Читаем без скачивания Певец во стане русских воинов: Стихотворения. Баллады. Поэмы - Василий Жуковский

Мщение

Изменой слуга паладина убил:Убийце завиден сан рыцаря был.

Свершилось убийство ночною порой —И труп поглощен был глубокой рекой.

И шпоры и латы убийца наделИ в них на коня паладинова сел.

И мост на коне проскакать он спешит:Но конь поднялся на дыбы и храпит.

Он шпоры вонзает в крутые бока:Конь бешеный сбросил в реку седока.

Он выплыть из всех напрягается сил:Но панцирь тяжелый его утопил.

Гаральд

Перед дружиной на конеГаральд, боец седой,При свете полныя луны,Въезжает в лес густой.

Отбиты вражьи знаменаИ веют и шумят,И гулом песней боевыхКругом холмы гудят.

Но что порхает по кустам?Что зыблется в листах?Что налетает с вышиныИ плещется в волнах?

Что так ласкает, так манит?Что нежною рукойСнимает меч, с коня влечетИ тянет за собой?

То феи… в легкий хороводСлетелись при луне.Спасенья нет; уж все бойцыВ волшебной стороне.

Лишь он, бесстрашный вождь Гаральд,Один не побежден:В нетленный с ног до головыБулат закован он.

Пропали спутники его;Там брошен меч, там щит,Там ржет осиротелый коньИ дико в лес бежит.

И едет, сумрачно-уныл,Гаральд, боец седой,При свете полныя луныОдин сквозь лес густой.

Но вот шумит, журчит ручей —Гаральд с коня спрыгнул,И снял он шлем и влаги имСтуденой зачерпнул.

Но только жажду утолил,Вдруг обессилел он;На камень сел, поник главойИ погрузился в сон.И веки на утесе том,Главу склоня, он спит:Седые кудри, борода;У ног копье и щит.

Когда ж гроза, и молний блеск,И лес ревет густой, —Сквозь сон хватается за мечГаральд, боец седой.

Три песни

«Споет ли мне песню веселую скальд?» —Спросил, озираясь, могучий Освальд.И скальд выступает на царскую речь,Под мышкою арфа, на поясе меч.

«Три песни я знаю: в одной старина!Тобою, могучий, забыта она;Ты сам ее в лесе дремучем сложил;Та песня: отца моего ты убил.

Есть песня другая: ужасна она;И мною под бурей ночной сложена;Пою ее ранней и поздней порой;И песня та: бейся, убийца, со мной!»

Он в сторону арфу, и меч наголо;И бешенство грозные лица зажгло;Запрыгали искры по звонким мечам —И рухнул Освальд – голова пополам.

«Раздайся ж, последняя песня моя;Ту песню и утром и вечером яГреметь не устану пред девой любви;Та песня: убийца повержен в крови».

Двенадцать спящих дев

Старинная повесть в двух балладах

Опять ты здесь, мой благодатный Гений,Воздушная подруга юных дней;Опять с толпой знакомых привиденийТеснишься ты, Мечта, к душе моей…Приди ж, о друг! дай прежних вдохновений.Минувшею мне жизнию повей,Побудь со мной, продли очарованья,Дай сладкого вкусить воспоминанья.

Ты образы веселых лет примчала —И много милых теней восстает;И то, чем жизнь столь некогда пленяла,Что Рок, отняв, назад не отдает,То все опять душа моя узнала;Проснулась Скорбь, и Жалоба зоветСопутников, с пути сошедших преждеИ здесь вотще поверивших надежде.

К ним не дойдут последней песни звуки;Рассеян круг, где первую я пел;Не встретят их простертые к ним руки;Прекрасный сон их жизни улетел.Других умчал могущий Дух разлуки;Счастливый край, их знавший, опустел;Разбросаны по всем дорогам мира —Не им поет задумчивая лира.

