Читаем без скачивания Бойцовский клуб (перевод А.Егоренкова) - Чак Паланик

— Если бы Мэрилин Монро сейчас была жива — что бы она делала?

Я говорю: «Спокойной ночи».

С потолка свисает светильник, и Тайлер говорит:

— Царапалась бы в крышку гроба.

Глава 12.

Мой босс подошел прямо к моему столу со своей легкой улыбочкой, — губы сжаты и вытянуты, — его пах на уровне моего локтя. Я поднимаю взгляд от накладной, которую составлял для процедуры возврата. Такие бумаги всегда начинаются одинаково:

«Это извещение прислано вам в соответствии с Национальным актом о безопасности моторных транспортных средств. Мы установили наличие дефекта…» На этой неделе я применил формулу подсчета задолженности, и A умножить на B умножить на C получилось большим, чем стоимость возврата.

На этой неделе виновата маленькая пластиковая защелка на дворниках, удерживающая резиновую полоску. Хламовая штучка. Только две сотни машин пострадало. Ничто, если говорить о стоимости производства.

На прошлой неделе был более характерный случай. На прошлой неделе дело было в какой-то кожаной обивке, обработанной небезызвестным тератогенным веществом, — синтетикой «Ниррет» или чем-то вроде, настолько нелегальным, что такие дубильные вещества используют сейчас только в странах третьего мира. Нечто настолько сильное, что может вызвать врожденные дефекты в зародыше любой беременной женщины, которая прикоснется к нему. На прошлой неделе никто не звонил в транспортный отдел. Никто не устраивал возвратов.

Новая кожа помножить на оплату труда помножить на административные расходы равнялось больше, чем доходы в нашем первом квартале. Если даже кто-то и обнаружит наш брак, мы все равно сможем выплатить компенсации множеству обиженных семей, пока приблизимся к сумме стоимости замены кожаной обивки в шести сотнях салонов.

Но на этой неделе у нас кампания по возврату. И на этой неделе ко мне вернулась бессонница. Бессонница, — и снова весь мир как будто замер, могилой навалившись на меня.

Мой босс надел свой серый галстук, так что сегодня, наверное, вторник.

Мой босс принес листок бумаги к моему столу и спрашивает, не терял ли я чего-нибудь. Этот листок остался в копировальном автомате, говорит он, и начинает читать:

— Первое правило бойцовского клуба — не упоминать о бойцовском клубе.

Его глаза пробегают туда-сюда по бумаге, и он хихикает.

— Второе правило бойцовского клуба — нигде не упоминать о бойцовском клубе.

Я слышу слова Тайлера из уст моего босса, Мистера Босса средних лет, с семейным фото на рабочем столе и мечтами о раннем выходе на пенсию, мечтами о зимах, проведенных в трейлерном доме-прицепе где-нибудь в пустынях Аризоны. Мой босс, с экстра-крахмальными рубашками и прическами по записи на каждый вторник после ланча, — он смотрит на меня и говорит:

— Надеюсь, это не твое?

Я — Кипящая В Крови Ярость Джека.

Тайлер просил меня отпечатать правила бойцовского клуба и сделать для него десять экземпляров. Не девять, не одиннадцать. Тайлер сказал — десять. А у меня бессонница и я не спал трое суток. Это, наверное, отпечатанный мной оригинал. Я снял десять копий и забыл забрать его. Копировальный автомат вспышкой папарацци освещает мне лицо. Бессонница ложится расстоянием между тобой и всем остальным, копия копии копии. Ты не можешь ничего коснуться, и ничто не может коснуться тебя.

Мой босс читает:

— Третье правило бойцовского клуба — в бою участвуют только двое.

Никто из нас двоих и глазом не моргнет.

Мой босс читает:

— Бои идут один за другим.

Я не спал три дня и сейчас засыпаю. Мой босс трясет бумажкой под моим носом. «Так что?», — спрашивает он. Это — та самая игра, на которую я трачу время компании? Мне платят за мое абсолютное внимание к работе, а не за трату времени на военные игрушки. И мне платят не за осквернение копировальных автоматов.

Так что? Он трясет бумажкой под моим носом. Что, по моему мнению, спрашивает он, — что должен делать он, если его сотрудник тратит время компании на какой-то мирок своей фантазии? Как бы поступил я на его месте?

Как бы поступил я?

Дыра у меня в щеке, темно-синие мешки под глазами, и припухший красный шрам от поцелуя Тайлера на тыльной стороне моей ладони, копия копии копии.

Предположим.

Зачем Тайлеру понадобилось десять копий правил бойцовского клуба?

Корова в Индии.

«На вашем месте», — говорю я, — «Я не стал бы лезть с этой бумагой к кому ни попадя».

Я говорю — «Похоже, человек, написавший это, очень опасен, — и этот скрытый шизофреник в любой момент рабочего дня может сорваться, и начнет бродить, — из офиса в офис, — с помповым полуавтоматическим карабином „Армалит AR-180“.

