Читаем без скачивания Люфтваффельники - Алекс Сидоров

Время в штабе училища ползло очень медленно, оно фактически остановилось, а я все сидел на подоконнике. Курсанты периодически по одному исчезали за тяжеленными монументальными дверями, облицованными блестящими латунными пластинами и появлялись оттуда измочаленными и изможденными. Всех пытали не по-детски. У кого-то скрупулезно смотрели конспекты и досконально проверяли объемы и качество законспектированных материалов, задавали вопросы об основах какого-то демократического централизма и единой партийной дисциплине.

Сидя в холле, перед дверью, я услышал много новых и незнакомых ранее слов мне из бюрократического лексикона. Запоминать их я не старался, ибо участь моя была предрешена. Любой вопрос и в ответ — тишина. Далее, еще прозаичней — меня с позором изгоняют с заседания политсовета. Затем, вызывают на него всех несчастных, кто выдал мне рекомендации и начинается кровавая экзекуция.

Затем, по ее окончании, меня вызывает к себе Пиночет и образцово показательно порет. А потом, что останется от курсанта Симонова, зверски и с особым цинизмом изнасилует Нахрен. Конфоркин не в счет, я сам его знатно вздрючу, за такую жестокую подставу. А, ну еще в активе будет стандартный строгий выговор по комсомольской линии и очень увлекательное и беспросветное времяпровождение на тумбочке дневального, и естественно — распределение на дальнейшую службу в остродефицитное место, которое на карте страны просто не значится, в виду его микроскопического размера и фантастической удаленности от любого очага цивилизации. Вот, в принципе, и все. Такова неказистая курсантская се ля ва!

Мои тоскливо-пессимистические размышления прервал стук открывающейся двери, из кабинета выполз последний курсант и, зажимая разодранную в клочья задницу, он быстро удалился из штаба. На его безумном лице, блуждала глупая счастливая улыбка. Я в робкой надежде оглянулся по сторонам, выискивая еще кого-нибудь, способного оттянуть момент моего визита за тяжелую дверь. Увы! Никого.

Инстинктивно одернув китель, я открыл дверь и с храбростью обреченного вошел в кабинет. Прямо, напротив входа располагался длинный стол, покрытый красной материей, за которым восседало человек 10-ть. Среди них были политрабочие из политотдела училища и преподаватели, ведущие у меня занятия. Атмосфера в кабинете была тяжелой и угнетающе мрачной. Со стен на меня укоризненно смотрели портреты совершенно незнакомых мне бородатых и лысых мужиков, самым родным из которых, был дедушка Ленин, известный еще с детского сада. В воздухе висел густой табачный дым, на лицах сидящих за столом просматривалась беспросветная скука и усталость.

Переступив порог, я профессионально принял строевую стойку. Руки, свободные от конспектов, автоматически, по заученному до рвоты алгоритму, вытянулись по швам, идеально отглаженных брюк. Я образцово и молодцевато развернул плечи, оттопырил вперед подбородок и, громко щелкнув каблуками начищенных ботинок, четко представился.

— Курсант Симонов! 45-е классное отделение.

Все, присутствующие в помещении, посмотрели на меня. По их одобрительным и потеплевшим взглядам я понял, что офицеры заметили на моем кителе знак «Отличник ВВС». Сидящий в центре стола угрюмый полковник подал голос.

— Вас там еще много?

— Никак нет, товарищ полковник, я последний!

— Вот и ладненько! Ну, вот что, отличник ВВС, а скажи-ка мне…

Ну, вот и все — начали за здравие, кончили за упокой! Я приготовился сразу честно расписаться в своем невежестве, как неожиданно для себя услышал реплики других офицеров, сидящих в кабинете.

Свое присутствие вдруг обозначил толстомордый политрабочий, регулярно приходящий к нам на комсомольские собрания, послушать замечательные и содержательные доклады наимудрейшего Сереги Филина.

— Ааааааа, 45-е, легендарное?! Знаю-знаю, образцовое отделение! Там у них очень сильный комсорг. Филин его фамилия. Я его давно на карандаш взял. Принципиальный парень, настоящий идейный комсомолец. А, кстати, он еще заявление в партию не писал? Ты скажи ему, любезный, что я с радостью напишу рекомендацию. Такие зубастые и преданные партийцы нам нужны. Достойная смена, так сказать!

«Ага! Серега тоже попался!», — злорадно подумал я. «Не одному же мне пропадать ни за что?!» В непроизвольную беседу включился мой преподаватель по пилотажно-навигационным комплексам.