И снова в томном сердце воскресаетСтремленье в оный таинственный свет;Давнишний глас на лире оживает,Чуть слышимый, как Гения полет;И душу хладную разогреваетОпять тоска по благам прежних лет:Все близкое мне зрится отдаленным,Отжившее, как прежде, оживленным.

Баллада первая

Громобой

Leicht aufzuritzen ist das Reich der Geister;Sie liegen wartend unter dünner DeckeUnd, leise hörend, stürmen sie herauf.

Александре Андреевне Воейковой

Моих стихов желала ты —Желанье исполняю;Тебе досуг мой и мечтыИ лиру посвящаю.Вот повесть прадедовских лет.Еще ж одно – желанье:Цвети, мой несравненный цвет,Сердец очарованье;Печаль по слуху только знай;Будь радостию света;Моих стихов хоть не читай,Но другом будь поэта.

Над пенистым Днепром-рекой,Над страшною стремниной,В глухую полночь ГромобойСидел один с кручиной;Окрест него дремучий бор;Утесы под ногами;Туманен вид полей и гор;Туманы над водами;Подернут мглою свод небес;В ущельях ветер свищет;Ужасно шепчет темный лес,И волк во мраке рыщет.

Сидит с поникшей головойИ думает он думу:«Печальный, горький жребий мой!Кляну судьбу угрюму;Дала мне крест тяжелый несть;Всем людям жизнь отрада:Тем злато, тем покой и честь —А мне сума награда;Нет крова защитить главуОт бури, непогоды…Устал я, в помощь вас зову,Днепровски быстры воды».

Готов он прянуть с крутизны…И вдруг пред ним явленье:Из темной бора глубиныВыходит привиденье,Старик с шершавой бородой,С блестящими глазами,В дугу сомкнутый над клюкой,С хвостом, когтьми, рогами.Идет, приблизился, грозитКлюкою Громобою…И тот как вкопанный стоит,Зря диво пред собою.

«Куда?» – неведомый спросил.«В волнах скончать мученья». —«Почто ж, бессмысленный, забылВо мне искать спасенья?» —«Кто ты?» – воскликнул Громобой,От страха цепенея.«Заступник, друг, спаситель твой:Ты видишь Асмодея».«Творец небесный!» – «Удержись!В молитве нет отрады;Забудь о боге – мне молись;Мои верней награды.

Прими от дружбы, Громобой,Полезное ученье:Постигнут ты судьбы рукой,И жизнь тебе мученье;Но всем бедам найти конецЯ способы имею;К тебе нежалостлив творец, —Прибегни к Асмодею.Могу тебе я силу датьИ честь и много злата,И грудью буду я стоятьЗа друга и за брата.

Клянусь… свидетель ада бог,Что клятвы не нарушу;А ты, мой друг, за то в залогСвою отдай мне душу».Невольно вздрогнул Громобой,По членам хлад стремится;Земли невзвидел под собой,Нет сил перекреститься.«О чем задумался, глупец?» —«Страшусь мучений ада». —«Но рано ль, поздно ль… наконецВсе ад твоя награда.

Тебе на свете жить – беда;Покинуть свет – другая;Останься здесь – поди туда, —Везде погибель злая.Ханжи-причудники твердят:Лукавый бес опасен.Не верь им – бредни; весел ад,Лишь в сказках он ужасен.Мы жизнь приятную ведем;Наш ад не хуже рая;Ты скажешь сам, ликуя в нем:Лишь в аде жизнь прямая.

Тебе я терем пышный дамИ тьму людей на службу;К боярам, витязям, князьямТебя введу я в дружбу;Досель красавиц ты пугал —Придут к тебе толпою;И, словом, – вздумал, загадал,И все перед тобою.И вот в задаток кошелек:В нем вечно будет злато.Но десять лет – не боле – срокТебе так жить богато.

