Читаем без скачивания Журнал «Вокруг Света» №05 за 1978 год - Вокруг Света

Что же за люди бирманцы?

Бирманец легко перенимает, но при всех условиях он остается бирманцем, не похожим ни на кого иного, кроме самого себя. Общение со студентами приучило меня не отмахиваться от этой непохожести, искать ее, пытаться объяснить ее — хотя бы для себя самого.

Не надо даже углубляться в суть предмета: начнем с того, что бирманцы одеваются по-другому, и наши критерии в этом вопросе к ним совершенно неприменимы.

В брюках ходят хулиганы

Рангунскую уличную толпу назвать пестрой нельзя, хотя бирманцы одеваются ярко. Особенно женщины. Стройные, в большинстве миловидные, они ходят неспешно, как будто нарочно сбиваясь в группки, одетые в одинаковые или сходные, тонко подобранные цвета. Собираясь в воскресенье в пагоду, девушки по возможности наденут юбки одинакового цвета и, чинно гуляя вокруг главной ступы Шведагона, постараются держаться рядом в толпе.

По улицам здесь ходят очень медленно, почти осторожно, не видно спешащих людей, не слышно громких голосов, только приглушенное шлепанье сандалий. Сама одежда диктует законы: в длинных юбках и шлепанцах на босу ногу довольно сложно спешить.

На мужчинах юбки в мелкую клетку и короткие курточки, по праздникам белые. Знаменитые шапочки в виде светлой косынки с узлом на боку я видел только на депутатах Народного собрания, когда они съезжались на сессии. По одежде отличить начальника департамента от простого клерка очень сложно: лишь постепенно, присмотревшись, можно судить о социальном положении и достатке по фактуре ткани, степени изношенности курточки. Выделяться одеждою здесь не принято.

Бирманец привержен своей национальной одежде: надеть европейские брюки для него означает чем-то поступиться, а то и пуститься во все тяжкие, в разгульную жизнь и чуть ли не в ночные грабежи. Я не преувеличиваю: студенты совершенно серьезно рассказывали мне об одном сынке состоятельных родителей, который дома носил исключительно юбку, и все считали его благонравным юношей, пока не узнали о том, что ночью он надевает брюки и выходит на большую дорогу с ножиком в руке. Здесь вот еще в чем дело: поток дешевых западных фильмов дает рядовому бирманцу возможность сопоставить одежды и нравы, и перед ним во всю свою величину встает образ «человека в брюках», человека насилия, человека, способного на все. Бирманец миролюбив. За три года в Бирме мы только однажды стали невольными свидетелями уличного инцидента, и зачинщиками конфликта — действительно! — были молодые люди в европейской одежде.

Конечно, нет правил без исключения, и некоторые студенты института (я об этом уже говорил) приходили на занятия в джинсах. Не помню, чтобы кто-нибудь осуждал их: бирманцы вообще отличаются большой терпимостью и, в частности, в вопросах одежды. Глядя на европейскую женщину с голыми ногами, бирманец не раздражается (как это бывает в некоторых странах), он просто добродушно посмеивается. Ему это так же забавно, как было бы нам, если бы мы увидели взрослую даму в детсадовском фартучке с накладным карманом. В коротких юбчонках здесь ходят только школьницы — лет до восьми.

Все, что летает, бегает и растет

Мне довелось побывать во многих бирманских домах. Центр праздничного стола здесь всегда огромное блюдо вареного без единой жиринки пресного риса, которое со всех сторон обставлено большими и малыми мисочками с приправами. Гость волен смешивать все, что его душе угодно, в своей глубокой чашке, орудуя при этом вилкой и ложкой. Хозяйка следит лишь за тем, чтобы рис в его чашке не кончался.

Бирманцы очень разборчивы и щепетильны в еде. У них существует множество строгих пищевых запретов. Студенты предупреждали меня, что ни в коем случае не следует есть арбуз с утиным яйцом, редьку с сахаром. Нам кажется странной сама постановка вопроса: кому придет в голову смешивать такие разнородные продукты? Однако вся бирманская кухня основана на смешениях: здесь в самых причудливых комбинациях сочетают рыбу и мясо, креветок и птицу. Продукты бирманцы расходуют очень экономно и готовят чаще всего в размельченном до кашицы виде. «Кто ест много мяса, у того будут зубы болеть», — уверяют они.

Из риса бирманцы делают тонкую лапшу, которая служит основой двух самых типичных блюд: мохинга (с рыбной подливкой) и каусве ( с мясной).

Бирманскую мохингу я запомнил на всю жизнь. Дело в том, что, раз отведав ее в гостях и не придя в восторг, я из вежливости долго ее расхваливал. И прослыл среди своих бирманских знакомых горячим приверженцем этого блюда. И каждое воскресенье в шесть часов утра — здесь встают очень рано — раздавался стук в мою дверь: на лестничной площадке стоял жизнерадостный студент с ведром (именно с ведром) мохинги. Мне ничего не оставалось, как полюбить это вкусное и питательное блюдо. И по сей день по воскресеньям, во сколько бы ни лег, я просыпаюсь в шесть часов утра от непреодолимого желания вкусить мохинги.