Мой босс только смотрит на меня.

«Этот парень», — говорю я. — «Должно быть, сидит каждую ночь с маленьким напильничком, выпиливая крестики на кончике каждой пули в своем заряде. Ведь тогда, если одним прекрасным утром он придет на работу и всадит заряд в своего ворчливого, бесполезного, мягкотелого, ноющего, вонючего, слащавого босса, — пуля из этого заряда треснет по пропиленным канавкам и раскроется в вас, как цветок пули дум-дум, выбросив здоровенную связку ваших вонючих потрохов сквозь вашу спину. Представьте, как ваша кишечная чакра раскрывается, подобно цветку, с замедленным взрывом из колбасок тонкого кишечника».

Мой босс убирает бумагу из-под моего носа.

«Давайте», — говорю, — «Почитайте дальше».

«Нет, правда», — говорю я, — «Звучит потрясающе. Работа по-настоящему больного разума».

И улыбаюсь. Маленькие сморщенные края дыры в моей щеке такого же темно-синего цвета, как десны собаки. Кожа, туго натянувшаяся на синяках у меня под глазами, кажется лакированной.

Мой босс только смотрит на меня.

«Давайте помогу», — говорю я.

Потом говорю — «Четвертое правило бойцовского клуба — бои идут один за другим».

Мой босс смотрит в правила, потом опять на меня.

Я говорю — «Пятое правило — перед боем снимать рубашки и обувь».

Мой босс смотрит в правила, потом на меня.

«Может быть», — говорю, — «Этот абсолютно больной ублюдок возьмет карабин „Игл Апач“, потому что в „Апаче“ тридцатизарядный магазин при весе всего в девять фунтов. А в „Армалите“ — только пятизарядный. Тридцатью выстрелами наш совершенно двинутый герой сможет пройти весь коридор красного дерева и пришить каждого вице-президента, при этом сохранив по патрону для каждого директора».

Слова Тайлера вылетают из моего рта. А раньше я был таким милым и славным.

Я просто смотрю на своего босса. У моего босса голубые, голубые, бледно-васильковые голубые глаза.

«В полуавтоматическом карабине „Джей-энд-Эр-68“ тоже тридцатизарядный магазин, а весит он всего семь фунтов».

Мой босс только смотрит на меня.

«Это страшно», — говорю я. Возможно, это кто-то, кого он знал годы. Возможно, этот парень знает все о нем, — где он живет, где работает его жена, и куда ходят в школу его дети.

Все это лишает сил и вдруг становится очень-очень скучным.

И зачем Тайлеру понадобилось десять копий правил бойцовского клуба?

Мне не нужно упоминать, что я знаю о кожаной обивке, вызывающей дефекты рождаемости. Я знаю о бракованных прокладках тормозов, которые показали себя хорошо и прошли через агента по закупке, но сдали после двух тысяч миль пробега.

Я знаю о реостате кондиционера воздуха, который разогревается настолько, что воспламеняет дорожные карты, лежащие в ящике для перчаток. Я знаю, как многие люди сгорают заживо из-за вспышки в топливном инжекторе. Я видел людей, которым отрезало ноги до колена, когда турбонагнетатели рвались и их лопасти пробивали заслонку, вылетая в пассажирский салон. Я был на выездах и видел сгоревшие машины и отчеты, в которых в графе «ПРИЧИНА АВАРИИ» было помечено «неизв.» «Нет», — говорю, — «Бумага не моя». Я беру лист двумя пальцами и выдергиваю его из руки босса. Край бумаги, должно быть, порезал ему палец, потому что его рука взлетает ко рту, и он начинает усердно сосать его с широко открытыми глазами. Я комкаю лист в бумажный шарик и бросаю его в корзину около стола.

«Может», — говорю я, — «Вам не стоит тащить ко мне каждый кусок мусора, который вы подобрали?» Воскресным вечером я иду в «Останемся мужчинами вместе», — а подвал Церкви Святой Троицы почти пуст. Здесь только Большой Боб и я, — вваливаюсь сюда, каждый мускул моего тела измучен внутри и снаружи, но сердце по-прежнему колотится, и мысли ураганом вьются в голове. Такова бессонница. Всю ночь твои мысли витают в эфире.

Ночь напролет ты думаешь: «Я сплю? Я спал?» Словно в насмешку над травмами, руки Большого Боба, обтянутые рукавами его футболки, вздуты мышцами и сияют мощью. Большой Боб улыбается, он так рад меня видеть.

Он думал — я умер.

«Ага», — говорю, — «Я тоже думал».

— Ну, — говорит Большой Боб. — У меня хорошие новости.

«Где все?»

— Это и есть хорошая новость, — говорит Большой Боб. — Группу распустили. Только я заглядываю сюда, чтобы рассказать об этом парням, которые могут тут показаться.