Когда ж последний день от глазИсчезнет за горою,В последний полуночный часПриду я за тобою».Стал думу думать Громобой,Подумал, согласилсяИ обольстителю душойЗа злато поклонился.Разрезав руку, написалОн кровью обещанье;Лукавый принял – и пропал,Сказавши: «До свиданья!»

И вышел в люди Громобой —Откуда что взялося!И счастье на него рекойС богатством полилося;Как княжеский, разубран дом;Подвалы полны злата;С заморским выходы вином,И редкостей палата;Пиры – хоть пост, хоть мясоед;Музыка роговая;Для всех – чужих, своих – обедИ чаша круговая.

Возможно все в его очах,Всему он повелитель:И сильным бич, и слабым страх,И хищник, и грабитель.Двенадцать дев похитил онИз отческой их сени;Презрел невинных жалкий стонИ родственников пени;И в год двенадцать дочерейИмел от обольщенных;И был уж чужд своих детейИ крови уз священных.

Но чад оставленных щитомБыл ангел их хранитель:Он дал им пристань – божий дом,Смирения обитель.В святых стенах монастыряСокрыл их с матерями:Да славят вышнего царяНевинных уст мольбами.И горней благодати сеньБыла над их главою;Как вешний ароматный день,Цвели они красою.

От ранних колыбельных летДо юности златыяИм ведом был лишь божий свет,Лишь подвиги благие;От сна вставая с юным днем,Стекалися во храме;На клиросе, пред алтарем,Кадильниц в фимиаме,В священный литургии часИх слышалося пенье —И сладкий непорочных гласВнимало провиденье.

И слезы нежных матерейС молитвой их сливались,Когда во храме близ мощейОни распростирались.«О! дай им кров, небесный царь(То было их моленье);Да будет твой святой алтарьНезлобных душ спасенье;Покинул их родной отец,Дав бедным жизнь постылу;Но призри ты сирот, творец,И грешника помилуй…»

Но вот… настал десятый год;Уже он на исходе;И грешник горьки слезы льет:Всему он чужд в природе.Опять украшены веснойЛуга, пригорки, долы;И пахарь весел над сохой,И счастья полны селы;Не зрит лишь он златой весны:Его померкли взоры;В туман для них погребеныЛуга, долины, горы.

Денница ль красная взойдет —«Прости, – гласит, – денница».В дубраве ль птичка пропоет —«Прости, весны певица…Прости, и мирные леса,И нивы золотые,И неба светлая краса,И радости земные».И вспомнил он забытых чад;К себе их призывает;И мнит: они творца смягчат;Невинным бог внимает.

И вот… настал последний день;Уж солнце за горою;И стелется вечерня теньПрозрачной пеленою;Уж сумрак… смерклось… вот лунаБлеснула из-за тучи;Легла на горы тишина;Утих и лес дремучий;Река сровнялась в берегах;Зажглись светила ночи;И сон глубокий на полях;И близок час полночи…

И, мучим смертною тоской,У спасовой иконыБез веры ищет ГромобойОт ада обороны.И юных чад к себе призвал —Сердца их близки раю —«Увы! молитесь (вопиял),Молитесь, погибаю!»Младенца внятен небу стон:Невинные молились;Но вдруг… на них находит сон…Замолкли… усыпились.

И все в ужасной тишине;Окрестность как могила;Вот… каркнул ворон на стене;Вот… стая псов завыла;И вдруг… протяжно полночь бьет;Нашли на небо тучи;Река надулась; бор ревет;И мчится прах летучий.Увы!.. последний страшный бойОтгрянул за горами…Гул тише… смолк… и ГромобойЗрит беса пред очами.

«Ты видел, – рек он, – день из глазСокрылся за горою;Ты слышал: бил последний час;Пришел я за тобою». —«О! дай, молю, хоть малый срок;Терзаюсь, ад ужасен». —«Свершилось! неизбежен рок,И поздний вопль напрасен». —«Минуту!» – «Слышишь? Цепь звучит».«О страшный час! помилуй!» —«И гроб готов, и саван сшит,И роют уж могилу.

