Читаем без скачивания Психопат-тест - Джон Ронсон

— Это действительно звучит чудовищно, — заметил я. — О, кстати, вот запись видеоинтервью с ним.

…

Питер Вудкок: Мне очень жаль, что дети умерли, но я чувствовал себя Богом. Я как будто обладал божественной властью над людьми.

Интервьюер: А почему это было столь важно для вас?

Питер Вудкок: Потому что доставляло удовольствие. Ведь у меня было так мало удовольствий в жизни. А когда я душил детей, то получал настоящее наслаждение. У меня появлялось ощущение успеха. И поскольку ощущение было очень приятным, мне захотелось его повторить. Потому я и искал способ повторить его.

Интервьюер: Многие придут в ужас от ваших слов. Совершая свои преступления, вы испытывали ощущение успеха…

Питер Вудкок: Знаю, однако мои слова предназначены совсем не для чувствительных ушей. Я пытаюсь быть честным с вами.

— А почему вас привязали к Питеру Вудкоку? — спросил я Стива.

— Он был моим «товарищем», помогал мне успешно пройти «путешествие».

— И что он вам сказал?

— Что готов мне помочь.

Больше Смит не смог ничего сообщить мне о времени, проведенном с Питером Вудкоком. Он описал его как мимолетную галлюцинацию, пролетевшую в наркотическом бреду. Однако, когда несколько месяцев спустя, в марте 2010 года, я отправил Стиву письмо, в котором спросил, слышал ли он о недавней смерти Вудкока, он ответил: «Просто мурашки по коже бегают. Черт! Видите ли, у меня сохранилась с этим чудовищем некая глубинная связь. У нас обоих на правом предплечье была одинаковая татуировка — маленький цветок. Мы сделали ее вместе. Типичная тюремная татуировка».

По словам Стива, накалывание одинаковых татуировок с маньяком, убившим нескольких детей, было вполне в духе тех совершенно диких и извращенных вещей, которые происходили внутри «капсулы» в Оук-Ридже, где все создавало впечатление полного абсурда, где реальность искажалась под воздействием ЛСД, где психопаты царапали ногтями стены, где все участники мучительно страдали от недостатка сна, а Элиот Баркер смотрел на все это через свое одностороннее зеркало.

Но затем, когда с начала эксперимента прошло несколько месяцев, стало происходить нечто неожиданное. Перемены были зафиксированы документалистом из студии Си-би-си Нормом Перри, которого Элиот пригласил в Оук-Ридж в 1971 году. Ему удалось сделать удивительно трогательный фильм. Озлобленные молодые заключенные меняются прямо на глазах. Они начинают заботиться друг о друге внутри «капсулы».

— Мне нравится, как ты говоришь, — обращается один пациент к другому, и в его голосе слышна непритворная нежность. — Ты говоришь так свободно, словно владеешь всеми словами на свете. Они как будто твоя личная собственность — полностью покорны твоей воле.

Мы видим Элиота у него в кабинете с выражением истинного удовлетворения и радости на лице. Он пытается скрыть свои чувства, пытается принять вид серьезного профессионала, но все равно ликование прорывается наружу. Его психопаты меняются, становятся человечнее. Некоторые даже обращаются в комиссию по условно-досрочному освобождению с просьбой оставить их в Оук-Ридже до завершения курса лечения. Начальство потрясено. Раньше заключенные никогда не обращались с просьбой не выпускать их на свободу.

К середине 1970-х годов атмосфера в Оук-Ридже стала, пожалуй, слишком благостной. Это случилось, когда Баркер, уставший, немного перегоревший и нуждавшийся в отдыхе, на какое-то время отошел от руководства экспериментом, и у руля встал молодой талантливый психиатр Гари Мейер. Сотрудники Оук-Риджа не склонны особенно распространяться относительно того, что происходило во время руководства Гари Мейера. «Он был, конечно, не Элиот, тут и говорить нечего, — написал мне один из сотрудников Оук-Риджа, попросивший не называть его имени. — Элиот внешне всегда производил весьма консервативное впечатление, несмотря на все его диковинные новаторские идеи, а Гари был самым настоящим длинноволосым хиппи в сандалиях».

В настоящее время Гари Мейер живет в Мэдисоне, штат Висконсин. Он уже вышел на пенсию, но продолжает заниматься психиатрической практикой в двух тюрьмах штата для особо опасных преступников. Я встретился с ним за завтраком в отеле «Амбассадор» в центре Милуоки, и он рассказал мне о том, как впервые услышал о программе Элиота Баркера. Это произошло на финансировавшемся правительством семинаре для выпускников по специальности «психиатрия». Одним из выступавших был Барри Бойд, тогдашний руководитель Оук-Ридж. Он на все лады расхваливал Элиота, живописуя его успехи.

