Читаем без скачивания Полное собрание сочинений. Том 13. Запечатленные тайны - Василий Песков

Нина Викторовна заботливо подливает нам чаю и в этом месте рассказа подносит к глазам платок:

— Из Одессы я была эвакуирована за несколько дней до занятия ее немцами. Жила в Подмосковье. Работала в колхозе под Харьковом. Потом — Урал, Сибирь… Вернулась в Одессу, как только ее освободили… В тот день я прилегла чуть вздремнуть. Работала на заводе художником и ночь просидела над юбилейным адресом нашему знаменитому глазному врачу Филатову. Вдруг стук… Запыхавшийся мальчишка… Записка… Я побежала. Я думала, сердце у меня разорвется…

Они шли от пристани строем, и я сразу узнала Петра в четвертой шеренге. Я побежала рядом и говорила одно только слово: «Петенька… Петенька… Петенька…»

«Как и все, я сразу попросился на фронт. Но был оставлен в Одесском округе. А когда война кончилась, мы с Ниной поехали доучиваться.

Поступали в Ленинградскую академию. Она прошла сразу, а мне пришлось два года работать и поступать потом в Киевский художественный институт…»

И вот позади тридцать пять лет послевоенной жизни. Она у Петра Ильича и Нины Викторовны сложилась хорошо, как и должна была сложиться у хороших, честных, трудолюбивых, небесталанных людей.

— Хлеб добываем любимым делом. А это уже — половина счастья, — говорит Петр Ильич, показывая мне рисунки Нины Викторовны в книжках для малышей и репродукции своих картин в журналах и в книгах по искусству. — Мы еще хоть куда! Но, конечно, теперь уже «с ярмарки едем». А вот Галя с Игорем — на пороге всего. Способные ребята! И я жду от них больше, чем ждал от себя. Дети должны идти дальше отцов.

Семья Биланов живет и работает дружной артелью. Есть у них хорошая мастерская. На видавшей виды старенькой «Волге» летом они уезжают писать этюды — бывают в колхозах, непременно ставят шалаш у Десны, они влюблены в Киев, как только могут быть влюблены в этот город киевляне-художники.

— Все у нас хорошо. А эти вести от Карла сделали нашу семью просто счастливой.

В письме я приглашаю Карла приехать. Все подробно ему изложил. — Петр Ильич читает вслух выдержки из письма. После знака «PS» в нем все уточняющая приписка: «Карл! Купи билет в Киев и приезжай, об остальном позаботимся мы, Биланы».

Разговор окончен, и мы с Петром Ильичом сидим у окна, за которым в пахучих волнах черемухи, вишен и яблонь сходит с ума соловей.

— Странное дело, соловей у меня каждый год почему-то вызывает тревогу. Вспоминаю тот июнь у границы — вот так же не давал заснуть соловей. И взрывы. А он поет… Так и осталось в памяти. Июнь каждый год пробуждает тревогу. Одолевают воспоминания…

Нас всех в июне одолевают воспоминания.

Фото В. Пескова и из архива автора.

 18–19 июня 1980 г.

Уполномоченный флота

Журналист «Комсомолки» Василий Песков представляет сегодня нам интересного человека, журналиста Юрия Шумицкого. Среди участников и гостей Олимпиады он будет, как говорится, иметь свое лицо — пешком дошел в столицу из Владивостока, напряженно работал в пути и будет рассказывать о спортивном Олимпе своим друзьям, морякам. Путь Шумицкого к его полюсу — олимпийской Москве — представляете сами, был очень нелегким. Но выносливость, дисциплина, упорство, жадный интерес к родной стране помогли ему победить.

На днях мы дружески встретим посланца флота в Москве, а сегодня — рассказ о его путешествии.

Дмитрий Шпаро, руководитель штаба экспедиции «Твой полюс».

«Я  утверждаю:  всякий  способ,Какой  для  дела  изберешь,Не  только  поезд,  но  и  посох,Смотря  кому,  а  то  — хорош».

Л. Твардовский, «За далью — даль».

* * *

25 июля 1979 года в 10 часов утра из Владивостока в Москву отправился человек. Если бы самолетом — неудивительно. Поездом — тоже.

Пошел пешком! Оркестра у дома № 16 на Океанском проспекте по этому случаю не было. Но были любопытные и друзья.

— Юрка, одумайся!

— До Хабаровска — и вернется…

— Нет, упрямый, дойдет…

Всю дорогу он помнил проводы. И дошел!

Сейчас, когда вы читаете этот очерк, он на подходе к Москве. Обычным человеческим шагом (шесть км в час) пройдено двенадцать тысяч километров. Год в пути. Рейсовый самолет из Владивостока в Москву летит 12 часов. Поезд идет семь суток. А шагом — год! Порадуемся, что есть еще на земле прекрасные чудаки, и присмотримся к человеку.

* * *

Мне о нем написали из Братска еще зимой.