Заутра день взойдет во мгле.Подымутся стенанья;Увидят труп твой на столе,Недвижный, без дыханья;Кадил и свеч в дыму густом,При тихом ликов пенье,Тебя запрут в подземный домНавеки в заточенье;И страшно заступ застучитНад кровлей гробовою;И тихо клир провозгласит:«Усопший, мир с тобою!»

И мир не будет твой удел:Ты адово стяжанье!Но время… идут… час приспел.Внимай их завыванье;Сошлись… призывный слышу клич.Их челюсти зияют;Смола клокочет… свищет бич…Оковы разжигают». —«Спаситель-царь, вонми слезам!» —«Напрасное моленье!» —«Увы! позволь хоть сиротамМне дать благословенье».

Младенцев спящих видит бес —Сверкнули страшно очи!«Лишить их царствия небес,Предать их адской ночи…Вот слава! мне восплещет адИ с гордым Сатаною».И, усмирив грозящий взгляд,Сказал он Громобою:«Я внял твоей печали глас;Есть средство избавленья;Покорен будь, иль в ад сей часНа скорби и мученья.

Предай мне души дочерейЗа временну свободу,И дам, по милости своей,На каждую по году». —«Злодей! губить невинных чад!» —«Ты медлишь? Приступите!Низриньте грешника во ад!На части разорвите!»И вдруг отвсюду крик и стон;Земля затрепетала;И грянул гром со всех сторон;И тьма бесов предстала.

Чудовищ адских грозный сонм;Бегут, гремят цепями,И стали грешника кругомС разверзтыми когтями.И ниц повергся Громобой,Бесчувствен, полумертвый;И вопит: «Страшный враг, постой!Постой, готовы жертвы!»И скрылись все. Он будит чад…Он пишет их рукою…О страх! свершилось… плещет адИ с гордым Сатаною.

Ты казнь отсрочил, Громобой,И дверь сомкнулась ада;Но жить, погибнувши душой, —Коль страшная отрада!Влачи унылы дни, злодей,В болезни ожиданья;Веселья нет душе твоей,И нет ей упованья;Увы! и красный божий мирИ жизнь ему постылы;Он в людстве дик, в семействе сир.Он вживе снедь могилы.

Напрасно веет ветерокС душистыя долины;И свет луны сребрит потокСквозь темны лип вершины;И ласточка зари восходВстречает щебетаньем;И роща в тень свою зоветЛисточков трепетаньем;И шум бегущих с поля стадС пастушьими рогамиВечерний мрак животворят,Теряясь за холмами…

Его доселе светлый домУж сумрака обитель.Угрюм, с нахмуренным лицомПиров веселых зритель,Не пьет кипящего винаИз чаши круговыя…И страшен день; и ночь страшна;И тени гробовыяОн всюду слышит грозный вой;И в час глубокой ночиБежит одра его покой;И сон забыли очи.

И тьмы лесов страшится он:Там бродит привиденье;То чудится полночный звон,То погребально пенье;Страшит его и бури свист,И грозных туч молчанье,И с шорохом падущий лист,И рощи содроганье.Прокатится ль по небу гром —Бледнеет, дыбом волос;«То мститель, послан божеством;То казни страшный голос».

И вид прелестный юных чадЕму не наслажденье.Их милый, чувства полный взгляд,Спокойствие, смиренье,Краса – веселие очей,И гласа нежны звуки,И сладость ласковых речейЕго сугубят муки.Как роза – благовонный цветПод сению надежной,Они цветут: им скорби нет;Их сердце безмятежно.

А он?.. Преступник… он, в тоскеНа них подъемля очи,Отверзту видит вдалекеПучину адской ночи.Он плачет; он судьбу клянет;«О милые творенья,Какой вас лютый жребий ждет!И где искать спасенья?Напрасно вам дана краса;Напрасно сердцу милы;Закрыт вам путь на небеса;Цветете для могилы.

