Читаем без скачивания Воспоминания (1915–1917). Том 3 - Владимир Джунковский

Оказалось, что они пролежали среди немецкой проволоки в нескольких десятках шагах от пулеметных гнезд противника и потому не могли выбраться оттуда без обнаружения себя из-за лунной ночи; устроив себе небольшой окопчик из снега они и пролежали там 18 часов до наступления сумерек следующего дня, наблюдая за противником, после чего отползли к своим. Усматривая во всем вышеизложенном молодецкие осмысленные действия разведчиков 60-го Сибирского стрелкового полка, мне приятно выразить начальнику команды подпоручику Росову мою благодарность, а раненых, кровью своею запечатлевших подвиг и не имевших возможности довести оный до конца, за ранением, (п. 6 ст. 145 Георгиевский статут) ефрейтора Николая Никитина[603] (умершего от ран), стрелков Андрея Бурко[604], Степана Калинина[605], Николая Чернятина[606] и Викентия Следевского[607] награждаю, в силу представленной мне власти Георгиевскими медалями 4-й степени за №№ 854702–854706.

Всем молодцам разведчикам, участвовавшим в поиске, мое сердечное спасибо, что выполнили свой долг, вынесши всех своих раненых товарищей. Разведчикам – ефрейтору Григорию Еремечеву и стрелку Харису Латыпову нерастерявшимся и столь обдуманно обсудившим свое трудное положение среди немецкой проволоки, пролежавших 18 часов вблизи неприятеля и молодцами вернувшимися к своим, объявляю мое особенное спасибо и приказываю выдать из моего содержания по десяти рублей награды».

6. От 4 марта 1917 г.

«Из представленных мне сведений о работах, произведенных на боевых участках, я усмотрел, что не только все работы, кои приказано было выполнить с 16 февраля по 2 сего сего марта исполнены, но даже с излишком, несмотря на неблагоприятные условия погоды. Отмечая это с чувством особого удовлетворения, я считаю долгом от лице службы поблагодарить начальников боевых участков полковников Гулидова и Витковского и дивизионного резерва полковника Стукалова, и.д. дивизионного инженера подпоручика Берга, а также всех гг. штабс– и обер-офицеров, руководивших саперами и стрелками при производстве работ. Молодцам нижним чинам большое сердечное спасибо за их самоотверженную службу <…>».

27 февраля пришел на мое имя вагон с подарками для дивизии от чинов Отдельного корпуса жандармов в сопровождении унтер-офицера Царскосельского вокзала Буянова[608]. На другой день вещи были выгружены и доставлены мне. Я был очень тронут таким вниманием со стороны чинов корпуса жандармов, которые не забыли своего старого командира. Вместе с Буяновым я распределил вещи по частям дивизии, их была такая масса, что хватило на всех. Все вещи были практичные и нужные. Распределив их по частям дивизии, я отправил их в части при соответствующих бумагах нижеследующего содержания:

«28 февраля 1917 г. 12 час. № 593

Командиру 57-го Сибирского стрелкового полка

Препровождаю при сем подарки, пожертвованные чинами Отдельного корпуса жандармов для частей вверенной мне дивизии и прошу их распределить между нижними чинами вверенного Вам полка.

Теплых рубах – 700 шт./14 тюков

– кальсон – 700 шт. по 50 пар

– портянок – 700 комплектов.

Холщевых рубах – 600 шт./6 тюков

– кальсон – 600 шт. по 50 пар

– портянок – 600 комплектов.

Папах – 115/1 тюк

Махорки – 200 фунтов/4 ящика (как добавок курящим)

Перчаток – 201 пара/1 тюк

Карандашей – 216 шт. (3 коробки, как добавок)

Открыток – 1000 шт.

Ложек – 250 шт./ 1 коробка

Катушек – 11 шт.–

Иголок – 12 пачек

Сапожный инструмент – для сапожной мастерской

Солдатского шинельного сукна – для гг. офицеров

Обозначенные как добавок выдать тем, кои получат только портянки. Шинельное сукно на шинели гг. офицеров у кого действительно или нет шинели, или уж очень плоха.

Подарков по-видимому должно хватить и на строевых и нестроевых. Прошу, чтобы гг. ротные командиры лично занялись бы этим, не поручая фельдфебелям, дабы соблюдена была полная справедливость.

Мне хотелось, чтобы Буянов сам, как представитель корпуса жандармов, лично бы роздал хотя бы часть подарков и потому я ему предложил отправиться со мной в окопы, захватив до 200 пар теплых рукавиц, чтобы раздать их находившимся там стрелкам. Доехав в санях до полкового резерва, начальник штаба, Буянов и я, обойдя роту, стоявшую в резерве, пошли по ходу сообщения в передовые окопы, откуда как на ладони видны были немецкие окопы, видны были и перебегавшие немцы. Буянов был в полном восторге, он первый раз был в такой боевой обстановке, первый раз видел окопы. Немцы как будто нарочно изощрялись перед ним – стреляли из винтовок, пулеметов, бомбометов, минометов и, наконец, из орудий. Мы прошли всю первую линию правого участка и 6 лисьих нор, спускаясь в каждую из них.

Два раза нас обстреляли довольно сильно, особенно у наблюдательного пункта. Пули летели с визгом, другие ударялись в землю, взрывая снег в расстоянии не более аршина от нас. Буянов бросался искать пулю в снегу, думая, по наивности, что найдет ее и говоря: «Вот бы домой такую пулю привезти, ведь не поверят, что так близко от меня падали». Только к 10-ти часам вечера мы вернулись в штаб. Перед уходом из окопов, когда уже темнело, я приказал выпустить несколько ракет, которые очень эффектно и красиво разрывались, освещая немецкие окопы. Наши ракеты в то время были лучше немецких, горели сильнее и более продолжительное время. Приятно было смотреть на Буянова – до того он был счастлив, что он все это видел.

На другой день я снабдил его посылкой к моей сестре и письмами и простился с ним, поручив моему вестовому отвезти его на вокзал. Я был далек от мысли, что в это время в Петрограде уже совершался переворот. И этому несчастному Буянову не дадут возможности доехать до Петрограда. Что сталось с ним, убили ли его, скрылся ли он, осталось неизвестным, но посылка на имя моей сестры с письмом и вложенными в нее деньгами, которые я посылал сестре, не пропала.

Полгода спустя курьер из Чрезвычайной следственной комиссии принес эту посылку в неприкосновенности со всем содержимым, только она была перетянута другой веревкой с печатями вышеназванной комиссии. Как, при каких обстоятельствах, она попала туда, узнать не удалось.

На другой день отъезда Буянова я был вызван в штаб корпуса, где мне было сообщено, что моей дивизии предстоит занять новую позицию и что мне надлежит по сему поводу представить в штаб корпуса мои соображения. <…>