Читаем без скачивания Перезагрузка или Back in the Ussr Книга 2-я - Геннадий Марченко

- Петр Миронович живет в отдельном домике, а я и его личный охранник расположились в соседнем, - сказал провожатый, запуская меня внутрь, - Машеров уже вернулся с вечерней прогулки к озеру, сейчас у него минеральные ванны, затем ужин. Если что - звоните дежурной, номер телефона вот здесь, под стеклом на тумбочке. Она нами проинструктирована, все ваши просьбы будут выполняться незамедлительно. Естественно, если просьбы будут в пределах разумного... Кстати, магнитофон захватили?

- Конечно, только он в машине остался, за оградой. И другие мои личные вещи там.

- Что же вы сразу не сказали, на территории санатория имеется специальная автостоянка. Пойдемте, загоните машину внутрь, а я предупрежу Петра Мироновича о вашем приезде. Тогда будем действовать в соответствии с его указаниями.

Через четверть часа, когда я уже поставил 'Волгу' на стоянку и принес свои вещи в номер, Николай Петрович вновь появился и сообщил, что Машеров готов встретиться со мной завтра в 10 часов утра у себя в домике. А пока мне можно пройти в столовую, которая еще работает, и поужинать.

- Кормят здесь чудесно, - доверительно, словно какую-то государственную тайну, сообщил референт. - Продукты доставляются из ближайших хозяйств. Может быть, и без особых изысков, но, поверьте мне, голодным вы точно не останетесь.

Спровадив его, занялся разбором личным вещей. Проверил работу портативного кассетного магнитофона 'Легенда-401' производства Арзамасского приборостроительного завода. Его я приобрел за 170 рублей, к счастью, не прибегая к закулисным интригам, как в случае с телевизором. К магнитофону прикупил выносной микрофон и пару десятков кассет, которых, на мой взгляд, должно было хватить для моей работы.

После почти 10 часов за рулем я отрубился сразу же, едва добравшись до постели. А вот проснулся ни свет, ни заря, с думами о том, как строить сегодняшний день. Сразу лезть в лоб со своими признаниями, пожалуй, не нужно, это я продумал заранее. Также заранее отпечатал свои показания на машинке, еще в Переделкино. То есть если я, к примеру, по какой-то причине не смогу все рассказать Машерову, за меня это сделает машинописный текст на 25 листах, папку с которыми я собирался отдать Петру Мироновичу одновременно с моим признанием. Или, может быть, сначала отдать для ознакомления, подготовить почву? Ладно, там сориентируемся.

Захватил, естественно, все вещи, которые попали со мной сюда из будущего, за исключением одежды, чтобы не привлекать лишнего внимания. То есть по местным меркам я одевался вполне даже прилично, считая настоящие американские джинсы, джинсовую куртку и кроссовки 'Adidas', но сильно на фоне других советских граждан не выделялся. До кучи прихватил трико и кеды, чтобы сочетать отдых со спортивными занятиями.

Во время завтрака все искал глазами среди преимущественно пожилых постояльцев Петра Мироновича. Наивный, наверняка он питается или в отдельном кабинете, или вообще ему все приносят в домик. Странно, но выходя без пяти десять из номера с магнитофоном в руках, я не испытывал почти никакого волнения. Сегодня признаваться точно не буду, постараюсь изобразить из себя нормального писателя, заинтересованного воспоминаниями ветерана партизанского движения. Посему папку с докладом и вещдоками припрятал в номере. Предварительно упаковал все в водонепроницаемую пленку, после чего пакет не без труда засунул под крышку сливного бачка. Если будут искать целенаправленно - то, безусловно, найдут, но я надеялся, что пока меня никто еще ни в чем не подозревает. А от горничной, которая могла из чистого любопытства залезть в тумбочку или тем более под матрас, я таким макаром вроде бы подстраховался.

Прежде чем предстать пред очи лидера Белоруссии, подвергся обыску.

- Таковы формальности, - пожал плечами Николай Петрович, пока личный охранник Машерова в предбаннике изучал содержимое моих карманов. Даже проверил пломбу на задней стенке магнитофона. Не найдя ничего криминального, кивнул помощнику первого секретаря, и тот постучал в дверь, которой заканчивался короткий коридор.

Получив разрешение, толкнул дверь и жестом пригласил проходить, после чего оставил нас с Машеровым наедине. Тот сидел за столом, в простом тренировочном костюме, и с карандашом в руках изучал какие-то бумаги. Увидев меня, снял очки и поднялся.

- Добрый день, Петр Миронович, вот, добрался все-таки до вас.