Увы! пора любви придет:Вам сердце тайну скажет,Для вас украсит божий свет,Вам милого покажет;И взор наполнится тоской,И тихим грудь желаньем,И, распаленные душой,Влекомы ожиданьем,Для вас взойдет краснее день,И будет луг душистей,И сладостней дубравы теньИ птичка голосистей.

И дни блаженства не придут;Страшитесь милой встречи;Для вас не брачные зажгут,А погребальны свечи.Не в божий, гимнов полный, храмПойдете с женихами…Ужасный гроб готовят нам;Прокляты небесами.И наш удел тоска и стонВ обителях геенны…О, грозный жребия закон,О, жертвы драгоценны!..»

Но взор возвел он к небесамВ душевном сокрушеньеИ мнит: «Сам бог вещает нам —В раскаянье спасенье.Возносятся пред вышний тронПреступников стенанья…»И дом свой обращает онВ обитель покаянья:Да странник там найдет покой,Вдова и сирый друга,Голодный сладку снедь, больнойСпасенье от недуга.

С утра до ночи у воротСлужитель настороже;Он всех прохожих в дом зовет:«Есть хлеб-соль, мягко ложе».И вот уже из всех краев,Влекомые молвою,Идут толпы сирот, и вдов,И нищих к Громобою;И всех приемлет Громобой,Всем дань его готова;Он щедрой злато льет рукойОт имени Христова.

И божий он воздвигнул дом;Подобье светла рая,Обитель иноков при немЯвляется святая;И в той обители святой,От братии смиреннойУвечный, дряхлый, и больной,И скорбью убиенныйПриемлют именем творцаОтраду, исцеленье:Да воскрешаемы сердцаУзнают провиденье.

И славный мастер призван былИз города чужого;Он в храме лик изобразилУгодника святого;На той иконе ГромобойБыл видим с дочерями,И на молящихся святойВзирал любви очами.И день и ночь огонь пылалПред образом в лампаде,В златом венце алмаз сиял,И перлы на окладе.

И в час, когда редеет тень,Еще дубрава дремлетИ воцаряющийся деньПолнеба лишь объемлет;И в час вечерней тишины —Когда везде молчаньеИ свечи, в храме возжжены,Льют тихое сиянье, —В слезах раскаянья, с мольбой,Пред образом смиренноРаспростирался Громобой,Веригой отягченный…

Но быстро, быстро с гор текутВ долину вешни воды —И невозвратные бегутДни, месяцы и годы.Уж время с годом десять летНевидимо умчало;Последнего двух третей нет —И будто не бывало;И некий неотступный гласВещает Громобою:«Всему конец! твой близок час!Погибель над тобою!»И вот… недуг повергнул злойЕго на одр мученья.Растерзан лютою рукой,Не чая исцеленья,Всечасно пред собой он зритОтверзту дверь могилы;И у возглавия сидитНад ним призра́к унылый.И нет уж сил ходить во храмК иконе чудотворной —Лишь взор стремит он к небесам,Молящий, но покорный.

Увы! уж и последний деньКрай неба озлащает;Сквозь темную дубравы сеньБлистанье проникает;Все тихо, весело, светло;Все негой сладкой дышит;Река прозрачна, как стекло;Едва, едва колышетЛистами легкий ветерок;В полях благоуханье,К цветку прилипнул мотылекИ пьет его дыханье.

Но грешник сей встречает деньСо стоном и слезами.«О, рано ты, ночная тень,Рассталась с небесами!Сойдитесь, дети, одр отцаС молитвой окружитеИ пред судилище творцаСтенания пошлите.Ужасен нам сей ночи мрак;Взывайте: искупитель,Смягчи грозящий гнева зрак;Не будь нам строгий мститель!»

