Читаем без скачивания Люфтваффельники - Алекс Сидоров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сверху грозно вопрошали о работе с подрастающим поколением, о его желании пополнить ряды активных строителей коммунизма, о числе кандидатов, о количестве заявлений, о проделанной работе по сбору партийных взносов. Где новобранцы?! Где очередь из желающих?! Кто деньги в «общаг» платить будет?! На какие «шиши» дачи строить и банкеты закатывать?! А?! Плохо работаете, товарищи! Выговора по партийной линии давно не получали?! Так это в раз обеспечить! А ну, усилить агитацию, ускорить работу! На дворе ускорение и перестройка, а у вас застой и болото! Немедленно, ликвидировать отставание по процентному соотношению идейных партийцев в комсомольском стаде. Даешь приток молодой крови, в строгом соответствии с последним решением, принятым естественно единогласно, на текущем пленуме. Вперед! Все на борьбу за молодежь! Проявите активность и настойчивость, политическую гибкость и дальновидность, чудеса убеждения и дипломатии, обложите ее красными флажками, натяните колучую проволоку, капканы расставьте наконец! Ату ее! Загоняй, загоняй! Фас! Хватай, а то уйдет!
И охота на молодежь началась. Однако нельзя сказать, что ее результаты были молниеносными или внушительными.
Все задушевные беседы с молодежью представителями политотдела или командованием обычно заканчивались ничем. Курсант, который попадал в число потенциальных жертв, обычно сразу уходил в глубокую непробиваемую защиту. На словах, он выражал страстное желание заиметь красную книжицу члена КПСС и пополнить авангард прогрессивного человечества планеты Земля, но просил время для обдумывания такого эпохального и ответственного шага. Его выпускали на время. Парень лихорадочно метался, размышляя, как бы избавиться от неожиданно свалившегося на его голову такого счастья и нечаянной радости. Когда его повторно вызывали на более обстоятельную беседу, то он каялся в своих многочисленных грехах и тайных проступках, ссылался на скрытые от посторонних глаз негативные и постыдные качества свое характера, пытаясь мягко отказаться от такой незаслуженной чести. Бедолага называл себя «земляным червяком», недостойным носить высокое звание коммуниста, в тайне, надеясь дотянуть до 28 лет и самопроизвольно выйти из комсомола по возрастному ограничению.
Но, не тут то было, вырваться из цепких объятий партии было непросто. Как отвергнутая женщина, КПСС не прощала такого к себе отношения, и она жестоко мстила отказникам, не принявшим ее соблазнительного предложения.
Ребят методично задрачивали, корили, пеняли, гноили в нарядах, занижали оценки, особенно, по предметам, которые вела кафедра ППР — партийно-политической работы. Такие предметы, как Политическая экономика, История КПСС и прочая искусственно придуманная ерунда, радикально гробили успеваемость любого самого одаренного курсанта, осмелившегося отказаться от брачного союза с коммунистической партией.
А какие у ребят были распределения?! Мама родная! Где такие гарнизоны выискивали?! Уму непостижимо. Одни названия дорогого стоят — Могоча, Могдагача, Кокайты, Борзя, Домна, Мары, Кяхта, Хурба, Степь, Новая земля, Белая губа, Чирчик и прочие достойные места. Песня, а не названия! Наверное, их специально создавали, именно для воспитания и наказания строптивых молодых офицеров, которые решили прожить свою жизнь без фундаментального изучения многочисленных работ теоретиков марксизма-ленинизма. 54 толстенных тома работ В.И.Ленина чего только стоят. А ведь по замыслу старших товарищей, все эти тома надо было прочитать и законспектировать! Во, какое счастье! Тупо купить, хранить и таскать с одного места службы в другое, не прокатывало. К зачету принимался только рукописный вариант ленинского бреда, старательно переписанный в толстую общую тетрадь. Самые интересные и животрепещущие места надлежало подчеркнуть цветными карандашами или фломастерами. И так, из года в год, без надежды на амнистию и снисхождение, до самого выхода на пенсию. Тихий восторг!
На примере отказников, эдаких политических диссидентов, компартия с доброй и ласковой улыбкой, но суровой и беспощадно карающей политикой, навязчиво и настойчиво приглашала курсантов в свои ряды. Постоянно и повсеместно создавала все условия, чтобы упирающиеся и сомневающиеся отроки неразумные, сделали неотвратимый и единственно правильный выбор.
