Читаем без скачивания «Мой бедный, бедный мастер…» - Михаил Булгаков

– Что вы делаете, королева?! – на ухо беззвучно взревел Коровь ев. – Затор получится!

– Я люблю, – моляще говорила женщина.

– Так вот вы…

– Фрида, Фрида, Фрида, – жадно глядя на Маргариту, шептала женщина, – меня зовут Фрида, о королева!

– Так вот, напейтесь сегодня пьяной, Фрида, – сказала Маргари та, – и ни о чем не думайте!

Фрида, казалось, хотела войти в глаза Маргарите, тянулась к ней, но кот уже помогал ей подняться и увлекал в сторону.

Затор действительно мог получиться. Теперь уже на каждой сту пеньке было по два человека. Снизу из бездны на Маргариту по скло ну, как будто штурмуя гору, подымался народ.

Из швейцарской снизу уже послышалось жужжание голосов. При слуги там прибавилось… Там была толчея.

Маргарита теперь уже не имела времени для того, чтобы произ носить что-либо, кроме слов:

– Я рада вас видеть…

– Герцог! – подсказывал Коровьев и пел теперь за двух на всех языках.

Голые женские тела, вкрапленные меж фрачных мужчин, надви гались снизу, как стеной. Шли смуглые, и белотелые, и цвета кофей ного зерна, и вовсе черные и сверкающие, как будто смазанные мас лом. В волосах рыжих, черных, каштановых, светлых, как лен, – в ливне света играли снопами, рассыпали искры драгоценные кам ни. И как будто кто-то окропил штурмующую колонну мужчин – брызгали светом с грудей бриллиантовые капли запонок.

Маргарита теперь ежесекундно ощущала прикосновение губ к ко лену, ежесекундно вытягивала вперед руку для поцелуя, лицо ее стя нуло в вечную улыбающуюся маску привета.

– Но разнообразьте глаза… глаза, – теперь уже в громе музыки и жужжанье и с лестницы, и сзади, в реве труб и грохоте, не стесня ясь, говорил Коровьев, – ничего не говорите, не поспеете, только делайте вид, что каждого знаете… Я восхищен!.. Маркиза де Бренвиллье… Отравила отца, двух братьев и двух сестер и завладела на следством… Господин де Годен, вас ли мы видим? В карты играют в том зале через площадку! Минкина. Ах, хороша! Не правда ли, ко ролева, она красива… Излишне нервна… зачем же было жечь лицо горничной щипцами и вырывать мясо… Впрочем… Настасья Федо ровна! Бокал шампанского… Маленькая пауза… пауза… Ему несколь ко слов… Что-нибудь о его чудесах на баске…

– Кто? Кто?

– Паганини… играет сегодня у нас…

Горящие, как уголья, глаза, изжеванное страстью лицо склони лось перед Маргаритой…

– Я счастлива услышать дивные звуки…

– Барон Паганини! – Коровьев кричал и тряс руки Паганини. – Все мы будем счастливы услышать ваши флажолеты после этой ужас ной трескотни, которую устроил профан Бегемот… Как, ни одного стакана шампанского?.. Ну, после концерта, я надеюсь… Не беспо койтесь. Ваш Страдивари уже в зале… он под охраной… Ни одно су щество в мире не прикоснется к нему… За это я вам ручаюсь!..

Лица плыли, качались, и казалось, что одна огромная, как солнце, улыбка разлилась по ним всем…

– Все одинаковы во фраках… но вот и император Рудольф…

– У которого безумные глаза?

– Он, он… Алхимик и сошел с ума… Еще алхимик, тоже неудач ник, повешен. Еще алхимик, опять-таки неудача, нищета… Рад ви деть вас, господин Сендзивей! Вот эта… чудесный публичный дом держала в Страсбурге, идеальная чистота, порядок… Он? Ударил по лицу друга, а на другой день на дуэли его же заколол… Кровосмеси тель…

– Этот лысый – господин Руфо, идеальный сводник… Бегемот, пора! Давай своих медведей, которыми ты так хвастался. Видишь, в зале у первого буфета скопился народ. Отсасывай их своими медве дями, а то на площадке нельзя будет повернуться. Господин Казанова, королева рада вас видеть. Московская портниха, приятнейшая женщина, мы все ее любим за неистощимую фантазию. Держала ате лье и придумала страшно смешную штуку – провертела круглые дыры в стене той комнаты, где дамы примеривали туалеты. Бокал шам панского! Я в восхищении!

– И они не знали?

– Все до единой знали. Я в восхищении! Этот двадцатилетний мальчуган всегда отличался дикими фантазиями. Мечтатель и чудак. Его полюбила одна девушка, красавица, и он продал ее в публичный дом. Рядом с ним отцеубийца. За ним госпожа Калиостро, с нею вы сокий, обрюзгший – князь Потемкин. Да, тот самый, ее любовник.