И страшного одра кругом —Где бледен, изможденный,С обезображенным челом,Все кости обнаженны,Брада до чресл, власы горой,Взор дикий, впалы очи,Вопил от муки ГромобойС утра до поздней ночи —Стеклися девы, ясный взорНа небо устремилиИ в тихий к провиденью хорСердца совокупили.

О вид, угодный небесам!Так ангелы спасенья,Вонмя раскаянья слезам,С улыбкой примиренья,В очах отрада и покой,От горнего чертогаНисходят с милостью святой,Предшественники бога,К одру болезни в смертный час…И, утомлен страданьем,Сын гроба слышит тихий глас:«Отыди с упованьем!»

И девы, чистые душой,Подъемля к небу руки,Смиренной мыслили мольбойОтца спокоить муки:Но ужас близкого концаНад ним уже носился;Язык коснеющий творцаЕще молить стремился;Тоскуя, взором он искалСияния денницы…Но взор недвижный угасал,Смыкалися зеницы.

«О дети, дети, гаснет день». —«Нет, утро; лишь проснуласьЗаря на холме; черна теньПо долу протянулась;И нивы пусты… в высотеЛишь жаворонок вьется». —«Увы! заутра в красотеОпять сей день проснется!Но мы… уж скрылись от земли;Уже нас гроб снедает;И место, где поднесь цвели,Нас боле не признает.

Несчастные, дерзну ль на васИзречь благословенье?И в самой вечности для насПогибло примиренье.Но не сопутствуйте отцуС проклятием в могилу;Молитесь, воззовем к творцу:Разгневанный, помилуй!»И дети, страшных сих речейНе всю объемля силу,С невинной ясностью очейВоскликнули: «Помилуй!»

«О дети, дети, ночь близка». —«Лишь полдень наступает:Пастух у вод для холодкаСо стадом отдыхает;Молчат поля; в долине сон;Пылает небо знойно». —«Мне чудится надгробный стон». —«Все тихо и спокойно;Лишь свежий ветерок, поройПодъемлясь с поля, дует;Лишь иволга в глуши леснойПовременно воркует».

«О дети, светлый день угас». —«Уж солнце за горою;Уж по закату разлиласьБагряною струеюЗаря, и с пламенных небесСпокойный вечер сходит,На зареве чернеет лес,В долине сумрак бродит». —«О вечер сумрачный, постой!Помедли, день прелестный!Помедли, взор не узрит мойТебя уж в поднебесной!..

О дети, дети, ночь близка». —«Заря уж догорела;В туман оделася река;Окрестность побледнела;И на распутии пылятСтада, спеша к селенью». —«Спасите! полночь бьет!» – «ЗвонятВ обители к моленью:Отцы поют хвалебный глас;Огнями храм блистает». —«При них и грешник в страшный часК тебе, творец, взывает!..

Не тмится ль, дети, неба свод?Не мчатся ль черны тучи?Не вздул ли вихорь бурных вод?Не вьется ль прах летучий?» —«Все тихо… служба отошла;Обитель засыпает;Луна полнеба протекла;И божий храм сияетОдин с холма в окрестной мгле;Луга, поля безмолвны;Огни потухнули в селе;И рощи спят и волны».

И всюду тишина была;И вся природа, мнилось,Предустрашенная ждала,Чтоб чудо совершилось…И вдруг… как будто ветерокПовеял от востока,Чуть тронул дремлющий листок,Чуть тронул зыбь потока…И некий глас промчался с ним…Как будто над звездамиКоснулся арфы серафимЭфирными перстами.

И тихо, тихо божий храмОтверзся… НеизвестныйЯвился старец дев очам;И лик красы небеснойИ кротость благостных очейРождали упованье;Одеян ризою лучей,Окрест главы сиянье,Он не касался до землиВ воздушном приближенье…Пред ним незримые теклиНадежда и Спасенье.

Сердца их ужас обуял…«Кто этот, в славе зримый?»Но близ одра уже стоялПришлец неизъяснимый.И к девам прикоснулся онПолой своей одежды:И тихий во мгновенье сонНа их простерся вежды.На искаженный старца ликОн кинул взгляд укора:И трепет в грешника проникОт пламенного взора.