«Был у нас… Обязательно встреть!» Написали знакомые мне ребята. С их помощью узнал график движения пешехода, послал ему письмо в дорогу, и три недели назад под Горьким, на проселке возле села Афонино, мы увиделись.

Живой, интересный, общительный человек.

В характере его в первую очередь я отметил бы доброту и, как принято сейчас говорить, коммуникабельность — располагает к себе с первых же слов. Думаю, что дорога этому научила. Но и дороге при каждодневной встрече с людьми был нужен человек любознательный, неприхотливый и терпеливый. Иного дорога бы непременно отторгла.

Физически в полной форме — загорелый, подтянутый. Дорога его не измочалила, не истощила, хотя потерял он четырнадцать килограммов веса, износил десять пар ширпотребовских туристских ботинок, исписал полсотни карманных книжек и заполнил три объемистых дневника, куда «просеивал», снабжая схемами и рисунками, все самое интересное, что увидел.

На маленькой речке, утекающей в Волгу, два дня мы кормили с ходоком свирепых в этом году комаров — варили еду, изучали прожженные у костров карты, перебирали по косточкам снаряжение. И, конечно, мы говорили.

Зовут путешественника Юрием, Юрий Михайлович Шумицкий. Он коренной дальневосточник. Родился там в 1943 году. Воспитывался у деда, но после войны с отцом, строителем по профессии, объездил половину Сибири и долго жил на Урале. Охота к странствиям, таким образом, объяснима. Но Юрий считает, что корни страсти к хожденьям надо искать в характере его деда. И в самом деле, генетика поработала — дед, Шумицкий Иван Митрофанович, четырнадцати лет от роду ушел из черниговского села на восток. Мальчишку с хорошим голосом отец прочил в церковные дьяконы, а он взбунтовался и один из семьи ушел за телегой с переселенцами. И пришел к океану.

На востоке парнишка из-под Чернигова, впрочем, сел крепко на корень: стал кочегаром, потом помощником машиниста, потом машинистом («Одним из первых машинистов на Дальнем Востоке!»). Двадцати семи лет от роду за двести верст от Владивостока в деревне Сибирцево машинист присмотрел для себя невесту. Ей было пятнадцать. Обвенчались тайком. И родителям будущей бабки Юрия Шумицкого оставалось только, вздохнув, благословить молодых. Жили Мария Федоровна и Иван Митрофанович Шумицкие в счастье и согласии. «Дед очень любил бабушку. Когда она умерла, он сказал: «Без нее и года не проживу». Меньше года он и прожил».

— Как отнеслись бы дед с бабкой к твоей затее?

— Дед, прищурясь, спросил бы: «Дойдешь ли?» Бабушка стала бы отговаривать… Мое упрямство — от деда. А стихи и все в душе, что с годами не хотелось бы растерять, — от бабки…

Юрий служил в армии. После окончил университет, выбрав для профессии журналистику.

Последние годы работает на радиостанции «Океан». «Рассказывал морякам и рыбакам о суше. О разных делах на ней. Они знают мой голос…»

Идея «пройти на запад путь деда и увидеть страну» зрела давно. Сделано было несколько проб пешего путешествия — «увидел: могу!». Но конкретный план перехода родился в кабинете начальника Владивостокской базы рыболовного флота Диденко Юрия Григорьевича. «Юрий Григорьевич более часа слушал меня и сказал: «Тезка, я тебя понимаю. Но, дружище, у всякого путешествия должен быть смысл. Море тебя поддержит, но вот условие: идти и работать! Ты ведь знаешь, что любят слушать на море. Будешь посылать с суши свои впечатления. Рассказывай обо всем интересном, что сам увидишь.

Море со своей стороны обязуется посылать тебе на дорогу «суточные» и «ночные», еду, обувку, бумагу, карандаши, магнитофонную пленку, ну и приветы, конечно. Будешь уполномоченным флота!»

Крайком комсомола одобрил идею, но пожелал: дойти в Москву непременно к Олимпиаде!

…На свежую карту — мне для подарка — зеленым фломастером Юрий наносит свой путь.

Через всю страну, сначала ломаной линией вдоль границы, огибая с юга Байкал, а потом от Омска волнистой полоской вдоль параллели пробегает зеленый шнурок. Страшно подумать? Тысячи километров! Масштаб у карты: в одном сантиметре — 80 километров. За день ходок удлинял зеленый шнурок на карте всего лишь на полсантиметра: сорок километров за переход — таков был график.

И вот уже рукой подать до Москвы. С паспортом наравне хранится у ходока занятная книжка — точь-в-точь собрание командировочных удостоверений: слово «Прибыл…», роспись, печать. Без малого триста печатей: квадратные, треугольные, круглые. Ставили их в лесхозах, в кабинетах начальников станций, в пунктах милиции, в школах, сельсоветах и горсоветах. «Подорожная книжка» — свидетельство: человек не летел над землей, не ехал по ней, а шел.