— Возьмем, к примеру, случай с Мэттом Лэмбом, — сказал Гари. — Этот Лэмб убил двоих человек… (В январе 1967 года группа молодых людей проходила мимо автобусной остановки в Виндзоре, штат Онтарио, а девятнадцатилетний Мэтт Лэмб спрятался за деревом неподалеку. Когда они поравнялись с ним, он выскочил из-за дерева и, не говоря ни слова, стал стрелять в них. Двое из жертв, девушка двадцати лет и молодой человек двадцати одного года, скончались.) Когда потом у него спросили, что он чувствовал, убивая этих совершенно незнакомых ему людей, он ответил: что-то похожее на ощущение, которое возникает, когда давишь клопов. Лэмб стал одним из участников программы Элиота и одним из пациентов, результатами работы с которым Элиот мог похвастаться. Я не утверждаю, что Мэтт сделался ангелом, однако, будучи первоначально эмоционально тупым, злобным и агрессивным, как большинство психопатов, в конце концов он стал мягче, добрее, человечнее.

И вот когда Барри Бойд излагал перед участниками семинара историю Мэтта Лэмба, у многих молодых психиатров дух захватило от услышанного. Ведь, по словам Бойда, Лэмб теперь находился на свободе, с 1973 года он считался полностью вылечившимся, жил с Элиотом и его семьей у них на ферме, целые дни проводил за мирной покраской заборов и размышлениями о будущем. Никаких проблем с ним не возникало. Однако в психиатрии в то время продолжало господствовать мнение, что рецидив психопатии рано или поздно неизбежен, и порой в еще более жуткой форме, чем первоначально. Поэтому приглашение Мэтту Лэмбу пожить у Элиота дома воспринималось как невероятная смелость, как если бы укротитель львов решил поселить одного из них в своей комнате.

Но у Гари дух не захватывало. Он просто сжал руки от восторга, а после лекции подошел к Барри Бойду.

— Если в Оук-Ридже когда-нибудь появится вакансия… — начал Мейер.

Оказалось, что Баркеру был нужен сотрудник, и это место предложили Гари.

В тот вечер Мейер пережил странное ощущение выхода из собственного тела. Он воспринял это как знак того, что сделал правильный выбор.

— И как вы чувствовали себя в свой первый рабочий день там? — спросил я.

— Так, словно я наконец-то вернулся домой, — ответил Гари.

У Мейера плотное мускулистое тело тюремного охранника, но при этом бородка и добрые глаза шестидесятисемилетнего хиппи. Он сказал, что воспринимал заключенных в Оук-Ридже как людей с добрым сердцем и ищущей душой, похожими на него самого. Гари смотрел им в глаза без страха.

— Когда вы смотрите в глаза другому человеку, вы словно стоите перед закрытой дверью. Не бойтесь постучаться в нее. Если вам не захотят открыть, поклонитесь и скажите: «Хорошо. Приду, когда ты будешь готов меня принять».

— Но что находится за закрытой дверью? — спросил я.

— Свобода, — ответил Гари.

По словам Гари, в то время в Оук-Ридже царила свобода, свобода повсюду.

— Одному парню нравился другой парень, увиденный им во дворе. Поэтому он просто выходил из своего тела, проходил сквозь стены, занимался любовью с тем парнем и затем возвращался к себе. Мы говорили, что можно заниматься этим, сколько ему угодно, лишь бы он становился мягче и добрее к окружающим. Меня лично он постоянно ставил в известность о своих «занятиях любовью». Что касается того, другого человека, то я не знаю, что он чувствовал.

И Гари печально рассмеялся.

Те дни стали лучшими днями в жизни Мейера. Он научился лечить психопатов.

— Я абсолютно уверен, что мог делать то, что не удавалось большинству канадских психиатров, — сказал он.

Руководство учреждения до такой степени верило ему, что позволяло отправляться с больными в самые рискованные терапевтические «путешествия», порой с непредсказуемым исходом. Как, например, в «группе сновидений».

— Все люди видят сны, и мне захотелось узнать, что происходит в их сновидениях. Поэтому я попросил пациентов перед тем, как лечь спать, взяться за руки и произнести: «Пусть все сны будут нам сниться вместе». После чего они спокойно ложились спать и видели свои сны.