«О! кто ты, грозный сын небес?Твой взор мне наказанье».Но, страшный строгостью очес,Пришлец хранит молчанье…«О, дай, молю, твой слышать глас!Одно надежды слово!Идет неотразимый час!Событие готово!» —«Вы лик во храме чтили мой;И в том изображеньеМоя десница над тобойПростерта во спасенье».

«Ах! Что ж могущий повелел?» —«Надейся и страшися». —«Увы! какой нас ждет удел?Что жребий их?» – «Молися».И, руки положив крестомНа грудь изнеможенну,Пред неиспытанным творцомМолитву сокрушеннуУмолкший пролиял в слезах;И тяжко грудь дышала,И в призывающих очахВся скорбь души сияла…

Вдруг начал тмиться неба свод —Мрачнее и мрачнее;За тучей грозною ползетДругая вслед грознее;И страшно сшиблись над главой;И небо заклубилось;И вдруг… повсюду с черной мглойМолчанье воцарилось…И близок час полночи был…И ризою святоюУгодник спящих дев накрыл,Отступника – десною.

И, устремленны на восток,Горели старца очи…И вдруг, сквозь сон и мрак глубок,В пучине черной ночи,Завыл протяжно вещий бой —Окрестность с ним завыла;Вдруг… страшной молния струейСвод неба раздвоила,По тучам вихорь пробежал,И с сильным грома трескомРевущей буре бес предстал,Одеян адским блеском.

И змеи в пламенных власах —Клубясь, шипят и свищут;И радость злобная в очах —Кругом, сверкая, рыщут;И тяжкой цепью он гремел —Увлечь добычу льстился;Но старца грозного узрел —Утихнул и смирился;И вдруг гордыни блеск угас;И, смутен, вопрошает:«Что, мощный враг, тебя в сей часК сим падшим призывает?»

«Я зрел мольбу их пред собой». —«Они мое стяжанье». —«Перед небесным судиейВсесильно покаянье». —«И час суда его притек:Их жребий совершися». —«Еще ко благости не рекОн в гневе: удалися!» —«Он прав – и я владыка им». —«Он благ – я их хранитель». —«Исчезни! ад неотразим». —«Ответствуй, Искупитель!»

И гром с востока полетел;И бездну туч трикратыРассек браздами ярких стрелПерун огнекрылатый;И небо с края в край зажглосьИ застонало в страхе;И дрогнула земная ось…И, воющий во прахе,Творца грядуща слышит бес;И молится хранитель…И стал на высоте небесСредь молний ангел-мститель.

«Гряду! и вечный божий судНесет моя десница!Мне казнь и благость предтекут…Во прах, чадоубийца!»О всемогущество словес!Уже отступник тленье;Потух последний свет очес;В костях оцепененье;И лик кончиной искажен;И сердце охладело;И от сомкнувшихся устенДыханье отлетело.

«И праху обладатель ад,И гробу отверженье,Доколь на погубленных чадНе снидет искупленье.И чадам непробудный сон;И тот, кто чист душою,Кто, их не зревши, распаленОдной из них красою,Придет, житейское презрев,В забвенну их обитель;Есть обреченный спящих девОт неба искупитель.

И будут спать: и к ним векаВ полете не коснутся;И пройдет тления рукаИх мимо; и проснутсяС неизменившейся красойДля жизни обновленной;И низойдет тогда покойК могиле искупленной;И будет мир в его костях;И претворенный в радость,Творца постигнув в небесах,Речет: господь есть благость!..»

Уж вестник утра в высоте;И слышен громкий петел;И день в воздушной красотеЛетит, как радость светел…Узрели дев, объятых сном,И старца труп узрели;И мертвый страшен был лицом,Глаза, не зря, смотрели;Как будто, страждущ, прижималОн к хладным персям руки,И на устах его роптал,Казалось, голос муки.