Поразительно отсутствие в Бирме молока. Это питание, «приготовленное для человека самой природой», для бирманца практически не существует. Мой знакомый с гордостью говорил о своем двухлетнем ребенке: «А сынок совсем уже вырос, молока ему больше не надо, он ест рис как взрослый». Очень трудно понять причины, побудившие народ с тысячелетней историей добровольно отказаться от молока. Что бы там ни говорили любители экзотики, кокосовое молоко служит плохой заменой настоящему!

Бирманцы охотно признают, что их приправа «напиджо», приготовленная из протухшей, измельченной и пережаренной рыбы, вряд ли придется по вкусу иностранцам. Зато и наши кушанья далеко не всегда вызывают в Бирме восторг. Накрыть праздничный стол стоило нам немалых трудов. Бирманская повариха испытывала у нас немалые трудности: однажды она принялась жарить балтийскую селедку нежнейшего посола. Узнав, что мы намерены потребить селедку в сыром виде, она буквально онемела от ужаса. Зато в различных частях страны отлавливают (и великолепно готовят), например, змей и крыс. Мы лакомились в Аракане жареной кукушатиной и орлятиной, а в Татоне — воробьятиной, которая оказалась довольно вкусной. По Рангуну ходят ребятишки с огромными рогатками в руках и тяжелыми глиняными шариками отстреливают на обед ворон.

Один из принципов бирманской кухни — это абсолютная свежесть продуктов. Даже протухшая рыба напи, которая идет на приготовление названной выше приправы, должна быть, если можно так выразиться, абсолютно свежей. Поэтому хозяйки здесь закупают продукты понемногу на каждый день (а то и два раза на дню).

Любопытное зрелище представляет собой обычный городской рынок. Как правило, это обширный сумрачный сарай либо лабиринт рядов под тентом, заваленных ананасами, кокосовыми орехами, бананами, папайей, манго, дурианами. Обилие странной, чуть ли не инопланетной зелени. Светло-зеленые пупырчатые огурчики (но не огурчики явно); светло-красные мохнатые шарики, висящие связками наподобие лука; усатые черные рыбешки, скачущие по прилавкам; горы бледных креветок; страшные крабы со связанными клешнями. Симфония пряных запахов. В проходах — разносчики, мальчишки, монахи с серебряными чашками, где тихо бренчат алюминиевые монеты. Заговорите здесь по-бирмански, и цены для вас будут сбавлены процентов на двадцать пять. Хозяйки проходят от прилавка к прилавку, брезгливо, двумя пальчиками, пошевеливают продукты и как бы между прочим спрашивают о цене.

Курочка в бумажке

В Рангуне множество мелких индийских, китайских и бог весть каких ресторанчиков, посещать которые любят и бирманцы и иностранцы.

Вообразите небольшую, на восемь столиков, чайную, напустите в нее мух сколько влезет, забросайте пол окурками зеленых сигар и расставьте среди немыслимо засаленных столов такие же засаленные тяжелые деревянные стулья. Под закопченным потолком надо подвесить новехонький, японского производства, сложновращающийся вентилятор, а возле конторки, у распахнутой двери, за которой хлещет муссонный дождь и несется обильным потоком вода, смывающая уличные отбросы, надо посадить голого по пояс администратора с красным от бетеля ртом. Это и будет типичный ресторан в Нижнем Городе.

Боюсь, что я уже испортил вам аппетит. Себе не испортил, поскольку уже прикидываю в уме, каким примерно блюдом должен славиться вымышленный мной ресторан. Возможно, это будут лягушки: вот они, сидят в кадке, выставленной на улицу и на три четверти наполненной водой. Нет, на лягушек вы вряд ли попадете, слишком короток их сезон. Скорее всего там окажутся угри: когда сезон лягушек отойдет, угри будут запущены в ту же кадушку, чтобы любознательный посетитель, запустив руку по локоть, мог выбрать себе на обед самого жирного и самого живучего.

Администратор ухмыляется из-за столика, а навстречу спешит чистенько одетый, гладко причесанный хозяин заведения. Он вежливо хихикает, потирает от удовольствия ручки: как же, как же, такие гости, именины сердца, можно сказать. Ведет он вас к свободному столику, обмахивает его краем своей бледно-серой клетчатой юбки (обмахивает, не касаясь поверхности, поскольку очень опрятен). Все едоки, какие есть в зале, — чиновники, поскидав шлепанцы и низко наклонившись над столиками, кушают рис с цветной капустой и креветочками; какие-то простолюдины, вольготно закинув ногу на ногу и шевеля босыми пальцами, кейфуют, не снимая зеленых шляп, с сигарами и бутылочками содовой воды, — все посетители разом оборачиваются в нашу сторону и сосредоточенно наблюдают, как мы рассаживаемся.