По лестнице текла снизу вверх людская река, чинно, медленно и ровно. Шорох лакированных туфель стоял непрерывный, моно тонный. И главное, что конца этой реке не было видно. Источник ее, громадный камин, продолжал питать ее.

Так прошел час и прошел второй час.

Тогда Маргарита стала замечать, что силы ее истощаются. Цепь стала ненавистна ей, ей казалось, что с каждой минутой в ней при бавляется веса, что она впивается углами в шею. Механически она поднимала правую руку для поцелуя и, подняв ее более тысячи раз, почувствовала, что она тяжела и что поднимать ее просто трудно.

Интересные замечания Коровьева перестали занимать Маргари ту. И раскосые монгольские лица, и лица белые и черные сделались безразличны, сливались по временам в глазах, и воздух почему-то на чинал дрожать и струиться.

Несколько, но ненадолго, оживили Маргариту обещанные Беге мотом медведи. Стена рядом с площадкой распалась, и тайна «све тит месяц» разъяснилась. Возник ледяной зал, в котором синеватые глыбы были освещены изнутри и пятьдесят белых медведей грянули на гармониках. Один из них – вожак и дирижер, надев на голову кар туз, плясал перед ними.

– Глупо до ужаса, – бормотал Коровьев, – но цели достигло. Туда потянулись, здесь стало просторнее… Я в восхищении!

Маргарита не выдержала и, стиснув зубы, положила локоть на тумбу.

Какой-то шорох, как бы крыльев по стенам, теперь доносился из зала сзади, и было понятно, что там танцуют неслыханные полчища, и даже показалось, будто массивные мраморные, мозаичные, хрус тальные полы в этом диковинном здании ритмично пульсируют.

Ни Гай Цезарь Калигула, ни Чингисхан, прошедшие в потоке лю дей, ни Мессалина уже не заинтересовали Маргариту. Как не интере совали ни десятки королей, герцогов, кавалеров, самоубийц, отра вительниц, висельников, сводниц, тюремщиков, убийц, шулеров, палачей, доносчиков, изменников, куртизанок, безумцев, сыщиков, растлителей, мошенников, названных Коровьевым. Все их имена спутались в голове, лица стерлись в лепешку, из которых назойливо лезло в память только одно, окаймленное действительно огненной бородой, лицо Малюты Скуратова. Маргарита чувствовала только то, что поясницу ее нестерпимо ломит, что нога подгибается.

Она попросила пить, и ей подали чашу с лимонадом. Наихудшие страдания ей причиняло колено, которое целовали. Оно распухло, кожа посинела, несмотря на то, что несколько раз рука Наташи появлялась возле этого колена с губкой, чем-то душистым и смягчаю щим смачивала измученное тело.

В начале третьего часа Маргарита глянула безнадежными глазами в бездну и несколько ожила: поток редел, явно редел.

– Законы бального съезда одинаковы, королева Маргарита, – за говорил Коровьев, – я мог бы вычертить кривую его. Она всегда оди накова. Сейчас волна начнет спадать, и, клянусь этими идиотскими медведями, мы терпим последние минуты. Я восхищен!

Медведи доиграли рязанские страдания и пропали вместе со льдом.

Маргарита стала дышать легче. Лестница пустела. Было похоже на начало съезда.

– Последние, последние, – шептал Коровьев, – вот группа на ших брокенских гуляк.

Он еще побормотал несколько времени: эмпузы, мормолика, два вампира. Все.

Но на пустой лестнице еще оказались двое пожилых людей.

Коровьев прищурился, узнал, мигнул подручным и сказал Марга рите:

– А, вот они…

– У них почтенный вид, – говорила, щурясь, Маргарита.

– Имею честь рекомендовать вам, королева, директора театра и доктора прав господина Гёте и также господина Шарля Гуно, изве стного композитора.

– Я в восхищении, – говорила Маргарита.

И директор театра, и композитор почтительно поклонились Маргарите, но колена не целовали.

Перед Маргаритой оказался круглый золотой поднос и на нем два маленьких футляра. Крышки их отпрыгнули, и в футлярах оказалось по золотому лавровому веночку, который можно было носить в пет лице, как орден.

– Мессир просил вас принять эти веночки, – говорила Маргари та одному из артистов по-немецки, а другому по-французски, – на па мять о сегодняшнем бале.

Оба приняли футляры и последовали к подносам.

– Ах, вот и самый последний, – сказал Коровьев, кивая на по следнего очень мрачного человека с маленькими, коротко подстри женными под носом усиками и тяжелыми глазами.

– Новый знакомый, – продолжал Коровьев, – большой при ятель Абадонны. Как-то раз Абадонна навестил его и нашептал за ко ньяком совет, как избавиться от одного человека, проницательнос ти которого наш знакомый весьма боялся. И вот он велел своему се кретарю обрызгать стены кабинета того, кто внушал ему опасения, ядом.

– Как его зовут? – спросила Маргарита.

– Право, еще не спросил, Абадонна знает.