— Симонов?! Хороший парень! Отличник! Тянет все отделение. Благодаря нему, успеваемость среди национальных кадров резко повысилась. Двоек практически нет. Молодец! Образцовый курсант! Толковый такой, идет на красный диплом! Возможно, даже на доску почета!

Я посчитал за благо скромно молчать, потупив в пол свои глаза, оставаясь в идеальной строевой стойке. Услышав такую лестную характеристику, загалдели и остальные члены совета.

— Да что его спрашивать?! И так все понятно! Рекомендует его полковник Серов, а эту личность вам никому представлять не надо. Вы все, его дотошность и принципиальность, хорошо знаете.

— Да, я тоже согласен, достойный парень! Да и поздно уже, давно домой пора!

Все члены политсовета дружно загалдели. Угрюмый полковник, сидевший в центре стола, почему-то не стал спорить и поставил вопрос на голосование.

— Кто за то, чтобы принять курсанта Симонова кандидатом в члены коммунистической партии, прошу голосовать. Единогласно?! Поздравляю! Готовься, конспектируй, расти над собой, через год встретимся!

Я вышел из кабинета с таким чувством, что меня нагло обманули. Шутки шутками, но так, наверное, в партию принимать нельзя! Ведь таким образом, в ней — в партии этой, могут оказаться случайные и посторонние люди, вроде меня. Ну ладно, я! Я — человек безобидный и вполне приличный, временами даже порядочный. Но ведь, таким образом в КПСС всякие мерзавцы и прихлебатели поналезли. Беспринципные люди, которые ради своей персональной выгоды, любую самую прогрессивную идею испоганят, любую хорошую задумку до полного абсурда доведут. Что вероятно, в результате, с КПСС и произошло!

Вернувшись в роту, я разыскал Филина и обрадовал его скорыми перспективами по вступлению в ряды идейных коммунистов. На что, мудрая птица-Филин, вытаскивая из тумбочки сверток с нехитрой едой, прихваченной для меня с ужина, степенно и рассудительно ответил.

— Ну что же, значит планида такая. Каждый из нас временами во что-то вступаем. Кто-то ногой в дерьмо, а кто-то — в партию. Не бери в голову Саня, выкрутимся, чай не в первый раз. Покушай вот лучше, ребята в столовой собрали. А то не жрамши, на пустой желудок, спится плохо. Всякая дрянь может присниться — К.Маркс, к примеру, со своей бородатой женой Ф.Энгельсом. Лопатой не отмашешься. Ха-ха! Жуй-жуй, а я пока бульбулятор заправлю и водичку вскипячу, у меня банка сгущенки завалялась, сейчас какао заделаем. Парни! У кого-нибудь сало или печенье осталось?! Сашка на ужине не был, покормить парня надо.

Воистину, у Сергея был фантастический инстинкт выживания. Его феноменальная способность к мимикрии была безграничной. Вот, посади его в клетку с людоедами и к вечеру, он уже станет их уважаемым вождем или самым почитаемым и полоняемым богом! Без шуток.

Год моего нахождения в кандидатах, пролетел незаметно. Я, естественно, ничего не конспектировал из того умопомрачительного и безразмерного списка рекомендуемой литературы, что мне выдали для ознакомления и скрупулезного изучения. Я не прочитал ничего, что было связано с марксизмом и ленинизмом.

Когда пришло время, идти на политсовет, я опять тупо просидел на подоконнике в фойе, наблюдая за трясущимися от волнения курсантами, отчаянно перелистывающими свои толстенные тетради с речами вождей и протоколами совещаний, пленумов и всяких съездов.

Выбрав проверенную тактику, я снова остался последним в очереди, предусмотрительно собрав у каждого курсанта, успешно прошедшего собеседование, его личные рабочие тетради, с клятвенным обещанием все вернуть в целости и сохранности. Таких тетрадей в 96 листов каждая, у меня скопилось порядка 7–8 штук. Не меньше. Солидная стопка, согласитесь?!

Подошла моя очередь сдаваться, и я вошел в кабинет с толстенной пачкой тетрадей в руках. Встав по стойке «смирно», я представился.

— Кандидат в члены Коммунистической Партии Советского Союза курсант Симонов, 45-е классное отделение!

Знакомые мне по прошлой встрече офицеры, сидели в том же составе и на тех же местах. Даже выражение их равнодушных лиц было абсолютно то же — глубоко одухотворенно скучающее! Как будто, 365 дней прошедшего года, пролетели мимо них. Ничего не изменилось. Вообще, ничего! Застой! Факт на лицо.

Увидев меня, угрюмый полковник задал один-единственный вопрос, на который я ответил абсолютно честно.

— Курсант Симонов! Что у тебя в тетрадях?

— Конспекты первоисточников, товарищ полковник!