И спящих лик покоен был:Невидимо крыламиИх тихий ангел облачил;И райскими мечтамиЧудесный был исполнен сон;И сладким их дыханьемОкрест был воздух растворен,Как роз благоуханьем;И расцветали их устаУлыбкою прелестной,И их являлась красотаВ спокойствии небесной.

Но вот – уж гроб одет парчой;Отверзлася могила;И слышен колокола вой;И теплятся кадила;Идут и стар и млад во храм;Подъемлется рыданье;Дают бесчувственным устамПоследнее лобзанье;И грянул в гроб ужасный млат;И взят уж гроб землею;И лик воспел: «Усопший брат,Навеки мир с тобою!»

И вот – и стар и млад пошлиОбратно в дом печали;Но вдруг пред ними из землиВкруг дома грозно всталиГранитны стены – верх зубчат,Бока одеты лесом, —И, сгрянувшись, затворы вратЗадвинулись утесом.И вспять погнал пришельцев страх:Бегут, не озираясь;«Небесный гнев на сих стенах!» —Вещают, содрогаясь.

И стала та страна с тех порДобычей запустенья;Поля покрыл дремучий бор;Рассыпались селенья.И человечий глас умолк —Лишь филин на утесеИ в ночь осенню гладный волкТам воет в черном лесе;Лишь дико меж седых брегов,Спираема корнямиИзрытых бурею дубов,Река клубит волнами.

Где древле окружала храмОтшельников обитель,Там грозно свищет по стенамЗмея, развалин житель;И гимн по сводам не гремит —Лишь веющий пороюПустынный ветер шевелитВ развалинах травою;Лишь, отторгаяся от стен,Катятся камни с шумом,И гул, на время пробужден,Шумит в лесу угрюмом.

И на туманистом холмеМогильный зрится камень.Над ним всегда в полночной тьмеСияет бледный пламень.И крест поверженный обвитЛистами повилики:На нем угрюмый вран сидит,Могилы сторож дикий.И все как мертвое окрест:Ни лист не шевелится,Ни зверь близ сих не пройдет мест,Ни птица не промчится.

Но полночь лишь сойдет с небес —Вран черный встрепенется,Зашепчет пробужденный лес,Могила потрясется;И видима бродяща теньТогда в пустыне ночи:Как бледный на тумане день,Ее сияют очи;То взор возводит к небесам,То, с видом тяжкой муки,К непроницаемым стенам,Моля, подъемлет руки.

И в недре неприступных стенМолчание могилы;Окрест их, мглою покровен,Седеет лес унылый:Там ветер не шумит в листах,Не слышно вод журчанья,Ни благовония в цветах,Ни в травке нет дыханья.И девы спят – их сон глубок;И жребий искупленья,Безвестно, близок иль далек;И нет им пробужденья.

Но в час, когда поля заснутИ мглой земля одета(Между торжественных минутПолночи и рассвета),Одна из спящих восстает —И, странник одинокий,Свой срочный начинает ходКругом стены высокой;И смотрит в даль и ждет с тоской:«Приди, приди, спаситель!»Но даль покрыта черной мглой…Нейдет, нейдет спаситель!

Когда ж исполнится луна,Чреда приходит смены;В урочный час пробуждена,Одна идет на стены,Другая к ней со стен идет,Встречается и руку,Вздохнув, пришелице даетНа долгую разлуку;Потом к почиющим сестрам,Задумчива, отходит,А та печально по стенамОдна до смены бродит.

И скоро ль? Долго ль?.. Как узнать?Где вестник искупленья?Где тот, кто властен побеждатьВсе ковы обольщенья,К прелестной прилеплен мечте?Кто мог бы, чист душою,Небесной верен красоте,Непобедим земною,Все предстоящее презретьИ с верою смиренной,Надежды полон, в даль лететьК награде сокровенной?..

Баллада вторая