На примере всяких неуважаемых в курсантских кругах Конфоркиных, КПСС давала понять, что будущее этого парня будет, просто шоколадное. В результате, Конфоркин стал круглым отличником и самым перспективным курсантом, в смысле распределения. В списках увольняемых из расположения части, он всегда был под № 1. Но, как ни странно, девушки на него, почему-то не западали. Не клевали и все тут, хоть вешайся! Значит, не все бабы дуры, и это откровенно радует!
Итак, не смотря на все титанические усилия партийной организации училища, процесс вербовки новых адептов шел очень вяло, тяжело и мучительно, со страшным скрипом и переломанными об колено судьбами ребят-отказников.
Добровольцев, решивших таким образом гарантировать себе приличное распределение на дальнейшее место службы, было совсем немного, и поэтому список заочно приговоренных постоянно расширялся. В него автоматически попадали все курсанты, кто более-менее прилично учился и не сидел на училищной гауптвахте, тоесть — не входил в число законченных «негодяев» и беспросветных «рецидивистов», а мог реально представлять потенциальный интерес для пополнения рядов КПСС. Положа руку на сердце, можно откровенно сказать, что гребли всех и каждого, у кого средний балл по успеваемости был выше 4,0.
Однажды, мне в руки попала занятная книжица, без обложки и первой сотни листов. Испытывая острый информационный и культурный голод, я с жадностью углубился в ее изучение и вскоре понял, что речь идет о любовных страстях вокруг обворожительно красивой графини де Монсоро. Эту книгу мне дали под «честное слово» всего на три дня. Учитывая, что у курсанта военного училища, катастрофически мало личного времени, я пытался читать ее везде и всюду, старательно скрывая книгу от шныряющих повсеместно офицеров и прочих отцов-командиров. Отберут ведь и безжалостно конфискуют, мракобесы!
Вечером, как всегда неожиданно, объявили о суперсрочном и архиважном незапланированном комсомольском собрании. Делать нечего, мы люди подневольные, собрание — так собрание.
Я занял свое привычное место на табуретке с номером 138, в центральном коридоре нашей казармы. Учитывая, что впереди меня сидел киевлянин Лелик, надежно спрятавшись за его широченную могучую спину, я углубился в занятные любовные хитросплетения благородных жителей Парижа.
— Саня! Вставай!
Дружеский удар локтем в область печени, вернул меня с похотливых улочек Парижа в реальную действительность — в нашу роту, в самый разгар комсомольского собрания. Быстро оглядевшись и, ничего не понимая, я решил, что кто-то из офицеров, сидящих в президиуме собрания, каким-то образом заметил мою отрешенность от активного участия в важных политических делах роты и решил подрюкать в воспитательных целях.
Желая спасти книгу от неминуемой экспроприации, я, медленно поднимаясь, сунул ее под табуретку. Распрямившись в полный рост и приготовившись убедительно и жалобно оправдываться в своем тяжком преступлении, с целью смягчения неминуемого и справедливого возмездия, я вдруг услышал зажигательную речь нашего комсомольского вожака и кандидата в члены КПСС курсанта Конфоркина.
— Итак, товарищи! Как я уже ранее докладывал, в комсомольскую организацию нашей 4-й роты, которая носит почетное звание «отличной», а тоесть мне лично, поступило заявление от курсанта Симонова с просьбой выдать ему рекомендацию для вступления в коммунистическую партию Советского Союза. Всем известно, что курсант Симонов, являясь круглым отличником, имеет ряд злостных нарушений в воинской дисциплине, и неоднократно наказывался содержанием на гауптвахте. Этот досадный факт в его биографии не делает ему чести, товарищи. Однако будем объективны, по ряду уважительных причин, курсанта Симонова всегда амнистировали и выпускали досрочно. Но, тем не менее, для кандидата в члены КПСС, подобные проступки недопустимы. Я надеюсь, что комсомолец Симонов сделает выводы и подтянет свою персональную дисциплину до образцового уровня. Учитывая, колоссальный потенциал курсанта Симонова и его высокие шансы закончить обучение с баллом 5,0. А также претендовать не только на красный диплом, но и занесение на Доску почета нашего краснознаменного училища, считаю возможным проявить великодушие и выдать комсомольцу Симонову, так сказать, наш всеобщий мандат доверия, а так же положительную рекомендацию для вступления в кандидаты КПСС. Кто «за», прошу поднять руки?!
Я не успел рта раскрыть, чтобы попытать возразить: «Что я не подавал никаких заявлений, что Конфоркин занялся элементарным подлогом, фальсификацией и вообще, так — нечестно. В крайнем случае, я недостоин, мне еще рано, позвольте мне уйти в самоотвод». Но поздно, поднялся лес рук. И сияющий Конфоркин довольно и важно провозгласил.