать вплоть до его смерти и, возможно, сохранило и поныне известную силу» [544] .

Действительно, перед нами встает и такой вопрос – как удалось Сталину, несмотря на очевидную для всех нас чудовищность его злодеяний, сохранить не только власть, но и уважение и доверие большинства советских людей. Остается фактом, что Сталин никогда не был деспотом, опирающимся только на силу. В годы своего единоличного правления Сталин опирался на свою популярность и на доверие к нему подавляющего большинства партии и народа. А. Зиновьев в своей книге «Нашей юности полет» справедливо замечает, что ошибочно представлять сталинизм только как обман и насилие, «тогда как в основе он был добровольным творчеством многомиллионных масс людей, лишь организуемых в этот единый поток посредством обмана и насилия» [545] . Более того, чем дольше правил нашей страной Сталин, хладнокровно, группа за группой, уничтожая сотни тысяч и миллионы людей, тем больше, казалось бы, была преданность и даже любовь к нему большинства советских людей. И когда он умер, скорбь десятков миллионов людей как в нашей стране, так и во всем мире была совершенно искренней.

Выше мы уже говорили о некоторых условиях, облегчивших Сталину узурпацию власти в стране. Необходимо рассмотреть этот вопрос более внимательно.

Зиновьев А. Нашей юности полет. Лозанна, 1983. С. 10.

ЕЩЕ РАЗ О КУЛЬТЕ СТАЛИНА

Важнейшим условием, позволившим Сталину навязать свою волю партии, был непомерно раздутый культ его личности. «У нас много говорят о культе личности, – писал И. Эренбург в своих мемуарах, – к началу 1938 года правильнее применять просто слово „культ“ в его первичном религиозном значении. В представлении миллионов людей Сталин превратился в мифического полубога; все с трепетом повторяли его имя, верили, что он один может спасти Советское государство от нашествия и распада» [546] .

Обожествление Сталина лишало партию возможности контролировать его действия и заранее оправдывало то, что исходило от Сталина. Олицетворение в личности Сталина всех достижений Советского Союза парализовало политическую активность членов и руководителей партии, мешало разобраться в происходящих событиях, требовало слепого доверия «вождю». Культ Сталина, как и всякий культ, порождал тенденцию превратить партию в особую церковную организацию с отделением «пастырей» – руководителей во главе с непогрешимым «папой» Сталиным от «паствы», т. е. рядовых членов партии. Партия постепенно обретала черты церковной организации со всеми ее атрибутами. Таким образом, культ Сталина не только прикрывал уже совершенные им беззакония и ошибки, но в большой степени расширял возможности для новых преступлений. Этот культ закреплял отрыв Сталина от народа и партии. Дела вождей в Кремле становились такими же далекими от народа и непонятными для непосвященных, как жизнь богов на Олимпе.

В 30 – 40-е годы в сознании народа насаждались элементы религиозного восприятия, религиозной психологии со всеми ее иллюзиями, самовнушением, некритичностью, нетерпимостью к инакомыслящим и фанатизмом. Как справедливо писал Ю. Карякин, в нашей стране возник светский вариант религиозного сознания [547] . Восприятие действительности искажалось, факты и явления принимали иную окраску. Было трудно поверить в приписываемые старым большевикам чудовищные преступления. Но еще труднее было подумать о том, что все это лишь преднамеренная провокация со стороны Сталина, что это он совершает страшное преступление, уничтожая своих друзей и соратников по партии.

Культ Сталина не только принижал всех других людей, но поощрял конформизм, единообразие поведения и мышления. Служение Родине и социализму превращалось в служение Сталину, не он служил людям, а они ему. Его похвала, улыбка, поощрение считались сами собой высшей наградой.

Характерной чертой всякой религии является забота не о мирских благах, а о спасении души. Ю. Левада писал, что большинство религий объявляет земную жизнь ничтожной в сравнении с вечностью небесного царства. Однако именно в земной жизни нужно подготовить себя праведностью и покорностью богу к божьему суду. Любая религия проповедует поэтому смиренное ношение земных тягот [548] . Но также и советским людям внушалось, что главное – это построить счастливый будущий мир, а для этого можно и нужно в этой жизни идти на любые лишения и невзгоды.