- Здравствуйте, здравствуйте, Сергей Андреевич! Приехал вот без супруги, Полина моя с внуками решила повозиться, к дочке отправилась, так что никто нам мешать не будет... Ну что, располагайтесь, вот тут как раз удобные кресла и столик, на него можно положить магнитофон. Розетка? А вот, сзади кресла, действительно, зачем таскать батарейки, если можно просто подключиться к сети... Чай, кофе, сок?

- Вот от сока или минералки я, пожалуй, не отказался бы, а то что-то в горле пересохло.

- А вы местную водичку еще не пробовали? Напрасно, очень вкусная и полезная, она из источников подается по трубам в 3-й корпус, там на первом этаже как раз питьевая галерея.

- Обязательно попробую, меня даже записали на грязевые ванны, но вечером, потому что пока я рассчитываю поработать с вами.

- Я не против, хотя и не обещаю, что получится записывать целый день без перерыва. Все-таки у меня побольше процедур, да и прогулки ежедневные к озеру. Но, думаю, что в любом случае за неделю я успею надиктовать все, что вспомню интересного... Николай Петрович!

Дверь приоткрылась, и в проеме нарисовался помощник Машерова.

- Коля, будь добр, организуй нам сока или минералочки.

- Один момент.

- Итак, - вновь повернулся ко мне Петр Миронович, - с чего начнем?

- Давайте с самого детства. Хочется узнать о вас побольше.

- С детства? Ну что ж... Родился я в бедной крестьянской семье, если по новому стилю, то 31 января 1918 года в деревне Ширки, Сенненского уезда Западной области, ныне это Сенненский район Витебской области. Не знаю, нужно это вам или нет, но фамилия моего отца Машеро. По семейной легенде он был праправнуком француза, солдата наполеоновской армии, оставшимся после отступления в этих местах, и принявшим православие, а затем женившимся на крестьянке...

Шестеренки кассеты размеренно вращались, записывая на пленку голос человека, на которого я делал ставку в этом мире. Про себя я подумал, что, пожалуй, за два-три дня вполне управлюсь, а там можно будет и выложить козыри, которые, впрочем, могут для меня вполне оказаться и приговором. Но все же хотелось верить в лучшее.

Между тем Машеров перешел к войне. Рассказал, как сразу записался добровольцем в истребительный батальон, как попал в окружение, плен, затем побег из поезда с военнопленными... На этом месте нас прервали. Постучал предупредительный Николай Петрович и сообщил, что пора идти на процедуры. А после обеда можно продолжить общение.

Послеобеденные два часа пролетели незаметно. Мы как раз добрались в повествовании до момента, когда будущий первый секретарь ЦК КП Белоруссии начал преподавать в Россонах и одновременно заниматься организацией комсомольского подполья и развертыванием партизанского движения в Россонском районе. Затем настало время ужина, после которого у Машерова была запланирована прогулка по берегу озера.

- А можно мне прогуляться с Петром Мироновичем? - поинтересовался я у Николая Петровича. - Когда общаешься не под запись, нередко узнаешь о человеке интересные вещи. Если он, конечно, не против.

- Хорошо, я спрошу, но ничего обещать не могу.

Оказалось, что руководитель Белоруссии ничего не имел против собеседника, наверное, со своим помощником он и так наговорился до колик. Увидев, что охранник вновь меня 'шмонает', возмущенно заявил:

- Степан, я понимаю, что ты начальник моей охраны и имеешь соответствующее предписание от своего руководителя. Но в данном случае твой непосредственный начальник я, и мне не хочется, чтобы моих гостей обыскивали. Меня народ избрал на эту должность, а я его должен бояться? Так что не нужно так делать, я тебя по-хорошему прошу.

- Хорошо, Петр Миронович, больше не повторится, - процедил Степан, недобро косясь в мою сторону.

Определенно, Машеров мне нравился все больше и больше. Тем более что когда я решил провести небольшую рекогносцировку, он как-то легко подключился к теме обсуждения советской действительности.

- Вот вы как считаете, Петр Миронович, почему простой советский человек вынужден записываться в разного рода очереди, чтобы приобрести вещи, отнюдь не считающиеся предметами роскоши? Да что там говорить, даже мне, члену Союза писателей, далеко не всегда удается избежать этих треклятых очередей. А взять тот же магазин 'Березка'! Почему человек с улицы не может купить понравившуюся ему вещь? Почему дипломат может там отовариться за инвалютные рубли, а какой-нибудь фрезеровщик, сорок лет отстоявший у станка, не может? Сам видел, как пацаны клянчили у иностранца жвачку, так тот швырял ее на асфальт и хохотал, когда дети ползали на карачках, устраивая драку за эту несчастную жевательную резинку. Неужто наша промышленность не может наладить выпуск какой-то жвачки, раз на нее такой спрос? Это же не наркотик, в конце концов. Или лучше, чтобы наши дети позорились перед иностранцами?